Михаил Грушевский - Звезды. Неизвестные истории про известных людей

2

Мы жили в самом центре Москвы, рядом – Петровка, Неглинка. У нас был полуподвал, а за забором – стадион «Динамо». И мы лазали через этот забор и говорили: «Стадион «Динамо», через забор – и тама». «Протыривались». «Протыриться на стадион» – значило перелезть через забор и оказаться зимой на катке, а летом – на теннисном корте. Правда, у меня ракетки не было, и чтобы я научился играть хоть чуть-чуть, бабушка дала мне деревянную доску, на которой рубят лук, картошку, хлеб.

А по соседству жила девчонка, с которой мы под ручку катались на коньках. И не знал я тогда, что катался под ручку с будущей чемпионкой мира по конькобежному спорту Ингой Артамоновой. Она была очень сильная. Я помню, сижу, уроки делаю. Мой стол в полуподвале, и я смотрю в окошко, пока пишу. А в окошке – как в кино: все в лапту играют, Инга вбегает, как в кадр, и убегает. Мне было интересно подглядывать за ней: она юбочку поднимала и обнажала свои ножки. Это первое эротическое впечатление, которое у меня было в жизни.

Я очень переживал, что мне не дали талон на галоши. Все бедствовали – без исключения. Школа выделяла талоны на галоши, ведь купить ботинки было невозможно. Мы бегали в галошах на босу ногу. И мне так хотелось, чтобы мне дали галоши. А дали Устинову, Осипову. Мне бабушка сунет кусок хлеба с собой, потому что в школе не было даже буфета – и я делился с теми, кто получил талон на галоши вместо меня.

3

Я жил на Петровке, а школа была между Петровкой и Пушкинской. В нашей школе учились Евгений Светланов, Василий Ливанов, Людмила Петрушевская, Илья Рутберг, Борис Мессерер, писатели, спортсмены. И при этом школа считалась хулиганской. Была голодуха и нищета, но педагоги – потрясающие. Учитель истории, учитель физкультуры и наш классный руководитель по прозвищу Ганнибал. Он пришел с фронта контуженный, и его никто не брал на работу. Он вдохновенно рассказывал нам байки на уроках истории и пытался нас заинтересовать. Его прозвали Ганнибалом, потому что он рассказывал античную историю. Эдик Радзинский был в «Д» классе, а я в «Г», мы одновременно учились все десять лет.

Почему-то в школе все мы были чтецами. И Андрей Менакер – будущий Андрей Миронов – тоже, он был на два класса младше меня. Мы с ним участвовали в конкурсах на лучшего чтеца. Андрей, поскольку он из артистической семьи, показывал на школьных вечерах пантомиму: рыболов закидывал удочку и вытаскивал рыбу. Мы еще не видели Марселя Марсо, а Андрей Менакер уже тогда работал в этом жанре. Никто из нас и представить себе не мог, кого мы видим на нашем школьном вечере.

4

Первый фельетон про детей богатых родителей – «Плесень» – появился в «Комсомольской правде». Потом пошли карикатуры на стиляг. Стиляги – это длинный пиджак, очень узкие брюки дудочкой и ботинки на микропоре или на каучуке. Мы специально прилепляли вторую подошву, третью, чтобы быть выше, как бы на платформе. Надо было стильно танцевать, к нам уже приплыл первый рок-н-ролл. И мы учились танцевать в моем подвале: шаг вперед, два шага назад.

Мы были в центре Москвы. Выход метро у гостиницы «Москва» – это место называлось «плешка». На «плешке» собирались стиляги, туда приходили девочки, с ними знакомились и увозили на хаты. Грешен я, грешен. У меня было несколько первых любовей. Одна первая любовь быстро сменяла другую первую любовь, и я уже не мог понять: вторая, третья, пятая… Но все они казались первой любовью. Потому что раньше была ненастоящая, а вот сейчас – настоящая. Ан нет, следующая была еще более настоящая!

У нас была замечательная компания, и мы фланировали по «Бродвею», по улице Горького. В Москве много военных училищ. И в субботу курсантов выпускали на волю. Их называли «спецы» – специальные военные училища. «Спецы» пять суток жили взаперти. Они выходили на свободу, и у них была одна цель – подраться. Их было человек двадцать, они шли отрядом, распускали пояса. Это значило, что будут бить. А мы ходили компанией по три-пять человек. Надо было как-то этому противостоять. Если тебя окружали, тебе – кранты, тебя могли исполосовать. Как только гражданские видели такую компанию, сразу кучковались. Начиналась разборка. Но драк на «Бродвее» никогда не было. Мы уходили во двор и там начинался коллективный мордобой. У меня в кармане была «дура»: свинчатка, которая надевалась на руку. Если я ее надевал и бил, то сила удара увеличивалась раз в пятнадцать. Конечно, кровь бывала, иногда и зуб кому-то выбивали.

