Лондон бульвар - Бруен Кен
— Завтра идем, как договорились.
— Да.
— Митч, это легко, никаких проблем. От тебя требуется только одно — прикрывать меня.
— Легко? Первый раз слышу, что забирать деньги — легкое дело.
Он всерьез рассердился, попытался сдержаться, сказал:
— Я принесу «Ред Булл».
— Что принесешь?
— Такой энергетический напиток Запьешь им пару таблеток амфетамина, и ты на полном взводе.
— И без мозгов.
— Я подхвачу тебя в двенадцать, идет?
— Жду не дождусь.
Потом я заказал пиццу по телефону и стал ждать, когда ее доставят. Читал «Боковой удар» Чарльза Уилфорда и сокрушался, что таких серий больше не будет. В тюрьме я прочитывал одну, даже две книги за день. И собирался сохранить эту привычку.
В дверь позвонили. Открыл. Это не пицца. Крепкий мужчина, русые волосы с проседью, темный костюм.
— Мистер Митчелл? — спрашивает.
— Да.
Протянул удостоверение, говорит:
— Я детектив, сержант Бэйли. Могу я с вами поговорить?
— О'кей.
Он прошел за мной внутрь, оценивающе оглядел комнату, говорит:
— Хорошее местечко.
Я кивнул. Он сел, начал:
— Мы получаем ежедневный бюллетень о бывших заключенных, возвращающихся в наш округ.
Если он ждал от меня какого-то ответа, то я его не дал.
Достал пачку крепких сигарет, мне не предложил, закурил и продолжил:
— Мне попалось ваше имя, но там нет адреса.
— Я не на условно-досрочном. Свободный человек.
— Ну конечно, конечно. Я позвонил вашему другу Нортону, и он был рад помочь. Я решил заскочить на минутку, посмотреть, как вы устроились.
Опять звонок в дверь. На этот раз пицца. Забрал ее, принес в комнату, поставил на стол. Бэйли оживился:
— О, пицца. Великолепно! Можно кусочек?
— Конечно.
Он открыл коробку, приступил:
— Ммм… слава богу, без анчоусов… Вот бы еще чайку?
Я пошел в кухню, поставил чайник. Он кричит с набитым ртом:
— Очень вкусно! Пиццу надо есть, пока горячая!
Когда я пришел с чайником, Бэйли половину уже прикончил.
— Господи, мне это было просто необходимо, — сказал он. — Пропустил ланч.
Выпрямился, рыгнул.
— Была какая-то особая причина для вашего визита? — полюбопытствовал я.
Он налил чай, говорит:
— Я посмотрел ваши данные. Вы отсидели три года за тяжкие телесные повреждения.
— Да.
— Я хотел бы узнать о ваших планах.
— У меня есть работа.
— Боже милостивый! Быстро. Надеюсь, легальная?
— Конечно.
Он встал, отряхнул крошки с пиджака, сказал:
— Ваш друг Нортон слишком круто по ветру берет. Вам бы лучше с ним не встречаться.
Мне эта дружеская болтовня поднадоела, говорю:
— Это что, угроза, сержант?
Он, с улыбкой:
— Ну и темперамент у тебя, парень. Ты ведь не хочешь опять нарваться на неприятности?
Я заткнулся, говорю:
— Тронут вашей заботой.
— Еще бы. Зови это интуицией.
Я вернулся в комнату, сунул остатки пиццы в мусорку. Окурок он затушил в чайной чашке. Я громко сказал в никуда:
— Гребаная свинья.
На следующее утро я раздумывал, что надеть, если собираешься идти вытрясать деньги. Получше? Похуже? Решил, что нужно одеться попроще. Джинсы и свитер.
Ровно в двенадцать приехал Нортон. Я сел в фургон, говорю:
— Подходящий сегодня денек.
Нортон был как на иголках, притоптывал ногами, барабанил пальцами по рулю. Когда мы отъезжали, я краем глаза заметил блондина в поношенном костюме и крикнул:
— Билли, постой минутку!
Он остановил машину, я выскочил. Человек исчез. Я вернулся обратно, Нортон спрашивает:
— Что?
Я покачал головой:
— Это бред, но мне кажется, что за мной следят.
— За тобой? Ну это чокнутым надо быть — следить за тобой. Вот бери — освежись.
Указал на картонки с «Ред Булл».
— Нет, я люблю работать без подогрева.
