Константин Станиславский - Работа актера над собой в творческом процессе переживания
……………………… 19… г.
– Давайте искать в себе во время общения невидимые токи лучеиспускания и лучевосприятия, для того чтоб путем личного опыта познать их, – предложил Аркадий Николаевич.
Нас рассадили по парам, причем я опять очутился с Говорковым.
Мы прямо с места в карьер стали внешне, физически, механически влучать и излучать, без всякого смысла и повода.
Торцов тотчас же нас остановил.
– Вот уже насилие, которого надо особенно бояться в этом нежном, щепетильном процессе, каковыми являются лучеиспускание и лучевосприятие. При мышечном напряжении не может быть речи о влучении и излучении.
Вот и Дымкова с Умновых влезли глазами друг в друга, приблизились один к другой, точно для поцелуя, а не для невидимых влучении и излучений.
Начинайте с уничтожения всякого напряжения, где бы оно ни появилось.
Откиньтесь назад! – командовал Аркадий Николаевич. – Еще! Еще! Гораздо, гораздо больше! Сядьте как можно удобнее и свободнее! Мало! Слишком мало! Так, чтоб подлинно отдыхать. Теперь посмотрите друг на друга. Да разве это называется – смотреть? У вас от напряжения глаза лезут вон из орбит. Еще, еще меньше! Никакого напряжения в зрачках!
Что вы влучаете? – обратился Аркадий Николаевич к Говоркову.
– Я, видите ли, хочу продолжить наш спор об искусстве.
– Не собираетесь ли вы глазами излучать мысли и слова? Вам это не удастся, – заметил Аркадий Николаевич. – Передавайте мысли голосом и словами, а глаза пусть помогут дополнять то, что не передается речью.
Может быть, при споре вы почувствуете тот процесс лучеиспускания и лучевосприятия, который создается при каждом общении.
Мы возобновили спор.
– Сейчас, в паузе, мне почувствовалось у вас лучеиспускание.
Торцов указал на меня.
– А у вас, Говорков, приготовление к лучевосприятию. Вспомните, что было во время этого выжидательного молчания.
– Вышла осечка! – объяснил я. – Пример, который был приведен для доказательства моей мысли, не убедил партнера, поэтому я готовил новый и нацеливался.
– А вы, Вьюнцов, – вдруг поспешил к нему Торцов, – почувствовали ли вы последний взгляд Малолетковой? Это было подлинное излучение.
– И какое еще!!! Во! Я уже неделю целую чувствую такое «излучение», что прямо нипочем! Ей-богу! – жаловался Вьюнцов.
– Теперь вы не только слушаете, но и стараетесь вобрать в себя то, чем живет говорящий с вами объект, – обратился ко мне Торцов.
Чувствуете ли вы, что, кроме словесного, сознательного спора и умственного обмена мыслями, в вас происходит одновременно другой процесс, взаимного ощупывания, всасывания тока в глаза и выбрасывания его из глаз?
Вот это невидимое общение через влучение и излучение, которое, наподобие подводного течения, непрерывно движется под словами и в молчании, образует ту невидимую связь между объектами, которая создает внутреннюю сцепку.
Помните, я говорил вам на одном из предыдущих уроков, что можно смотреть, видеть, ничего не воспринимать и не отдавать. Но можно и смотреть, видеть, воспринимать и отдавать лучи, или токи общения.
Теперь я сделаю новую попытку вызвать в вас лучеиспускание. Вы будете общаться со мной, – решил Аркадий Николаевич, садясь на место Говоркова.
– Устройтесь поудобнее, не нервничайте, не торопитесь и не насилуйте себя. Прежде чем передавать что-либо другому, надо самому запастись тем, что хочешь отдавать. Нельзя отдавать того, чего сам не имеешь. Запаситесь каким-нибудь материалом для внутреннего общения, – предложил нам Аркадий Николаевич.
– Давно ли вся наша работа и ее психотехника казались вам сложными, а теперь вы ее делаете шутя. То же будет и с лучеиспусканием и лучевосприятием, – рассуждал Аркадий Николаевич, пока мы готовились.
– Передайте мне ваши чувства, без слов, одними глазами, – приказал мне Аркадий Николаевич.
– Одними глазами невозможно передать всех тонкостей моего ощущения.
– Делать нечего, пусть пропадут тонкости.
– Что же останется? – недоумевал я.
– Чувства симпатии, уважения. Их можно передать молча. Но нельзя без слов заставить другого понять, что я люблю его за то, что он умный, дельный, работоспособный, благородный.
– Что я хочу передать вам? – уставился я глазами на Аркадия Николаевича.
– Не знаю, не интересуюсь знать, – ответил Торцов.
– Почему? – удивился я.
– Потому что вы пялите глаза, – сказал Аркадий Николаевич. – Для того чтобы я почувствовал общий тон переживаемого вами чувствования, необходимо, чтоб вы сами жили его внутренней сущностью.
