В городе Сочи темные ночи (сборник) - Хмелик Мария Александровна

В сомнамбулическом состоянии Степаныч пошел вслед за Сталиным и оказался в его кабинете, так хорошо знакомом по многочисленным репродукциям.

За рабочим столом вождя почему-то сидел сын Степаныча Боря, а перед ним старичок Калинин размахивал руками, как мальчик, и жаловался на дороговизну машин на автомобильном комиссионном рынке.

Степаныч оторопел. Его сознание не в силах было так быстро охватить этот скачок во времени: тут и Сталин, тут и сын, родившийся через десять лет после его смерти. Наконец он увидел кинокамеру и очнулся.

— Мужик мнется, цену не назначает, — с сильным кавказским акцентом говорил Калинин. — Говорит, звоните наследующей неделе.

Маршал Ворошилов с интересом слушал вместе с Борей.

— У него седьмая модель, брать надо, — посоветовал сын.

— Слушай! Звоню на следующей неделе, конкретно говорю — цена? Он просит пять тысяч сверх государственной стоимости…

— Сколько лет машине? — спросил Ворошилов.

— Два года, — ответил Боря.

— Так это нормально.

— Да такие машины два года назад на рынке по своей пене стояли! — переживал Калинин. — А я, дурак, денег пожалел!

— Вспомнил! — засмеялся Ворошилов.

— До чего довели народ! — расстроено сказал Сталин. — Слепые котята!

Тут Боря заметил Степаныча:

— А, папуля! Камера пока оператору нужна. Подождать придется.

Степаныч протянул руку Сталину, представился:

— Евгений… Очень похоже!

— Спасибо, — со сдержанной гордостью поблагодарил Сталин.

— А можно я пока с государственными деятелями снимусь?

Государственные деятели не возражали, встали в обнимку со Степанычем под портретом Ленина.

— Руководители государства с народом! — Степаныч был счастлив.

— Моя сестра двоюродная Сюзанна — администратор в гостинице, — рассказывал Калинин. — Лет двадцать назад заселялся к ним аферист. В паспорт вкладывал фотографию, где самому Сталину руку жмет. Ему, естественно, лучший номер без очереди… Выяснилось, на киностудии работал…

К ним подошла унылая ассистентка в очках.

— Гиви! — позвала она Калинина. — Иди возьми деньги с депонента. Я договорилась… Иди скорей, а то касса закроется.

Старичок Калинин, взъерошив бороду, бросился к ней, обнял и похлопал по тощим ягодицам:

— Милая, поехали со мной на Черное море отдыхать, а?.. Я тебе сад покажу, мандарины!.. Видела, как мандарины на ветках зреют?..

— Ой, Гиви, — вздохнула ассистентка. — Какой же ты дурак!

Лена села в качалку с высокой спинкой, стоящую напротив аквариумов, и принялась раскачиваться.

Отец в майке и брюках с расстегнутым ремнем кормил рыбок.

Помолчали.

— Из громких воплей твоей мамы я уяснил" что ты отправляешься в путешествие, — наконец сказал он.

— Да, — согласилась Лена.

— Правильно делаешь. На юг?

— На север.

— Одна?

— Да.

— Понятно… Кто-то летит на север, кто-то на юг… — Отец надел рубашку, застегнул пуговицы. — Кажется, я нашел вариант обмена. Две квартиры, обе неподалеку от Кольцевой дороги. В противоположных концах города.

— Ты их видел?

— Обе!.. Чудные места! Возле домов лес, лоси бродят… Кукушки: ку-ку ку-ку…

Отец открыл в столе ящик, достал оттуда коробку конфет, взял газету и аккуратно завернул коробку в нее.

— На свидание собираешься? — спросила Лена.

— Не твое дело.

— Уже нашел себе молоденькую?.. Да? Продавщицу из зоомагазина?

— Нет. Спекулянтку с Птичьего рынка… Когда уезжаешь?

— Завтра днем.

Отец налил в горсть одеколон и растер по шее.

— Значит, в следующий раз мы увидимся после твоего возвращения… Вот так, живем вместе и не нашли времени обсудить сложившуюся ситуацию…

— Что ее обсуждать? Все ясно. Навстречу новым приключениям!

