В городе Сочи темные ночи (сборник) - Хмелик Мария Александровна

Поезд остановился. По вагонному коридору перед Леной скакал на костылях лыжник. Лена несла его и свою сумки и лыжи.

У вагона стоял носильщик, он согласился посадить лыжника среди багажа, которым нагрузил свою тележку.

— К торжественной встрече заслуженного мастера спорта… приготовились! Улыбки на лицах сопровождающих!.. Начали!.. Ту-ру-ру! Упа-упа! — дирижировал воображаемым оркестром лыжник. — Не вижу улыбок!

На перроне было скользко. Дул ветер. Лене было холодно.

— Поезд Москва — Сочи отправляется со второго пути! — объявили по радио. — Будьте осторожны!

— Вон! Счастливые к морю едут! — завопил лыжник. — Ура!!!

— Эй, девушка! Слушай, поехали со мной! — крикнул, поднимаясь на подножку, усатый проводник. — Мандарины посмотрим!..

— Мандарины! Мандарины!.. Пеликаны! — подпевал лыжник. — И павлины!..

Навстречу по перрону бежала женщина.

— Сынок! — кричала она. — Как же это тебя угораздило!

— Ра-ра-ра! — отвечал сынок. — Все в порядке, ма-ма!.. Заживет!

Медленно отошел поезд, направляющийся к морю. Лениво начали раскручиваться колеса, поплыли лица людей, устраивавшихся в купе. Лена с улыбкой посмотрела им вслед.

Дома в коридоре лежали забинтованные оленьи рога, стопки книг, чемоданы.

Мать с истерическими интонациями разговаривала по телефону с одной из своих подруг.

Лена заглянула в комнату отца и удивленно остановилась, не найдя на привычном месте аквариумов. Комната была пуста.

— Нашел две двухкомнатные! Себе лучше взял! Я ее даже не видела! Раз-раз, рыб своих подхватил — и привет!.. Теперь какие-то чужие люди открывают дверь своим ключом, ставят картонные коробки…

И словно в подтверждение этих слов мимо Лены, держа в руках две большие картонные коробки, прошла худая женщина в больших очках, похожая на кобру.

— Здрасте, — сказала ей Лена.

Она хмуро кивнула.

— А если в этих коробках клопы? — донесся голос матери.

— Никогда у нас клопов не водилось! — копаясь в коробке, ворчала очкастая. — Это вам под обои посмотреть надо. Дом старый! Ремонт не делали…

Лена ушла в коридор, потом в комнату матери.

— Сколько я испортила себе крови, чтобы мы в эту квартиру въехали! Теперь от нее осталось пепелище!

— Здравствуй, мама, — сказала Лена.

Мать повесила трубку.

— Я все делаю одна! Собираю вещи! Договариваюсь с грузчиками! Они — хамы!.. А у тебя — путешествие! Из киноклуба твоего телефон оборвали, где ты? Что ты?..

— Вы нас задерживаете! — на пороге стояла очкастая. — Собираться так, как вы собираетесь, можно три года!

— Пока я в своем доме, я хотела бы, чтобы мне не хамили! — закричала мать. — Вас сюда еще никто не прописывал! Я буду собираться сколько пожелаю! А вы ставьте вещи и сидите на вашей половине!

— Мы на половину не менялись! Мы менялись на всю квартиру! — у очкастой голос был такой же громкий. — Мы договаривались, что переезд займет два дня!..

— Я с вами не договаривалась! Объясняйтесь с тем, кто вас сюда привел!

Мать захлопнула дверь и сердито сказала Лене:

— Вот!.. Видишь, как я живу!

— Сама ты нахалка! Будешь орать, милицию вызову! — обиженно грозила из коридора очкастая.

— Господи! Сколько у нас барахла! — Мать огляделась по сторонам. — Все это давно пора выбросить!..

Зазвонил телефон. Лена сняла трубку.

— Можно Лену Конкину? — услышала она женский голос.

— Это я.

— Вам звонят из деканата. Срочно зайдите, заберите ваши документы.

— Куда зайти? — Лена не понимала ничего.

— В отдел кадров.

— Зачем?

