Август Стриндберг - Красная комната. Пьесы. Новеллы (сборник)
Фрекен. Ах, да не все ль равно! Мы всего лишились, мы ночевали в каретах. Отец не знал, где раздобыть денег, чтобы отстроить дом, ведь он раззнакомился со старыми друзьями, и они забыли его. И тут мать дает ему совет взять взаймы у одного ее друга юности, хозяина кирпичной фабрики, тут неподалеку. Отец берет взаймы, и, к его великому изумлению, с него не требуют никаких процентов. Так и отстроили дом! (Снова пьет.) А знаете, кто поджег?
Жан. Госпожа матушка ваша!
Фрекен. А знаете, кто был хозяин кирпичной фабрики?
Жан. Любовник вашей матушки?
Фрекен. А знаете, чьи были деньги?
Жан. Постойте-ка… Нет, не знаю.
Фрекен. Моей матери!
Жан. Стало быть, и графа, ведь так по брачному договору?
Фрекен. Брачного договора нет никакого. У матери было свое небольшое состояние, она не хотела, чтоб отец наложил на него руку, и потому отдала… другу.
Жан. Который все и слямзил!
Фрекен. Совершенно справедливо! Он оставил деньги себе! И вот все доходит до сведения отца, но не может же он начинать тяжбу, не платить любовнику жены, доказывать, что деньги ее! Он тогда застрелиться хотел! Говорили, даже пытался, но неудачно! Но он остается жить, а мать расплачивается за свои поступки. В этом прошло пять лет моей жизни! Я любила отца, но была на стороне матери, я же ничего не знала. Она и научила меня презирать и ненавидеть мужчин — сама-то она, как вы сейчас слышали, их ненавидела, — и я ей поклялась, что никогда не стану рабой мужчины.
Жан. То-то вы и обручились с фогтом!
Фрекен. Именно, чтобы сделать его своим рабом.
Жан. Ну а он не захотел?
Фрекен. Очень даже захотел, да не вышло у него. Он мне надоел!
Жан. Да, я все видел — в конюшне.
Фрекен. Что вы видели?
Жан. А то и видел, как он помолвку порвал.
Фрекен. Ложь! Это я порвала! Неужто он, подлец, утверждает, будто бы он порвал?
Жан. Никакой он не подлец! Вы, фрекен, ненавидите мужчин?
Фрекен. Да, обычно! Но иногда, когда на меня находит слабость, ох!..
Жан. И меня, стало быть, ненавидите?
Фрекен. Безмерно! Я бы вас велела пристрелить, как зверя…
Жан. «Преступник осуждается к двум годам каторжных работ, а зверь пристрелен!» Не так ли?
Фрекен. Именно так!
Жан. Но прокурора нет. Да и зверя здесь нет! Что ж нам делать?
Фрекен. Бежать!
Жан. Чтоб вконец истерзать друг друга?
Фрекен. Нет, чтобы два дня, восемь дней — сколько сможем — наслаждаться, а после — умереть…
Жан. Умереть? Какие глупости! Лучше уж открыть отель!
Фрекен (продолжает, не слушая его)…на озере Комо, где зеленеет лавр на Рождество и апельсины рдеют.
Жан. На озере Комо вечно хлещут дожди, апельсины я там видел только в лавках зеленщиков; зато иностранцам там раздолье, влюбленным парочкам охотно сдают виллы, и это весьма выгодно — знаете отчего? О, контракт они заключают на полгода, а съезжают недели через три!
Фрекен (простодушно). Почему же недели через три?
Жан. Да расходятся. А все равно платят! Виллу сразу же сдают снова. И так без конца — любви хватает, хоть она всякий раз и коротенькая!
Фрекен. Вы не хотите умереть вместе со мной?
Жан. Я вообще не хочу умирать! Поскольку я люблю жизнь, а кроме того, я считаю самоубийство грехом против Провидения, даровавшего нам жизнь.
Фрекен. И вы — вы — в Бога веруете?
Жан. Конечно, верую! Я каждое воскресенье в церковь хожу. Но, говоря откровенно, я уже от всего этого устал, и сейчас я иду спать.
Фрекен. И вы полагаете, я это допущу? Знаете ли вы, в каком долгу мужчина перед женщиной, которую он обесчестил?
Жан (вынимает из бумажника и швыряет на стол серебряную монету). Вот! Не хочу оставаться в долгу!
Фрекен (стараясь не замечать оскорбления). Знаете ли вы, к чему обязывает закон…
Жан. К сожалению, закон не наказывает женщину, которая соблазнила мужчину!
Фрекен. Видите ли вы какой-то иной выход, кроме того, чтоб нам уехать, обвенчаться и развестись?
