Федор Раззаков - Девять женщин Андрея Миронова
Когда снимали сцену в саду, где я должна была водить бычка, он сопротивлялся, и привели козу, которая ужасно пахла и с которой мне тоже не удалось найти общий язык. Так в фильм и вошли разные дубли – и с козой, и с бычком. А еще я ужасно боялась Талгата Нигматулина, который играл индейца Джо. Он пытался меня расположить к себе, общался, улыбался, но мы так и не подружились. Зато мы дружили с Федей Стуковым, Владом Галкиным и Игорем Сориным.
Из этой компании остался в живых только Федя Стуков – Том. Но из профессии он ушел… Еще помню, на премьере, по-моему, в Доме кино, я ощутила разочарование и шок, потому что всех детей озвучили взрослые люди. Я на экране открываю рот, и звучит очень приятный, но чужой голос. Мне вообще было трудно принять себя на экране, а тут еще и говорю не я… У меня возникло детское ощущение, что к этому я вообще не имею никакого отношения. Я и теперь не очень люблю смотреть фильмы со своим участием. Ощущение, что кино не имеет ко мне никакого отношения, осталось с детства…»
Следующим летом Маша снова попала на съемочную площадку, но уже не как актриса, а как зрительница. Дело в том, что Андрей Миронов снимался в фильме-сказке Александра Митты «Сказка странствий» (в роли философа и странника Орландо), и когда настала пора натурных съемок, которые проходили в Ялте, взял туда и Машу. Было это в середине июня 1982 года. Например, 17 июня Миронов в одном из павильонов Ялтинской киностудии снимался в эпизоде «сарай» из начала фильма (там Орландо выхаживает Марту). На следующий день снимали тот же объект. Работа длилась с 9.00 до 15.00. Потом два дня съемок не было. Миронов эти дни посвятил дочке Маше. А следующие дни он снова снимался, а Маша осталась на попечении актрисы Татьяны Аксюты, которая исполняла в фильме главную женскую роль – Марту. Вот что она вспоминает о тех днях:
«С Андреем Александровичем на съемках была его дочь Маша. Так он заставлял меня с ней возиться: для него мы с ней были как бы одного возраста – значит, подружки! (На самом деле Аксюта старше Маши на 16 (!) лет. – Ф.Р.) Меня это выводило из себя! Единственным, кто меня жалел, был Владимир Басов. Он умел снять напряжение, рассмешить. Ради хорошего настроения партнера не стеснялся даже ушами шевелить – была у него такая способность. Только к концу съемок Миронов стал ко мне относиться серьезнее. Помню, даже пригласил на «взрослую» вечеринку к себе в номер…»
Кстати, на тех съемках присутствовал юноша, который спустя девять лет станет первым мужем Маши Мироновой. Впрочем, не будем забегать вперед.
Рассказывает М. Миронова: «Мы не часто встречались с папой. У него немыслимое количество времени занимала работа: ежедневные репетиции в театре – он много играл и ставил там как режиссер, ежегодно снимался в нескольких фильмах, а еще гастролировал с концертами… Но всегда находил время заехать ко мне домой, или взять с собой к бабушке, или на дачу, или к его друзьям, брал с собой на съемки фильмов… Иногда он приходил ко мне в школу. Тогда все занятия прекращались – учителя тоже высыпали из классов смотреть на Андрея Миронова. Это было как раз то время, когда он был в зените славы. И в то же время папа был очень скромным человеком. Каждый раз выходил на сцену как впервые… Я ведь часто бывала у них с мамой в театре, хотя отец очень не любил, когда я бывала за кулисами. Мама говорила, что он нервничал, когда на меня смотрели мужчины…
Из всех папиных фильмов мне больше всего нравится, пожалуй, «Бриллиантовая рука». Там у него настолько узнаваемый образ… Я часто сейчас вижу современных молодых людей, напоминающих его персонаж, и это смешно, потому что очень точное попадание. Нестареющий фильм. Очень нравится Маркиз в «Достоянии республики». Мне кажется, что именно в этой роли папа смог выразить самого себя – добрый, сумбурный, азартный и скрыто-нежный, максималист в душе, не признающий половинчатых чувств и дел, приветствующий в жизни все, кроме скуки. Есть еще фильм – «Фантазии Фарятьева». Отец там играет совершенно не типичную для своего экранного образа роль – ранимого и живущего своими фантазиями человека. Он играет очень трогательно. Я не очень сентиментальный человек, но знаешь, я не могу смотреть этот фильм спокойно…»
Как мы помним, к моменту, когда обе дочери Миронова пошли в школу (1980 год), он удочерил Машу Голубкину и дал ей свою фамилию. В итоге получились две Маши Мироновы, да еще учившиеся в одной школе. У многих это вызывало иронию, а то и издевку. Поэтому бабушка девочек, Мария Владимировна Миронова, настояла на том, чтобы Маше Голубкиной была возвращена ее первоначальная фамилия. Наверное, Ларисе Голубкиной это не понравилось, но противиться этому она не могла – все знали крутой нрав Марии Владимировны. Но эта коллизия не позволила двум дочкам Миронова сойтись ближе, и они все детство и юность провели вдали друг от друга, даже не делая попыток сблизиться. Поэтому у них были разные друзья и подруги.