5

Я увлекся театром. Бегал в школу по улице Москвина. А навстречу после репетиции выходили люди в шапках из котика, ондатры, с большими бобровыми воротниками. Это были великие русские артисты, работавшие во МХАТе. Фамилий их я тогда не знал. Кого я видел? То ли Тарханова, то ли Москвина. Они поражали меня своими пальто. В таких пальто никто не ходил, только артисты МХАТа. В театр я тоже ходил: во МХАТ, в Театр юного зрителя, в Большой театр, конечно.

Если честно, мама переживала из-за того, что я хочу в театральный институт. Она не считала, что актер – это профессия. Она говорила: «Ты сначала овладей профессией. Тылы обеспечь, а потом посмотрим». Я сдался и год проучился в МИСИ, который она окончила. Я очень страдал. И поскольку я любил литературу, я поступил на факультет журналистики в Московский университет. Там я организовал студию «Наш дом». Этому было отдано двенадцать лет жизни. Так я стал театральным человеком. Но это уже совсем другая история.

Лариса Рубальская

Лариса Алексеевна Рубальская родилась в Москве 24 сентября 1945 года. Окончив школу, работала библиотекарем, корректором, машинисткой, заочно училась на филфаке Московского педагогического института имени Крупской. Окончив курсы японского языка, работала секретарем-референтом и переводчиком в японской газете «Асахи». Песни начала писать случайно – вторую профессию Ларисы определила счастливая встреча с композитором В. Мигулей. Ею написано более 600 песен. Многократный лауреат телеконкурса «Песня года». Автор сборника стихов «Признание в любви», а также книг по кулинарной тематике.

1

Я родилась в Москве, в Грохольском переулке, в стареньком доме. В нашем переулке все дома были с печкой. Только у нас было паровое отопление, что вызывало зависть у всех окружающих. Мы просыпались по утрам от звука пилы: за окном был сарай, в котором все хранили дрова. И все лето их пилили. Это мой самый первый звук детства. Первое обозначение весны – во дворе появлялся дядя Жора, который всем перетягивал матрасы. Если выносили матрасы и дядя Жора подтягивал пружины и натягивал полосатый материал – значит, наступила весна. Там еще была баня. Я до сих пор не очень люблю мыться. Когда было холодно, я должна была брать большущий таз с мочалками, полотенцами и идти занимать очередь в баню. А потом приходила вся моя семья.

Мама родилась в Москве. Она была совсем юной девочкой, когда началась война. А отец родился на Украине, и всех его родственников фашисты закопали в братскую могилу. Папа в то время работал в летном отряде в Паневежисе. Он готовил самолеты к вылету. Когда окончилась война, он приехал в Москву и поступил в Академию Жуковского. Встретил маму, они поженились, появилась я, а через четыре года – мой брат Валера. Отец мой еврей, а в то время это было очень тяжело. Его довольно быстро выгнали из академии. Он работал в школе, преподавал военное дело и труд. Жил очень нелегко, и в 59 лет его не стало. А моя мама жила долго, ее не стало в 2007 году. Она тоже работала в школе. В принципе моя семья была совершенно простая. У дедушки и у бабушки было много сестер и братьев. Но во всем огромном роду я первая получила высшее образование. Все были просто ремесленниками, крестьянами. Папа очень гордился, что я поступила в институт, несмотря на жуткую характеристику. Очень много мне дала бабушка: она заставляла меня читать книжки, выписывать неизвестные по смыслу слова. Я совсем маленькая читала «Героя нашего времени» и выписывала: «кавалькада», «протежировать». А потом бабушка за мной читала и спрашивала значение слов. Если я его не знала, то получала устойчивый подзатыльник. Зато теперь я знаю, как что называется.

2

Во втором классе мы ставили детскую сказку «Мудрец и ученик». Я играла китайского мальчика. Бабушка с дедушкой целый вечер делали мне гофрированную шляпу из обоев. Мудреца играла отличница, а я, двоечница, была китайцем. Мудрец мне говорил: «Задай мне какой-нибудь вопрос, на который я не могу ответить». Я спрашивала: «Сколько звезд на небе?» Мудрец: «Ты спроси что-нибудь поближе». Тогда я хитро улыбалась и спрашивала: «Сколько волос в ваших бровях?» Это была моя первая роль.

А уже с третьего класса все воспоминания связаны только с любовью. Третий класс, пьеса «Три поросенка». Я Ниф-Ниф, а Наф-Наф, конечно, тот, кому я поклоняюсь. Я плохо училась, все время на мальчиков смотрела. А уже постарше, класса с шестого, была серьезная любовь, с чувствами, с песнями. Я не представляла, что потом страна будет петь мои песни. Но школа уже тогда их пела. Я быстро сочиняла. Появилось албанское танго – у меня сразу песня на эту музыку. Меня признали к восьмому классу. По всей школе вешали огромные плакаты «Рубальская Лариса – известная актриса». Стихи у меня не рождались. Просто песни по случаю. «Сегодня событие? Пожалуйста – песня».