— Из суда пришла бумага, и вас исключили из института…

Лена повесила трубку, постояла, тупо глядя в окно. Она уже начала забывать, что в ее жизни была буйная ночь в милиции, потом тяжелое утро в суде. Оказывается, штрафа им недостаточно. И то, что хотела забыть она, не забыли другие люди… А в институте только рады были избавиться от слабой студентки…

— Ты есть хочешь? — спросила мать. — У нас хлеба нет. Сходишь?

Лена начала одеваться.

— Вот тебе сто рублей, разменяй, с грузчиками расплачиваться… И приходи быстрей…

Мать постояла, глядя на дочь, будто хотела еще что-то сказать, но промолчала и ушла собирать вещи.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Ярко светило солнце. Небо было чистое, голубое. Над морем летали чайки. Им бросали хлеб с пирса девушка и юноша. Оба в джинсах, оба красивые. Чайки с резким криком на лету хватали куски и моментально проглатывали. Когда хлеб кончился, юноша обнял девушку, и они застыли в долгом поцелуе. Над ними кружили птицы, капли помета шлепались на пирс.

Степаныч в полушубке, пусть даже не застегнутом, выглядел экстравагантно среди людей в легких куртках. С печальной улыбкой он смотрел, как целуется эта пара на фоне неба и волн, и потел.

В парке уже начали распускаться цветы. Летали пчелы и бабочки. Было душно, как в бане, в парной, — это под солнцем источали влагу широколистные тропические растения. За кустами на укромных лавочках целовались люди среднего возраста. Они проводили свои отпуска в санаториях и домах отдыха, оставив семьи далеко на Севере, среди снега. Они затем и ехали сюда, к теплу и к морю, чтобы вот так вот целоваться, даже не очень-то и выбирая с кем, а потом скучными серыми буднями вспоминать об этом, как о самых счастливых днях.

На аллее, что спускалась к морю от гостиницы для иностранных туристов, толпились спекулянты и отдыхающие. Цыганки пытались продать Степанычу косметику для любимой, а для ребенка жвачку "Дамбо". Интеллигентного вида польские дамы предлагали шампуни и белье. Им нужны были рубли для покупки золота, чтобы потом перепродать его за доллары туркам. У коротко остриженного, с большим синяком под глазом парня Степаныч купил голландские лезвия для бритвы.

При входе в гостиницу швейцар с бакенбардами и в униформе требовал пропуск. Сунув ему двадцать пять рублей, Степаныч вошел и огляделся.

В вестибюле было многолюдно. Из бассейна выходили люди в махровых купальных халатах с влажными волосами. В баре пили коньяк, дергали ручки "однорукого бандита" и матерились при отсутствии выигрыша пожилые ухоженные мужчины с теннисными ракетками и ярко накрашенные женщины в туго обтягивающих пышную грудь майках с иностранными надписями. По внешнему виду и манерам Степаныч определил, что это отдыхают труженики торговой сети. Московские валютные проститутки, приезжавшие работать к морю, весело общались с помощью жестов с группой финских лесорубов.

Степаныч пошел в магазин "Березка" и внимательно изучил ассортимент товаров, которые продавались за валюту. Подумал, если б Жанна была с ним, сколько всего хотелось бы. А сейчас — полное равнодушие! Он с удовольствием послал подальше ошивавшегося возле магазина парня, который предложил купить доллары — один к пятнадцати.

Наконец Степаныч подошел к окошку, за которым сидела пожилая женщина с усами — дежурный администратор гостиницы.

— Нету мест! — сурово сказала она.

Вложив в паспорт пятьдесят рублей и фотографию, где он снят в обнимку со Сталиным и государственными деятелями, Степаныч протянул его администратору:

— Люкс на одну ночь!

Администратор внимательно на него посмотрела, оценила внешний вид, потом вынула из паспорта деньги и фотографию. Фотографию она изучала долго.

— Манана! — позвала она. — Ты посмотри, что он мне дал!

К ней подошла молоденькая беременная, взяла фотографию и закричала радостно:

— Гиви!!! Как он плохо выглядит!..

— Диету не соблюдает, вот печень и болит, — сказала администратор.

— Работы много! — вставил Степаныч.

— С киностудии приехал? — спросила у него администратор. — Был у меня лет двадцать назад один с киностудии… Потом его уголовный розыск искал…