Леонид Леонов - Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3. [1944-1945]
— Вы счастливы? — спросила я Галину Васильевну.
— Да. После войны я вышла замуж за славного парня — Бориса, с которым познакомилась случайно, в поезде, направляясь на шахматный турнир. Я ведь с одиннадцати лет занимала в школе первенство по шахматам, в пятнадцать сыграла вничью с чемпионом страны… В спокойные от обстрелов часы устраивала в госпитале сеансы одновременной игры. Эти сеансы оказались успешной терапией… Есть у меня наследница — дочь Таня, специалист по медоборудованию. Семья моя — семья единомышленников. Общая вера — составляющая подлинного счастья.
— А как сложилась жизнь у Тамары? — поинтересовалась я.
— Ей довелось испытать муку невысказанной любви, — вздохнула Галина Васильевна. — Полюбила она моего брата Александра. Догадывался ли он — не знаю. Но когда я спросила, как он относится к Тамаре, ответил: «Предложил бы руку и сердце, если бы не был женат». Тамара — однолюб, отдалась всецело врачеванию, заботе о детях своих родственников, сейчас тоже на пенсии.
Тоже на пенсии… Это состояние люди принимают по-разному. Галина Васильевна осталась человеком действия. Мало кто знает, что она с благословения своей семьи, по зову своей веры совершила три рейса в Приднестровье, лично сопровождала три вагона раненых к месту назначения. Готова поехать и в другие «горячие» точки, но лучше бы они поутихли насовсем, навсегда!
Снова и снова удивляюсь: где только берутся силы и мужество у таких людей! Как-никак Галине Васильевне Мельниковой (по мужу Васановой) за семьдесят! Пусть кто-то вспомнит ее прежнюю, а кто-то узнает настоящую. Ведь добро — незабываемо!
Об этом напомнила и вторая встреча с Алексеем Константиновичем Христофоровым. Пригласил он Галину Васильевну вместе с подругой Тамарой на концерт своего хора в ЦДРИ. Представил их своим друзьям: «Мои спасительницы… Ноги сберегли, видите — на своих, не спотыкаюсь…» А рядом с ним стояла и улыбалась…
— Вероника! Медсестра нашего госпиталя! — обрадованно воскликнула Галина Васильевна.
— И моя жена, — уточнил солист хора. И со свойственной ему шутливостью продолжил: — Приезжал за вами, Галиночка, не застал, увезли куда-то раненую… Что делать? Прихватил Веронику с собой, так вместе и кочуем по жизни, к сожалению, без детей…
— Благодарим за сюрприз! Оказывается, не все тайны я узнала на теплоходе…
Вот так еще раз встретились фронтовики. Надеются, не последний. Ведь впереди — 50-летие Победы!
«А до смерти — четыре шага?..»
Мы познакомились в Российском комитете ветеранов войны. Небольшого роста, пухленькая (что не мешает ее легкой походке), с улыбчивыми глазами, миловидным лицом. Но прежде всего покоряет ее добродушие, а также прямота и достоинство в суждениях — ни тени угодничества!.. Увидела на приеме в Кремле Президента России, пробилась к нему, замолвила словечко о женщинах-фронтовичках. Спасибо, мол, что привечаете и одариваете нас, ветеранов, по праздникам, но жизнь наша больше будничная, трудная. Особенно тяжко дается она женщинам-фронтовичкам, осталось их уже так мало, здоровье потеряли смолоду, на войне, теперь нуждаются в помощи и защите.
Верит Мария Зиновьевна Богомолова, как и мы все, что защитниц Родины не забудут в суете политических баталий и страстей…
А жизнь идет своим чередом. Эту женщину многие знают как активную общественницу, члена Совета ветеранов 21-й армии и чемпионку Москвы по радиоспорту — два года подряд она была первой. Как-никак радист 1-го класса. Откуда это у нее? Отвечает:
— С войны… Набралась ума и набивала руку в каждом бою… Помню…
«Помню…» Так начинают свою фронтовую исповедь многие ветераны. Мария Зиновьевна Богомолова поведала мне о своем первом боевом крещении.
— Началось оно зимой 1943 года, когда все части нашей дивизии пошли в наступление на новгородской земле. Меня донимали мысли: «Что будет со мною? Сумею ли справиться со своими обязанностями в первом бою? А вдруг убьют или тяжело ранят? Хуже всего попасть в плен — наслышалась о зверствах фашистов».
Впервые развернула свою рацию под небольшой елочкой, наверху которой успела прикрепить антенну, разгребла снег. Вышла на связь с радистом наблюдательного пункта:
— «Волга», «Волга», я — «Береза», как слышите? Прием.
— Слышу хорошо, жди команды.