Рассказывает М. Миронова: «…С Филиппом, сыном Олега Янковского, мы подружились очень давно, и совершенно не благодаря родителям. У меня есть очень близкая подруга Наташа, с которой я фактически выросла. Она дочь балетмейстера – француженки Веры Боккадоро, работавшей в Большом театре. Сейчас она живет в Париже, но часто приезжает в Москву и останавливается у меня. А раньше она жила в соседней квартире. Наша с ней разница в возрасте в шесть лет была ощутимой. Когда мне было десять, к Наташе – владелице видеомагнитофона и светомузыки – приходили 16-летние и устраивали вечеринки по-французски, такие же, как в фильме «Бум» с Софи Марсо. По малолетству я на эти «бумы» не допускалась. Только сидела и слушала отголоски потрясающей, фантастической взрослой заграничной жизни, протекающей у меня за стенкой. Так вот к Наташе приходили Филипп Янковский, Андрис Лиепа и многие другие. Это сейчас мы с Андрисом плотно общаемся, а тогда я его боялась просто до посинения. Ему было уже около двадцати. Он был старше всех и казался мне очень взрослым. Единственным человеком в этой компании, которого я не боялась, был Филипп Олегович Янковский. По-дружески я общалась именно с ним. Конечно, Филиппу со мной в тот момент вряд ли было интересно, но он меня спокойно и внимательно выслушивал. За что я была крайне признательна. С тех пор мы с ним так и общаемся…»
А что же Мария Голубкина, каким было ее детство? Но прежде не об этом – о другом.
Многие люди до сих пор задаются вопросом: а не специально ли Голубкина назвала свою дочку Машей, пытаясь понравиться и Андрею и, главное, его маме, которая в их семье была главным человеком? То есть если отвечать на этот вопрос положительно, то получается, что Голубкина, рожая дочь, уже конкретно нацеливалась на то, что скоро они с Мироновым составят семейную пару. Впрочем, с его родителями она давно была знакома и в начале 70-х даже считалась… подругой Марии Владимировны. Вот как сама Голубкина рассказывает об этом:
«…Было время, когда я проводила с родителями Андрюши больше времени, чем с ним. Его часто не было – он носился по тетенькам, перелетал, как бабочка, а я к его родителям наведывалась. Причем – с удовольствием. Иногда в разговоре с ними вспоминали Андрюшу, но вскользь, особенно не сосредоточивая на нем внимания. Мы с Марией Владимировной стали тогда настоящими подругами. У меня в этой жизни были три подруги – все три Маши: Мария Владимировна Миронова, Мария Петровна Максакова, мой педагог по вокалу, и Мария Иосифовна Давыдова, второй режиссер Хейфеца.
Я с Марией Владимировной и Александром Семеновичем ходила на концерты Марлен Дитрих, Шарля Азнавура, Жильбера Беко, они все время приглашали меня с собой. Мы сидели в первых рядах, и они, помню, меня представляли своим знакомым; «Вот это наша Ларисочка!»
Какая «наша», никто не понимал, конечно, но они мной гордились. А с Марией Владимировной мы очень часто встречались, обсуждали разные проблемы…»
В итоге, спустя каких-нибудь несколько месяцев после ухода от Градовой (осень 1974 года), Миронов стал жить с Голубкиной. Ее дочке Маше в ту пору было уже полтора года, и она вряд ли что-то помнит об этом.
Андрюша всегда говорил: «Вот только не надо детей своих навязывать».
Между прочим, когда он был ребенком (гости у Мироновой – Менакера собирались никак не реже, чем у нас, так что у Андрея гостеприимство наследственное), Мария Владимировна очень сердилась, если Андрюша устраивал домашние «показы» своих талантов. И он не любил, когда дети стихи читали, играли на пианино и т. д.
Как-то пришли к Френкелю встречать Новый год – мы и родители Андрюшины. И вот френкелевский внук ну просто ходил по плечам Александра Семеновича, выступал во всех жанрах.
Андрюша сказал тогда: «Интересный Новый год. Хоро-о-оший мальчик».
Праздник у нас просто кончился, потому что в центре внимания был ребенок. Этого Андрей не понимал.
Мы гордились с ним, что у нас такая хорошая Маша, она не лезет к взрослым. С другой стороны, она росла слишком скромной – это тоже плохо. Понимаете, золотой середины никогда не найдешь…»