– А теперь? Вы поняли, чем я общаюсь? Я не могу яснее передать того, что чувствую, – сказал я.
– Вы меня за что-то презираете, но за что именно, не узнаешь без слов. Но не в этом дело. Важно: почувствовали ли вы ощущение исходящего из вас волевого тока или нет? – интересовался Торцов.
– Пожалуй – в глазах, – ответил я и стал снова проверять почудившиеся ощущения.
– Нет, сейчас вы думали только о том, как бы вытолкнуть из себя ток. Вы мышечно напрягались. Подбородок и шея вытянулись, глаза полезли из орбит… То, чего я от вас добиваюсь, передается гораздо проще, легче, естественнее. Для того чтобы «облить» другого лучами своих желаний, не надо мышечной работы. Физическое ощущение исходящего из нас тока едва уловимо, тогда как от того напряжения, которое вы сейчас испытываете, может лопнуть сердце.
– Значит, я не понял вас! – терял я терпение.
– Отдохните, а я тем временем постараюсь напомнить вам то ощущение, которое мы ищем и которое вы отлично знаете в жизни.
Одна из моих учениц сравнила его с «ароматом, исходящим из цветка», другая же добавила, что «бриллиант, отбрасывающий от себя блеск, должен был бы испытывать такое же ощущение лучеиспускания». Можете ли вы себе представить ощущение цветка, испускающего аромат, или ощущение бриллианта, отбрасывающего от себя лучи?
Сам я вспомнил об ощущении исходящего волевого тока, – продолжал Торцов, – когда я смотрел в темноте на волшебный фонарь, льющий на экран потоки ярких лучей, и еще когда я стоял на краю кратера вулкана, изрыгающего горячий воздух. В этот момент я почувствовал могучий внутренний жар земли, вырывавшийся из ее недр, и вспомнил об ощущении исходящего из нас душевного тока в моменты интенсивного общения.
Не наталкивают ли вас эти сравнения на те ощущения, которых мы ищем?
– Нет, эти примеры ничего не говорят моему чувству, – упрямился я.
– В таком случае я попробую подойти к вам с другого конца, – с необыкновенным терпением говорил мне Аркадий Николаевич. – Слушайте меня.
Когда я сижу в концертах и музыка не действует на меня, я придумываю развлечения от скуки. Так, например, я намечаю себе кого-нибудь из публики и начинаю гипнотизировать его взглядом. Если это красивое женское лицо, я стараюсь передать ей свой восторг; если лицо мне противно, я передаю ему свое отвращение.
В эти минуты я общаюсь с избранной жертвой и обливаю ее лучами исходящего из меня тока. При этом занятии, которое, может быть, знакомо и вам, я испытываю именно то физическое ощущение, которое мы ищем теперь.
– Когда гипнотизируешь другого, тоже испытываешь это ощущение? – спросил Шустов.
– Конечно, если вы занимаетесь гипнозом, то вы должны отлично знать то, что мы ищем! – обрадовался Аркадий Николаевич.
– Так это же простое и хорошо знакомое нам ощущение! – обрадовался я.
– А разве я сказал, что оно необыкновенно? – удивился Торцов.
– Но я-то искал в себе – особенного.
– Так всегда бывает, – заявил Торцов. – Стоит заговорить о творчестве, и все тотчас же напрягаются и становятся на ходули.
– Повторите же скорее наш опыт! – приказал Аркадий Николаевич.
– Что я излучаю? – спросил я.
– Опять презрение.
– А теперь?
– Теперь вы хотите меня обласкать.
– А сейчас?
– Это было тоже доброе чувство, но с примесью иронии.
– Почти верно! – обрадовался я тому, что он угадывал.
– Поняли, о каком ощущении исходящего тока мы говорим?
– Как будто бы да, – сказал я нерешительно.
– Вот этот процесс мы на нашем жаргоне называем лучеиспусканием.
Само название прекрасно определяет ощущение. В самом деле: точно наши внутренние чувства и желания испускают лучи, которые просачиваются через наши глаза, через тело и обливают других людей своим потоком, – объяснил с оживлением Аркадий Николаевич. – Лучевосприятие – это обратный процесс, то есть вбирание в себя чужих чувств и ощущений. И это название определяет самый процесс, о котором идет теперь речь. Испытайте его.
Тут мы поменялись с Аркадием Николаевичем ролями: он стал излучать свои чувства, а я – их довольно удачно угадывать.
– Попробуйте определить словами ощущение лучевосприятия, – сказал мне Аркадий Николаевич по окончании опыта.
– Я определю его примером, как та ученица, о которой вы рассказывали, – предложил я ему. – Магнит, притягивающий к себе железо, мог бы испытать такое же ощущение лучевосприятия.