Он открыл банку, сделал большой глоток, произнес:
— Агрр…
— Ты ускорителя добавил?
— Всего полтаблетки, ерунда.
Мы неслись по Клэпхем-роуд, я говорю:
— Ты слишком круто по ветру берешь.
— Что?
— Это мне полицейский сказал.
Нортон уставился на меня. Я говорю:
— Следи за дорогой, козел!
Он заорал:
— Ты с легавым говорил… обо мне?!
— Ага, с тем самым козлом, который получил у тебя мой адрес.
— А…
Он заткнулся, через некоторое время говорит:
— Бэйли отстой, не парься.
— Этот отстой знает, где я живу. Это всегда неприятно.
Когда поворачивали на Эшмоул Истейт, Нортон добавил:
— Должен тебе честно сказать, Митч: ты принимаешь все слишком близко к сердцу.
— Точно.
~~~
— НЕНАВИЖУ ГРЕБАНЫХ МОНАХИНЬ!
Нортон сплюнул при виде монахини, спешившей куда-то по тротуару.
В Эшмоул Истейт был женский монастырь.
Я сказал:
— Я думал, что у вас, ирландцев, есть религия.
Он хрюкнул, ГОВОРИТ:
— Что у нас есть, так это долгая память.
— Ну а если религии нет, нужно иметь Божье благословение.
Он посмотрел на меня:
— Господи, Митч, это чертовски круто.
— Но не оригинально. Это написал Дональд Роули, поэт.
Мы припарковались у многоэтажного дома. Нортон заявил:
— Ненавижу гребаных поэтов.
Мы вышли, Нортон перекинул через плечо спортивную сумку, посмотрел на меня:
— Нужно чё-нибудь?
— Нет, пойду, как говорится, чистым.
— В смысле, для защиты… биту бейсбольную, например? Там, куда идем, стихи не помогут.
— Нет. А что в сумке?..
Он зловеще улыбнулся, говорит:
— Средства поощрения.
Это было восемнадцатиэтажное здание. На входной двери домофон. Но уже весь раскуроченный. Мы толкнули дверь, прошли к лифту.
Нортон говорит:
— Постучи по дереву.
— Что?
— Ну лифт… Чтобы работал.
Лифт работал.
Весь расписанный граффити, он вонял мочой и отчаянием. Этот запах был мне очень хорошо знаком. А вам лучше его не знать.
Мы вышли на последнем этаже. Нортон сказал:
— Думай, что это гольф.
— Гольф?
— Ага, восемнадцать лунок.
Подошли к квартире, Нортон забарабанил в дверь. Вытащил маленькую красную записную книжку.
Дверь открылась, выглянул ребенок Нортон сказал:
— Мать позови.
Мать была индианкой и очень нервничала. Нортон сказал:
— Пора платить.
Она ушла в квартиру, вышла с пачкой денег, протянула. Нортон заглянул в книжку, пересчитал деньги, говорит:
— Немного не хватает.
Индианка сказала:
— Неделя очень тяжелая была…
Он ее перебил, повысил голос:
— Ты! Кончай горбатого лепить, на следующей неделе отдашь вдвое.
Она слишком быстро согласилась. Мы все трое знали, что денег у нее не будет.
Спустились на семнадцатый этаж. Я спросил:
— И что дальше? Они же увязают все сильней.
Нортон на ускорителе, чувство юмора в отключке, лыбится, говорит:
— Вот, ты ухватил самую суть. Со временем они отдают права на аренду.
— А потом?
— Да ты не беспокойся! У нас есть бригада специалистов по переселению.
— Так, дай-ка я догадаюсь. А потом вы все это пересдаете.
— В точку. Этим самым яппи, которые хотят, чтобы из окна было видно крикетное поле. У нас уже есть шесть квартир.
На следующих трех этажах история повторилась. Печальные женщины разных национальностей обещали продать свою жизнь. На двенадцатом этаже Нортон сказал:
— Эти испанские мерзавки ничего, кроме тоски, у меня не вызывают.
Открылась дверь, он вломился внутрь. Женщина закричала:
— Nada, nada, nada. [14]
Нортон огляделся, говорит:
— Где он, где твой муж?
Распахнулась дверь в спальню, из нее выскочил мужчина в ярко-синих семейных трусах. Прошмыгнул мимо меня в коридор.
Нортон бросился за ним, как борзая, с улыбкой маньяка на лице.
