Высоцкий. Спасибо, что живой. - Высоцкий Никита Владимирович
— Не пихайте меня, я отправляю людей!
— А мы кто, не люди? — раздалось из очереди.
— Ну вот и стойте... Молча.
Регистраторша снова обратилась к Фридману:
— Вы задерживаете всех. Давайте я оформлю тех, у кого паспорта. А дальше идите разбирайтесь.
— Нет, голуба! Ты всех оформишь, — не унимался Фридман.
— Да отпихните вы оттуда этих уродов! — донеслось из конца очереди.
Ситуация обострялась. Толпа активно напирала на Леонидова у весов и на Фридмана с Высоцким у стойки.
— Я подтверждаю, что она — это она! — Володя сделал очередную попытку выправить разговор. — Давайте расписку, что ли, напишем. Ну — шаг навстречу.
— Это невозможно, — упрямо твердила регистраторша, не глядя ему в глаза.
— Позовите руководство, — не выдержал Леонидов.
— Я не обязана.
— Зовите, я сказал! — настаивал Паша.
— Вы мешаете работать.
Туг не выдержали нервы у одного из пассажиров.
— А ну вали отсюда! — заорал он и попытался скинуть вещи москвичей с весов, чтобы поставить свои. Леонидов сбросил его чемодан и водворил на место сумки. Поднялась толкотня. Татьяну вообще вытеснили из очереди.
— Забирайте. Следующий! — Регистраторша швырнула Фридману билеты и паспорта.
— Минуточку, дорогуша! — вскричал Фридман. — Со мной так нельзя!!!
Тут женщина развернулась к скучающему у весов грузчику.
— Милицию зови! — приказала она.
— Давно пора! — одобрительно загудела очередь.
Очень быстро, как будто ожидали в засаде, возникли капитан и сержант милиции и встали за стойкой со стороны регистраторши.
— Что тут у вас? Ну-ка тихо — не орать.
Все замерло.
— Все в порядке, командир. Нужно улететь, паспорт потеряли. Давай решим это... — миролюбиво заговорил Володя.
— У кого нет паспорта? — с важным видом осведомился капитан.
Фридман потянул Татьяну за руку.
— Да вот. Танечка, сюда иди. Вот она, наша красавица.
Капитан козырнул Тане.
— Пройдемте в сторонку.
— Павел, стой и не пускай никого, — шепнул Фридман Леонидову, а сам двинулся за милиционерами. — Ребятки, это Высоцкий.
— Ще ваш паспорт? — капитан навис над Таней.
— Потеряла.
— У вас должна быть справка, ее дают при утере.
— Да у нее забрали паспорт, — вмешался Володя. —Ну, девчонка. Не разобралась. Скажи, чтоб пропустили, или выпиши ей справку.
— Пройдите со мной,—неумолимо продолжил капитан. Он подчеркнуто обращался только к Татьяне.
— Стой. Где у вас тут хоть какой-нибудь начальник? — твердо спросил Володя.
Капитан первый раз посмотрел на Высоцкого.
— Я начальник.
— Нет, мне такой нужен, кто и тебе прикажет.
— Не знаю такого.
Неожиданно регистраторша, которая тоже вышла из-за стойки, потянула Высоцкого за рукав:
— Владимир Семеныч, только не оборачивайтесь. Вон тот в углу... он сказал: «Без паспорта никого не сажать».
Володя не послушался и обернулся.
* * *
Всю эту сцену Михалыч наблюдал, стоя у дверей в депутатский зал. В глубине души он надеялся, что Высоцкий согласится оставить Ивлеву в Бухаре. И тогда он, Михалыч, избежит необходимости разговаривать с ним. Это было бы лучшим выходом. Но Высоцкий упорствовал. Теперь разговора было не избежать.
* * *
Володя повернулся к регистраторше.
— Как зовут его?
— Не запомнила, но он не местный — из Ташкента. Я бы пропустила, но...
Володя еще раз посмотрел в сторону мужчины, на которого указала регистраторша. Вслед за ним повернулись и Фридман, и Леонидов, и Таня.
— Спасибо. Капитан, жди здесь. Я сейчас решу все. — Володя улыбнулся Татьяне и зашагал к Михалычу, внимательно наблюдавшему за происходящим.
— Володя! — окликнула его Татьяна. — Это он у меня паспорт забрал!
Володя остановился — Фридман перегородил ему дорогу, широко расставив руки.
— Не ходи. Татьяну я отправлю потом. Будь взрослее. Они же провоцируют тебя. Не надо. Наоборот, покажи, что тебе все равно. Что они ей сделают за паспорт? Чем меньше ты реагируешь, тем лучше. Этот человек — он очень на многое способен. Это очень непорядочный человек. Он умеет давить на самое больное.
