Фаина Раневская - Крымские каникулы. Дневник юной актрисы

Мы с Павлой Леонтьевной вспоминаем наши прошлые ялтинские «каникулы», которые мы сами себе устроили. Тогда все было иначе. Я не могла выразить мои ощущения словами, а Павла Леонтьевна смогла. Она сказала, что тогда впереди была неопределенность, которой сейчас нет. Павла Леонтьевна права. Жизнь уже не кажется мне такой страшной, как прежде.

«Отъедайтесь впрок», – советует нам С. И. Сама она ничуть не изменилась за зиму, потому что всегда была сухощавой («поджарой», как говорит она сама). Только появились темные круги под глазами, которые сейчас исчезли. Мы следуем совету и отъедаемся. Летом, особенно на побережье, еды хватает, но зимой положение изменится. Скупаем впрок на зиму сушеную рыбу и при первой возможности отправляем ее Тате. Крупы, которые удается получить, тоже стараемся не расходовать. Они пригодятся нам зимой. Трудные времена сделали нас невероятно бережливыми и умелыми в приготовлении пищи. Разве восемь лет назад я могла подумать о том, что стану готовить на примусе? Ох, я о многом не могла подумать восемь лет назад! Отец был прав, когда говорил, что ничто не удивляет так сильно, как сама жизнь.

Со мной происходит нечто необъяснимое. Чувствую себя птенцом, который наконец-то научился летать. Очень приятно ощущать свои крылья. Кажется, я наконец-то стала актрисой. Заметила, что моя дорогая Павла Леонтьевна говорит со мной как с равной и даже (невероятно! невероятно!) начала советоваться со мной не ради того, чтобы приободрить меня этим, а всерьез. Я счастлива так, как только может быть счастлив человек, чья заветная мечта исполнилась. В моей актерской шкатулке лежит дюжина ролей. Первая дюжина! Дюжина! Как ласкает мой слух это слово! У меня двенадцать ролей, и я репетирую еще две, чтобы разом перескочить через неудачное число «тринадцать». Для полного счастья мне не хватает только одного – увидеть в зрительном зале своих родителей. Надеюсь, что эта мечта когда-нибудь исполнится. Мама говорила, что чистые желания всегда исполняются. Под «чистыми» она подразумевала те желания, в которых нет корысти. В моем желании корысти нет нисколько. Я только хочу поставить точку в моем споре с отцом. В споре, который растянулся на годы, но так и не был завершен.

В кинематографе смотрели «Гнев Диониса»[133]. Я вспомнила, как была разочарована при первом знакомстве с этой картиной. Ожидала на экране той же откровенности, которая была в романе[134], но мои ожидания не оправдались. Рассказала об этом Павле Леонтьевне, и мы вместе посмеялись над моей былой наивностью. Преображенская[135] необычайно выразительна. Оказалось, что Павла Леонтьевна с ней знакома по Воронежу, где они вместе играли в антрепризе Никулина[136].

Одни новости доходят до нас быстро, другие медленно. Только сейчас мы узнали о смерти Правдина[137]. Оказалось, что он умер прошлой осенью. Мне не довелось видеть его на сцене, но я слышала не раз, что играл он бесподобно. Советуя мне работать над ролями как можно тщательнее, Павла Леонтьевна приводила его в пример. Говорят, что в каждый образ он перевоплощался настолько достоверно, что невозможно было представить, что Кучумова[138], Тарелкина[139] и Городничего[140] играет один и тот же актер. Будучи превосходным актером, в должности управляющего Малым театром Правдин, по слухам, был плох настолько, что восстановил против себя всю труппу. Редкий случай, можно сказать, что и небывалый в нашей театральной среде. Обычно в труппе существуют альянсы, и у любого управляющего, у любого режиссера есть как сторонники, так и противники. Ему пришлось управлять в сложное смутное время, но, насколько я могу судить, он совсем не был готов к этой новой для себя роли. Павла Леонтьевна предполагает, что назначению Правдина в управляющие поспособствовали не его деловые качества, а его репутация (он не стеснялся высказывать смелые взгляды и считался либералом). Одна из наших новых актрис Н. А. рассказывала, как Правдин третировал Жихареву[141], с которой у него были свои счеты. То ли он был против ее приема в труппу, то ли причина была иной, но он своей неприязни не скрывал и отыгрался на бедняжке сразу же после того, как стал управляющим. Под тем предлогом, что Жихарева играет плохо, он отобрал у нее все старые роли и не давал новых. Театральный мир далеко не идеален, и срасти за кулисами кипят нешуточные, но с вопиющей несправедливостью могут примириться лишь самые отъявленные подлецы. Да и те будут против самодуров, потому что начальственное самодурство сулит каждому неожиданные неприятности. Кто может знать, что завтра взбредет в голову самодуру? Вот все и ополчились против Правдина. Мы с Павлой Леонтьевной убеждены, что актеры, настоящие, талантливые актеры, не способны ни к чему, кроме игры. Делать актера управляющим – все равно что делать козла раввином на том основании, что у него тоже есть борода. Выборный совет в театре, на наш взгляд, куда более уместен.

