В городе Сочи темные ночи (сборник) - Хмелик Мария Александровна

Под сугробами стояли засыпанные до лета автомобили. Иногда водители грузовиков, разворачиваясь, наезжали на сугробы, и слышался глухой скрежет металла. "Еще один подснежник", — меланхолично констатировал в таких случаях водитель грузовика. А когда снег сходил, владельцы автомобилей злобно матерились, обнаружив вмятины на крыльях и дверях.

Во дворе отделения милиции лейтенант Кондаков задержался. Он сделал на конце веревки петлю, сел на корточки и принялся терпеливо ждать, когда голубь, клюющий хлебные крошки, наступит на петлю лапкой.

Светало.

Искрился снег.

Настроение у Кондакова, как всегда, было отличное.

Наконец голубь влез в петлю.

Кондаков дернул за веревку.

Петля затянулась, голубь попытался улететь, но не смог.

Взяв бьющуюся птицу в руки, Кондаков аккуратно сложил ее крылья и сунул во внутренний карман шинели.

Войдя в отделение, он вежливо поздоровался с дежурным.

Дежурный встал и отдал ему честь.

Кондаков засмеялся.

Его рабочее место находилось у камеры предварительного заключения. Подойдя к обшарпанному письменному столу, Кондаков открыл верхний ящик и запихал в него голубя. После чего он снял шинель, повесил на гвоздь и встал у окна.

Появился младший лейтенант Попов.

У Попова были сложности с тещей, и на работе он пытался отдохнуть от домашних скандалов. Но теща звонила ему по телефону.

Вот и сейчас, не успел Попов раздеться и сесть, как телефон затренькал. Со вздохом подняв трубку, младший лейтенант начал привычно оправдываться:

— Ну не брал я… Слышите, мама… Не брал я эти несчастные три рубля… Не брал…

Кондаков, сдерживая хохот, кивал и подмигивал, приободряя товарища.

Швырнув трубку, Попов открыл верхний ящик стола, чтобы достать папку с протоколами…

Обретя свободу, голубь метнулся Попову в лицо.

Попов от неожиданности резко отшатнулся, закрыл лицо руками и рухнул на пол вместе со стулом, сильно ударившись головой.

Голубь всем своим тщедушным тельцем бился в окно.

Кондаков хохотал.

— Обалдел?.. Да?.. — обиделся Попов, выбираясь из-под стола.

— Минута смеха, мой юный друг, — отсмеявшись объяснил Кондаков, — заменяет ведро морковки!

Попову очень хотелось послать Кондакова с этим ведром морковки, он перебирал в уме все подходящие в данном случае словосочетания и беззвучно шевелил губами, повернувшись спиной. Одновременно своими корявыми пальцами Попов пытался поймать голубя.

Голубь обреченно рвался на свободу.

Стекло звенело.

Кондаков, наблюдая за нелепыми жестами Попова, заржал с новой силой.

Попов терпеливо ждал, когда Кондаков успокоится, и мечтал: скоро его повысят в звании, и тогда он со всей силы врежет Кондакову по зубам.

— Час смеха равноценен отпуску, проведенному в Сочи, — вдруг совершенно спокойно сказал Кондаков и добавил очень серьезно: — Надо шутить. Шутка жизнь украшает.

— Кому? — уныло спросил Попов.

Проснувшийся в камере алкоголик принялся долбать ногой в дверь, хрипло крича:

— Жрать хочу!..

Кондаков посмотрел на него с сочувствием и ласково произнес:

— Заткнись!

— Дай хлеба!..

— Сейчас будут тебе и хлеб и зрелища! — пообещал Кондаков.

А в это время за семьсот километров от Кондакова, в славном городе Москве, смотрел из окна своего дома на улицу сорокапятилетний человек, которого все называли Степаныч.

На его трикотажных тренировочных штанах отвисли колени. Майка была порвана, а зашить некому — он жил один.

За окном открывался довольно унылый вид: блочные дома с облезлой краской на фасадах. С неба сыпался то ли дождь, то ли снег. И все вокруг было серое-серое… От этого цвета тошнило.

Лицо у Степаныча тоже было серое. Мешки под глазами. Давно не мытые, свалявшиеся волосы торчали в разные стороны, открывая проплешину на макушке.

Левой рукой Степаныч поглаживал недавно прооперированный желудок.