Отец вздохнул:

— Осторожней там, на Севере… С мужчинами на улице не знакомься. — Он достал из внутреннего кармана пиджака деньги и протянул Лене: — Вот, дочь, рыбкой жертвую… Не отказывай себе ни в чем…

— Мерси, — усмехнувшись, она приняла этот щедрый родительский дар.

Степаныч не подозревал, что он способен так сильно любить. У него в жизни было много женщин, но он со всеми расставался без сожаления. А тут…

Пока лежал в больнице, он прочел в какой-то книжке, что после сорока лет, перед старостью, с мужчинами происходит что-то, они меняются… Кто-то бросается в политику, хотя раньше был к ней равнодушен. Начинает выдвигать себя в депутаты, А у кого-то случается большая любовь. Такая, что человек теряется, как перед опасной болезнью.

Степаныч мог любоваться на Жанну часами. Ему не приходило в голову поступить как раньше, когда он первым делом изучал у женщины бюст и зад, а потом тащил в постель…

Нет!.. Это богиня! А с богиней надо бережно, она хрупкая.

Степаныч удивлялся иногда, что же это такое с ним вдруг произошло. Но, немного подумав, он нашел еще одно объяснение своему нынешнему состоянию: во время недавней операции, видимо, влили чужой крови. Кто знает, чья она. Может, поэт нищий сделался донором… Кровь эта прошла через мозги. А на Степаныча вот и обрушилось такое… И счастье, и тревога…

Степаныч стоял у прилавка и любовался, как Жанна работает. Ее тонкие пальцы быстро переставляли стеклянные стаканы.

— Завсекцией ругается, — не глядя на Степаныча, сказала Жанна. — Говорит, отвлекаешь от работы. Что из-за тебя вчера два стакана разбила.

— Ей какое дело! Я же эти стаканы купил… Завидует она, вот и все… Разве я могу отойти от тебя?! Смотри, я фотографию тебе принес — на память о нашей встрече! — Степаныч протянул Жанне снимок.

Жанна с интересом стала рассматривать: широко улыбающийся Степаныч в пиджаке в крупную клетку положил руку на кинокамеру, глаза измучены творческим поиском…

— А ты всегда в этом пиджаке ходишь? — спросила Жанна.

— Нет, у меня еще костюм есть, а что?

— Да нет, ничего…

Жанна вздохнула.

От грязной, мокрой обуви покупателей на кафельном полу образовались коричневые лужи. А сегодня ее очередь полы мыть. Собирать в ведро вонючей половой тряпкой всю эту дрянь.

— Давай уедем отсюда? — вдруг предложил Степаныч.

— Куда? — невесело усмехнулась Жанна.

— К теплу, на море… В Сочи… Мы там прошлой зимой фильм снимали из американской жизни… Там сейчас хорошо, тепло… Пальмы, мандарины… Хочешь?

Жанна опять вздохнула, покосилась на вредную завсекцией, стоявшую за соседним прилавком.

— Не бойся ты ее. — От вздохов Жанны у Степаныча болело сердце. — Хоть завтра поедем… и ты забудешь про них всех… Навсегда.

— Вчера по радио передавали, в Африке снег выпал… На тридцати километрах лежал… Негры со всех сторон сбежались на него смотреть…

Отец Лены и его молодая подруга подошли к прилавку.

— Шесть стаканов за рубль пятьдесят, — протягивая Жанне чек, сказал отец Лены.

Жанна легко касалась стаканов лезвием ножа и заворачивала их. Стаканы тихо пели.

— Этот не нужно, — молодая подруга отца отставила один стакан в сторону. — Здесь рисунок другой.

— Такой же, — ответила Жанна.

— Нет! На тех цветы голубые, а на этом синие! Нам не нужно разных стаканов, правда?

— Конечно, — кивнул отец Лены.

Жанна заменила стакан, и они ушли.

— А в кино весело работать? — спросила Жанна Степаныча.

— Весело, — кивнул он. — Все шутят… Артистки кругом красивые… Только надоело мне все… Я бы целыми днями тут…

Жанна фыркнула:

— Неужели?

— Ты очень на одну девушку похожа… Я на ней жениться хотел…

У прилавка стоял Губанищев и тупо смотрел на Жанну.

Степаныч покосился на него и замолчал.

— Эй! — позвал Губанищев Жанну. — Вон то блюдо мне покажите.

— Но ты лучше, Жанна, — закончил свою мысль Степаныч. — У тебя глаза красивее…

— А с золотыми полосками блюдо есть? — перебил Губанищев.