Думаю о том, как несправедлива судьба к актерам, которые могут оставить после себя только воспоминания об их игре. Пройдет время, и некому будет даже вспомнить. Мне опять хочется сниматься в картинах, вот такая я непостоянная. Недавно в Одессе создали киноуправление[142], бывшее ханжонковское ателье вошло в него. Сам Ханжонков эмигрировал. О нем говорили как о человеке, невероятно увлеченном своим делом. Представляю, как ему сейчас тяжко[143].

В Севастополе дела обстоят не лучшим образом. Мы почему-то думали, что здесь иначе. Я здесь не впервые. Хожу по театру, прикасаюсь рукой к знакомым стенам и погружаюсь в воспоминания. Затем выхожу на бульвар и не замечаю того, что происходит вокруг, потому что мысли мои витают в прошлом. «Ты как пьяная», – говорит мне Павла Леонтьевна. Так оно и есть. Я пьяна моими воспоминаниями. Встретила здесь мою землячку Д. Ж., которую помню по гимназии (она была старше и не обращала на меня внимания). Она убежала из дому, не доучившись. Эта новость всколыхнула весь Таганрог. О ней говорили разное (в таких случаях каждый выдумывает свое объяснение), но большинство сходилось на амурной подоплеке. Оказывается, что причиной бегства была любовь к театру, которую Д. Ж. искусно скрывала. Ее отец был еще строже моего. Она убежала в Харьков (одна! как только решилась?), где поступила в странный театр со странным названием «Голубой глаз»[144]. Затем ее занесло в кручининский театр миниатюр[145] в Киеве, откуда ее переманил к себе в Москву Балиев[146], бывший в Киеве на гастролях со своим театром. Во время последних гастролей Балиева она случайно отстала от труппы и в результате осталась в России[147]. Попала в передвижной революционный театр, а с прошлого года осела в Севастополе. В сравнении с ее биографией моя собственная представляется мне скучной. Из-за любви к ней один красный командир едва не зарубил другого!

Снова выступали в порту. Зову нашу труппу «портовыми комедиантами», но на самом деле радуюсь тому, что у нас такой предприимчивый режиссер. Р. договаривается о выступлениях повсюду, где только можно, начиная с порта и заканчивая новой детской больницей. Мы играем современные пьески или сцены из классического репертуара или же декламируем. Ни одно выступление не обходится без кормежки. В глубине души мне неловко ставить рядом высокое искусство и миску каши, но я уже поняла (все мы поняли), что без второго не будет первого. Давно канули в Лету те времена, когда я, наивная и восторженная, считала, что, служа искусству, можно питаться одним лишь воздухом. Впрочем, в те времена можно было так считать. Человек думает, что может обойтись без чего-то, пока не лишится этого на деле. Пока мои родители жили в Таганроге, я могла упиваться своей самостоятельностью и воображать, будто мне хорошо и без них. Теперь же плачу, когда думаю о них, и сердце мое сжимается от тоски. Я готова выслушать любые упреки отца, лишь бы только увидеть его еще раз. Тысячу раз видела во сне наше последнее прощание. Письма из дому сильно истрепались, потому что я перечитываю их постоянно. Взяла их с собой в нынешнюю поездку. Коробку из-под печенья, в которой лежат письма, Павла Леонтьевна зовет boîte à bijoux[148]. Так оно и есть, поскольку ничего более драгоценного у меня нет.

Не случайно, начав писать о порте, я вспомнила родителей и брата, ведь они же уплыли на пароходе. С тех пор как я об этом узнала, море стало для меня символом разлуки. Я по-прежнему люблю море, люблю и любуюсь им, но теперь к этой моей любви примешалась горечь.

Лето пролетело незаметно. Переезды с места на место делают бег времени незаметным. Жизнь разбивается на множество малых отрезков, а потом пишу в дневнике дату и спохватываюсь: неужели август перевалил за середину? Зима была невероятно долгой, начало весны тянулось еще дольше, а лето пролетело незаметно. Сетую на то, что хорошие дни пролетают быстро, а плохие тянутся бесконечно. Правильнее было бы наоборот, но в мире столько неправильного. Хорошие талантливые люди умирают вперед плохих. Непревзойденный тонкий поэт Блок умер, а некто, мнящий себя поэтом и рифмующий «тоже – моложе» да «столбы – борьбы», жив и продолжает сочинять свои неуклюжие вирши[149]. Наши гастроли в Севастополе закончились. Завтра уезжаем в Евпаторию, оттуда вернемся домой. Соскучилась по Симферополю. Завидую И., который успел трижды туда наведаться и всякий раз отвозил наши посылки. Один раз его попытались задержать как спекулянта, потому что кроме наших посылок у него были и другие, но И. благодаря своему очень хорошо подвешенному языку нагнал на своих мучителей такого страху, что его сразу же отпустили.