В городе Сочи темные ночи (сборник) - Хмелик Мария Александровна
В Риме среди мужчин, общавшихся с нами, было очень много гомосексуалистов.
— Они такие все милые, — сказала наша переводчица. — С ними так хорошо дружить.
Дружить, может, с ними и хорошо, но Дзефирелли так долго гладил Васю и говорил, что он очень симпатичный, что я начала нервничать.
Там же мы познакомились с юношей, который работал в съемочной группе у режиссера Бертолуччи, когда он снимал в Китае фильм "Последний император". Юноше очень Китай понравился. Узнав, что мы из Москвы, он сильно обрадовался:
— Да это же рядом с Китаем! Вы, наверное, часто там бываете?
Из нас в Китае не был никто.
И юноша никак не мог понять, почему же: из Москвы приехали, а в Китае никогда не были. Соседние ведь страны. Я тоже не понимаю, почему я не была в Китае?
Из Рима мы переехали во Флоренцию.
Знаменитая статуя Давида была в строительных лесах. Недалеко от площади, где возвышается Давид, есть небольшой фонтан, в котором стоит железный кабан с разинутой пастью. Кто попадет монетой в эту пасть, тот будет счастлив.
Я не попала.
На одном из приемов в нашу честь меня познакомили с флорентийским генералом карабинеров. Это был немолодой разбойного вида мужчина со шрамом через все лицо. Он посмотрел наш фильм.
— Надо же! Как похоже! — восклицал он. — У нас в Италии тоже, когда молодой человек уезжает от родителей в большой город, ему дают с собой всякие домашние заготовки, и он такой же нагруженный, как и брат Веры… И больницы у нас такие же отвратительные, как вы показали в фильме.
Из Флоренции нас повезли в маленький, не тронутый цивилизацией городок Сьена. Там мы побывали на его знаменитой трапециевидной площади, на которой устраиваются ежегодные скачки и наездники в средневековых костюмах, украшенных гербами, отстаивают каждый честь своего района.
А из Сьены — обратно в Рим.
На улицах Рима и Флоренции очень часто можно подобрать уроненную кем-то монету достоинством в 100 или 500 лир. На них ничего нельзя купить, и, я думаю, итальянцы просто ленятся нагибаться за ними. Эти монеты годятся для того, чтобы бросать их на счастье кабану в пасть или в речку, чтоб вернуться в эти места…
Я иду по тенистой набережной вдоль реки Тибр. Цель моя — остров. На острове есть площадь, и я хочу там побывать, пока мой муж встречается с корреспондентками из разных итальянских газет. Вопросы у них один оригинальней другого: с чего это Васе вдруг в голову пришло такой фильм снимать, и кто из режиссеров на него влияние оказывал, и кем мы с Васей друг другу приходимся — мужем и женой или братом и сестрой…
За последние годы я растеряла всех друзей. Их было немного, а сейчас и вовсе пусто. Слава богу, никто не умер! Некоторые уехали навсегда заграницу, и след их затерялся. А если не затерялся и вспыхивают слабые маяки — приветы, которые они шлют, то я чувствую, что это уже не те люди, с которыми я дружила, а их тени.
После успеха "Маленькой Веры" от меня шарахались. И так же вот отшатнулась та часть друзей, что никуда не уезжала. Как странно. Лично мне моя кратковременная слава не дала ничего. Единственно, я стала более ленивая, а окружающим, насколько я понимаю их, кажется, что я поднялась куда-то и увидела нечто, и потому стала другая. Но другой я стала позже…
Белый лист бумаги передо мной на столе. И я исписываю его словами. Потом перечитываю написанное. Буковки, буковки, принесите мне счастье! Отдельные удачные, на мой взгляд, предложения переношу в блокнот, может быть, пригодятся для диалогов в сценарии. Остальные рву и выбрасываю.
Однажды я подумала, а что, если этими листами-жалобами обклеить комнату? Оригинальные получились бы обои…
Ну вот, иду я по тенистой набережной, любуюсь архитектурой и слышу за собой торопливые шаги, а потом и окрик:
— Аморе мио!
Это явно ко мне, потому что вокруг никого больше нет.
Оборачиваюсь!