Пристроилась около рации, на промерзлую землю постелила хвойный лапник и загородилась бугорком снега. Послышалась команда с НП: «Орудия приготовить к бою! Цель… Уровень… Беглый…» Я точно передала данные. Все орудия взвода настроились на принятый прицел. Последовала вторая команда: «По фашистским гадам — огонь!»
Вскоре пошла в атаку пехота. Противник открыл ураганный огонь. Рвались снаряды, обдавая нас ледяными осколками и землей. У меня задрожали руки и ноги. Вместо того, чтобы еще ниже прижаться к земле, я встала и хотела куда-то бежать. Начальник радиостанции старшина Тимошенко, крепко ухватив меня за шинель, крикнул:
— А связь? Работай! Вызывай начальника штаба… Связь должна быть, пока мы живы!
А снаряды падают, рвутся. Осколки долетают до нас. Сорвана антенна рации. Отлетел каблук от моих новых сапог. Старшина все ниже пригибается и загораживает меня собой. О Боже, я не могу прийти в себя: руки и ноги еще больше дрожат, нутро мутит.
Возобновилась атака нашей пехоты. Послышались по рации новые команды. А я сразу ответить не могу — сорвало антенну. Подключила штыревую, слышно хуже, но принимать и понимать команды можно. Беру микрофон, а руки «пляшут», и все же нажимаю на клапан, повторяю команды.
На огневой появились раненые и убитые. Ранило командира 2-го дивизиона капитана В. С. Бойкова. На носилках все больше и больше приносят раненых. Убитых накладывают на сани и увозят в братские могилы. Многие из них успели замерзнуть в жутких позах. Не могу смотреть на них. Принесли на носилках молодого солдата с автоматом в поднятой руке, с искаженным лицом…
Бой затихал. Вокруг гарь, густая дымка, стоны раненых… Старшина привез в термосе обед. Есть и пить я не могла — продолжалась тошнота и покалывание внутри. Не могла смириться с гибелью бойцов, которые лежали на огневой позиции.
Несколько дней я не могла прийти в себя. Успокаивало то, что хотя и с большим трудом, но справилась со своими обязанностями радиста и с «крещением» в первом бою. С искренним пониманием обстрелянные пожилые бойцы говорили: «Мы-то повидали жизнь. Но за что такие испытания выпали нашим детям? Совсем девчушечка, а пришла воевать за Отечество. Вот истинная русская душа!»
В весну 1943 года мне исполнилось 18 лет. Только-только начала набираться житейского опыта, наивная, не искушенная в любви. Я не испытывала еще никакой сердечной привязанности. Среди нас было много красивых молодых ребят, они относились к нам, девушкам, внимательно и нежно.
Пошли новые бои по всей Новгородской области. То пехота наступала, то отходила. Не забыть такое: из деревни Медведь не успели вывезти раненых. Немцы захватили их в землянке вместе с девушкой-санинструктором. Через несколько часов наша пехота освободила деревню. И то, что мы увидели, потрясло. Фашисты вырезали на лбу санинструктора звезду, отрезали груди и надели их на карабин. Все раненые бойцы были убиты, превращены в месиво из человеческих тел… Таков фашизм. В моем сознании крепла вера в наше правое дело, в необходимость моей солдатской работы. Впереди ждали трудные версты войны…
В памяти Марии Зиновьевны Богомоловой хранится многое пережитое, выстраданное. Чтобы знать истинную цену Победы, надо напомнить хотя бы о фронтовом быте, особенно тяжком для женщины.
— Нам приходилось, — рассказывает она, — и по земле ползать, и пережидать бомбежку среди руин. Шли в пыли, в дыму. А хотелось быть опрятными. Прополоскаешь где-нибудь на привале гимнастерку и, не успев посушить, натягиваешь ее на себя. А как приходилось мыться? Вдвоем с подругой разведем костер, отгородимся плащ-палатками, согреем воды в котелках и поливаем друг друга. На войне на каждом шагу были такие трудности, которые и представить невозможно в мирной жизни.
А история ее первой награды и самой, пожалуй, дорогой — ордена Славы 3-й степени — трогает сердце, дорисовывает облик солдата-победителя.
Мария Зиновьевна стала радисткой штаба дивизиона. Ее направили со взводом лейтенанта Б. Глазунова на танковое направление, откуда должна была вестись стрельба прямой наводкой.
Девушка поддерживала связь штаба с огневой позицией до тех пор, пока не разбило рацию. Убитым оказался санинструктор. Тогда она стала перевязывать раненых, переправляя их в подвал полусожженного дома. Наконец, вышло из строя последнее орудие, и все оставшиеся в живых артиллеристы собрались в подвале. Фашисты начали обыск дома, понимая, что русские далеко уйти не могли.