—Ты что-то знаешь, Леня?
— Да, знаю. Я знаю, что им нужен ты. Не я, не Татьяна — а ты. И поэтому не ходи. Всем будет лучше, если ты просто уедешь. Хочешь, я пойду к нему?
— Не хочу. Я сейчас. Как его зовут?
— Виктор Михалыч.
Володя отстранил Фридмана, но тот схватил его за руку.
— Он будет говорить тебе про меня. Это правда, прости.
Володя взял Леню за плечи. Леня поднял голову и посмотрел Володе в глаза.
— Леня! Что бы он ни сказал—ты мой товарищ. Был и будешь. Не трясись.
Высоцкий направился к Михалычу.
— Я с тобой. — Фридман устремился за ним.
Володя, подойдя, слегка замялся — подавать или не подавать руку?
— Виктор Михалыч? Здравствуйте. По-моему, я вас где-то видел.
— Я вас тоже. Здравствуйте. Давайте зайдем, а то мы как на сцене.
Действительно, вся очередь на регистрацию смотрела на них. Михалыч открыл дверь и пропустил Высоцкого вперед, затем повернулся к Фридману.
— А ты куда? До тебя еще дойдет очередь. Стой здесь. Не пускай никого.
— Я вам не швейцар!
— Ты не швейцар. Ты — сексот. Делай, что тебе говорят, — отрезал он.
Фридман опустил голову.
— Хорошо, я постою.
Но как только дверь за Михалычем закрылась, Фридман рысью помчался к выходу на площадь.
Володя ожидал Виктора Михайловича в зале с роскошными креслами, полированным столом с двенадцатью стульями, с цветным телевизором, небольшой барной стойкой. За широкими окнами открывался вид на летное поле.
— Это что же, пыточная тут у вас?
— Нет, это депутатский зал. Располагайтесь. Времени мало, давайте сразу к делу.
Михалыч удобно устроился в мягком кресле.
— Отдайте, — сказал Володя.
— Что? — Михалыч удивленно вскинул брови.
— Да то, что взяли.
— Вот это? — Михалыч вытащил из кармана паспорт, положил его на стол. — Или вот это? — Он достал ампулу и аккуратно поставил ее рядом.
Володя помрачнел и присел на край кресла.
— Паспорт.
Михалыч раскрыл паспорт Татьяны.
— Ивлева Татьяна Петровна подозревается в совершении действий, предусмотренных статьями 221 и 223 УК Узбекской ССР—незаконное приобретение, хранение и транспортировка наркотических средств, дала объяснение и подписку о невыезде.
Он извлек из портфеля бумаги с подписями Татьяны.
— Это — лекарство... Оно принадлежит мне.
— И это?
Михалыч достал коробку «ZЕВО-ZЕВО», открыл ее и вытащил упаковки с ампулами.
— Тридцать семь ампул, а было сорок. Начали, стало быть, лечение?
— Вы как разговариваете?!
— А как бы вы хотели?
— Да-да, мне же говорили — посадят, покажут ампулу, и все подпишешь. Что-то подписать?
— Нет.
— А зачем тогда?
— Нарушен закон. Совершено преступление.
Михалычу нравилось, как держится Высоцкий.
Никакого высокомерия, истерики... Он ничего не изображал и даже не пытался скрывать, насколько тяжелый удар получил, но все-таки его следовало дожать... для его же пользы. «Какой-никакой, но все-таки выход. И для Высоцкого, и для Ивлевой».
— Это мое. Пиши! Это все мое, — прервал паузу Высоцкий.
— Понимаю. Хотите взять на себя. Благородно. Надеетесь, что вас не тронут? Может быть. Только ей вряд ли поможете. Пойдет по тем же статьям как соучастница. А деяния станут групповыми. Срок больше.
— Испугал! — Высоцкий вдруг перешел на «ты». — Дальше-то что? Не просто же так ты со мной разговариваешь. Что делать предлагаешь?
Михалыч выдержал паузу и, стараясь быть предельно корректным, мягко и тихо стал объяснять:
— Езжайте в Москву. С вами сразу же свяжутся. — Он намеренно делал паузы, чтобы его слова отчетливей доходили до собеседника. — Наверное, будут выдвинуты какие-то предложения. Если вы их примете, я думаю, дня через три Татьяна Петровна будет в Москве. — Он откинулся на спинку кресла, давая возможность обдумать сказанное. — Пока арестовывать ее не станем. Фридман устроит ее в ту же гостиницу. Даже допрашивать не буду. Обещаю, слово офицера. До ваших московских решений.