Жан. А если я уклонюсь от такого мезальянса?
Фрекен. Мезальянса…
Жан. Да, для меня! Сами поймите: мой род благороднее вашего, у нас поджигателей не было!
Фрекен. Откуда вам знать?
Жан. Но и противоположного нельзя знать, у нас нет родословного древа — разве что в полиции! Зато насчет вашей родословной я вычитал в дворянском справочнике. Знаете, кто основал ваш род? Мельник, с женой которого провел одну ночь король во время датской войны. Нет, у меня-то нет таких предков! У меня и вообще-то нет предков, я зато сам могу предком стать!
Фрекен. Вот мне — за то, что я открыла сердце недостойному, предала фамильную честь…
Жан. Выдала позор семейный! Видите — я же говорил! Нечего пить, от спиртного язык развязывается. А кое-кому не следовало бы болтать!
Фрекен. О, как я казню себя! Как раскаиваюсь! И если бы вы хоть любили меня!
Жан. В последний раз спрашиваю — чего вам от меня надо? Рыдать мне, прыгать через хлыст, целовать вас, умыкнуть на три недели к озеру Комо, а после… Так, что ли? Чего вам надо? Это уже делается несносно! Да, нечего было совать нос в бабьи дела! Фрекен Жюли! Я вижу — вы несчастны, я вижу — вы мучаетесь, но я не могу вас понять. У нас этих тонкостей не водится; но у нас и ненависти этой нет! Для нас любовь — игра, когда время позволяет, только мы же не болтаемся без дела день и ночь, как вы!
Фрекен. Вы не должны меня обижать; и наконец-то вы заговорили как человек.
Жан. Да, но будьте сами-то человеком! Сами на меня плюете, а не даете утереться — об вас!
Фрекен. Помоги мне, помоги. Только скажи — что мне делать? Куда деваться?
Жан. Господи Иисусе, если б я знал!
Фрекен. Я рехнулась, я с ума сошла, но неужто же мне нет никакого спасения!
Жан. Оставайся тут и успокойся! Никто ничего не знает!
Фрекен. Нельзя! Люди знают! Кристина знает!
Жан. Ничего они не знают, они б даже и не поверили!
Фрекен (запинаясь). Но ведь это может повториться!
Жан. Верно!
Фрекен. А последствия?
Жан (испугавшись). Последствия! И где была моя голова! Да, тогда только одно — подальше отсюда! Сейчас же! Я с вами не еду, не то все пропало, езжайте одна — куда угодно!
Фрекен. Одна? Куда? Не могу!
Жан. Надо! И скорей, пока не вернулся граф! Останетесь — сами знаете, что из этого выйдет! Кто однажды согрешил, станет рабом греха… И будет все смелей и смелей, и глядишь — попался! Скорей уезжайте! А после напишете графу и покаетесь во всем, только меня не выдавайте! Сам он не догадается! Да и не очень-то ему надо дознаваться!
Фрекен. Я еду, если вы со мною!
Жан. С ума вы, что ль, сошли? Фрекен Жюли удрала с лакеем! Послезавтра газеты все пропечатают, и графу этого не пережить!
Фрекен. Не могу я ехать! И остаться не могу! Помоги! Я устала, я так безмерно устала… Приказывай! Подтолкни меня! Я уж ни думать, ни действовать больше не могу!..
Жан. Видите, какие вы скоты! И зачем только пыжиться и носы задирать, будто вы творцы мирозданья! Ладно! Приказываю! Идите к себе, оденьтесь. Захватите денег на дорогу и спускайтесь обратно!
Фрекен (тихо). Пойдем со мной!
Жан. В вашу комнату? Ну вот, опять вы с ума сходите! (Секунду помедлив.) Нет! Живо идите! (Выводит ее за руку со сцены.)
Фрекен (на ходу). Жан! Не надо так со мной говорить!
Жан. Приказ — всегда грубость! Пора и вам это узнать! Пора!
Жан один. Он испускает вздох облегчения; садится к столу; вынимает блокнот и перо; вслух что-то подсчитывает; затем немая мимическая игра, пока не входит Кристина. Она приоделась, собирается в церковь, в руке у нее манишка и белый галстук.
Кристина. Господи Иисусе! Ну и картина! Что это вы тут делали?
Жан. А-а, это фрекен людей зазвала. Ты что — так спала крепко? Неужели не слыхала ничего?
Кристина. Спала как убитая!
Жан. И уже для церкви разрядилась?
Кристина. И-и! А ведь и ты обещался со мной нынче к исповеди пойти!
Жан. Что верно, то верно! Ты уж, гляжу, мне и облачение принесла! Иди-ка сюда! (Садится.)