О Боже! Лучше бы я этого не делала. Там — молодой! Жгучий! Брюнет! С пламенным взором! Темных глаз!
Я вспомнила! Я его уже встречала однажды, когда мне было пять лет. Это принц. Его прислала мне моя кукла Золушка.
— Поцелуй меня! — требует он. — В губы!
Но вместо этого я начинаю рассказывать ему, что приехала из Москвы, а у нас в Москве не привыкли так, сразу…
Узнав, что я проделала такой длинный путь, чтобы встретиться с ним, он воспламеняется еще больше.
Как хорошо, что испанский и итальянский так похожи. Мы прекрасно понимаем друг друга! Не то что в следующий раз, когда мой принц нашел меня в Германии, в городе Штутгарте, и ему хотелось говорить со мной исключительно по-немецки. А так как в немецком я совсем ничего не улавливаю, ни одного знакомого звука, то общение наше было весьма кратковременно. Но сейчас…
За мостом стоит его моторилла. И он катает меня по древнему городу.
Вот место, где сожгли Джордано Бруно. В память об этом событии воздвигнута статуя посреди площади. Статуя самого Джордано, закутанного в черный плащ и сердито глядящего из-под капюшона. А вокруг пестрый итальянский рывок.
А мы дальше несемся по улицам Рима. Мелькают развалины, обломки древних стен… Чтобы не свалиться, я обнимаю его стройное тело и чувствую, как стучит его сердце. А улицы такие извилистые. Дома мелькают перед моими глазами и в конце концов превращаются в бесконечную грязно-оранжевую ленту. Подол моей красной юбки развевается сзади, как пламя рвущейся к звездам ракеты.
Я очень хотела научиться летать на дельтаплане и прыгать с парашютом. Но сперва родители умоляли не делать этого, а потом дочка была маленькая, и я боялась, если вдруг случится, что останется детка сироткой без ласки…
А тут словно чувствуя мое сокровенное желание, мой принц прибавил скорости, колеса моториллы плавно оторвались от земли, и мы стали набирать высоту.
Мы летели все выше и выше, желтые обломки древнего города остались далеко внизу. Начались песочного цвета горы, усаженные в некоторых местах оливковыми рощами, с бледно-серыми деревеньками вокруг. А дальше песочные горы сменились зелеными лугами, поделенными на прямоугольники, а потом луга сменились лесами. И я не помню, сколько времени длился этот полет. Помню, что было так хорошо, что я молила только об одном, чтобы он никогда не кончался.
Под нами полетели белые пушистые облака. Иногда мы ныряли в них и выскакивали, облепленные паром, как пеной. Потом под нами образовалась плотная масса из туч. Они были далеко, а над нами ослепительно синее небо и солнце…
А мой принц вздохнул и сказал:
— Чао, рогацци.
— Баста, — согласилась я, чувствуя, как сдавливает мое горло беспросветная грусть.
Он направил свою моториллу вниз, мы прорвались через плотные тучи и увидели под собой окруженный сбросившими листву лесами город, напоминающий огромную мартовскую лужу. Приземлившись, разбрызгивая слякоть, мы покатили по улицам этого города, где я мечтала в детстве научиться играть на арфе, но знакомый композитор-авангардист определил у меня полное отсутствие музыкального слуха. Там у окна сидела маленькая девочка и старательно раскладывала пасьянс растрепанными картами…
От дней, проведенных в солнечной Италии, у нас сохранилась фотография банкета в "Гранд Отеле", на которой Вася стоит у микрофона и благодарит гостеприимных хозяев, а за его спиной, на столе, выше человеческого роста гора из ананасов, груш, апельсинов, винограда… И еще маленькое колечко с кораллами, купленное на Мосту Ювелиров во Флоренции.
ПИСЬМО 21
Уважаемый режиссер!
Вас беспокоит ветеран ВОВ, труда, член КПСС Кравченко А. А. Меня уговорили посмотреть Вашу ленту-работу "М. В.". Может, я не достиг научного определения фильмов, но скажу вам то, что мы пришли в полное расстройство в моральном отношении. Прожил я и мои фронтовые друзья от 70 до 78 лет, и они поручили мне написать Вам свое мнение. Эта разлагающая картина показана в день праздника "День учителя".