Хотелось пить.

На кухне Степаныч открыл кран над раковиной, набитой грязной посудой, нашел чистую чашку и подставил ее под струю воды.

Чашка выскользнула из рук и разбилась, ударившись о край мойки.

Степаныч посмотрел на осколки чашки, потом вынул из раковины стопку жирных тарелок и изо всех сил швырнул их на пол.

Перебив в кухне всю посуду, он пошел в комнату, распахнул дверцы шкафа, где стоял дорогой сервиз…

Успокоился он только тогда, когда вся посуда в его доме была уничтожена.

Ночью Лена ехала на метро.

Она стояла у двери в полупустом вагоне, уткнувшись в воротник дубленки. Ее крашенные в рыжеватый цвет волосы забивались в нос и в глаза. Она вздохнула, подняла голову, заложила волосы за уши.

Толстые провода, в несколько слоев закрепленные на стене тоннеля, слились в одну бесконечную ленту.

"Когда я впервые увидела тебя, мне показалось, что мы знакомы давно-давно. И никаких слов не нужно было произносить. Сразу стало понятно, что ты и я — мы едины. Никуда не деться нам друг от друга. Я люблю в тебе все, даже то, что другим кажется недостатками. Мне с тобой так хорошо, так спокойно. Ты так ласкал меня. Мое тело сохнет без тебя. Я умираю… Сокровище мое, только с тобой я дышу…"

В груди у Лены комом лежала боль. Эта боль не давала ей глубоко вздохнуть.

"Собака, побитая, бездомная собака, — думала она, глядя на свое отражение в стекле. — Нельзя быть беспечной. Никогда нельзя считать себя счастливой. Я потеряла голову, расплескала от радости свои мозги, потому все это со мной и произошло…"

Стук колес в темноте за окном напоминал ей о времени, когда родители на поезде возили ее летом на юг.

"Как хочется уехать. Уехать из этой тошнотной Москвы. От этих луж на льду, от этого забрызганного грязью снега, от этих рож…"

Шум колес сделался тише, и поезд, выехав из тоннеля на улицу, мчался по мосту.

Внизу под ним была стоянка грузовых автомобилей. Освещенные мощным лучом прожектора, бесконечными рядами стояли машины…

Лена долго нажимала на кнопку звонка. Ей не отпирали. Тогда она стала стучать ногами.

Наконец щелкнул замок и дверь открылась. Появившийся на пороге заспанный парень лет двадцати пяти испуганно сказал:

— Ленка!

— Добрый вечер, Сашенька, — ласково пропела она, тесня его в глубь квартиры. — Разбудила я вас, мои золотые…

Не раздеваясь, прошла в комнату, где в кровати сидела ее подруга Марина.

— Как же это? Свадьбы не было, а вы уж спите вместе?

Лена швырнула на пол одеяло и подушки.

— Ой, подруга, сбежит жених! Плакать будешь!

— Чего тебе? — спросила Марина.

— Трусы забыла! — Лена открыла шкаф и принялась выбрасывать из него вещи. — Это не мое, и это не мое. А, вот они!

— Может, ты разберешься с девушкой? — спросила Марина растерянного Сашу. — Спать охота!

— Ах ты, сука! Крыса крашеная! — Лена вцепилась Марине в волосы. — Радуешься, паскуда!

Марина завизжала.

— Прекрати, идиотка! — Саша попытался оттащить Лену от Марины.

— Устроились на моей постели, хорьки!

Саша стянул с Лены дубленку, обхватил вокруг пояса, поволок в другой конец комнаты.

— За что?! Любимый!.. — орала Лена. — Я люблю тебя! Родной!

— В ванную тащи! — кричала Марина. — Запри ее в ванной!

Вырвавшись, Лена бросилась на Марину. Они сцепились и визжа стали кататься по кровати, пока Саша не разнял их.

Изо всех сил отвесив Лене оплеуху, он потащил ее в ванную.

— Бей сильней! — Лена глотала слезы, одна щека ее горела. — Меня можно!

— Все тебе припомню, — Марина пыталась остановить идущую из носа кровь. — Сволочь!

В дверь позвонили; прижав к лицу платок, Марина отправилась открывать. Вошел наряд милиции.

— На вас соседи жалуются, спать мешаете. В чем дело?