Алексей Толстой - Том 2. Драматические произведения

Василько

Пожалуй, государь,Нам не мешай; у нас уже все делоУлажено.

Посадник

С ума вы, что ль, сошли?Когда нам князь готовит новый приступ,Тут каждый дорог человек, а выРебячиться затеяли? Брось дурь!

Василько

Не можем, Глеб Мироныч! Об закладПобились мы!

Посадник

Так я перевязатьВас прикажу.

Василько

Не в гнев тебе, а насВязать не след. В Новегороде былоТак искони, что молодежь моглаВсегда как хочет тешиться, и воляУ нас на то от прадедов идет!

Посадник

Великое ты выговорил слово;А знаешь ли, какой его есть толк?В чем воля-то? В том, что чужой мы властиНе терпим над собой! Что мы с князьямиПо старине ведем свой уговор:Се будь твое, а се будь наше. В наше жТы, княже, не вступайся! А когдаТот уговор забудет князь, емуМы кажем путь, другого ж промышляемСебе на стол. Вот наша воля в чем.И за нее с низовыми мы нонеВедем войну, и за нее, коль надо,Поляжем все! И чтобы воля этаБыла крепка, и чтоб никто не могНад нами государем называться —Мы Новгород Великий государемПоставили и головы послушно,Свободные, склонили, перед ним.Вот наша воля! Прав своих держаться,Чужие чтить, блюсти закон и правду,Не прихоти княжие исполнять,Но то чинить безропотно и свято,Что государь наш Новгород велит, —Вот воля в чем! А чтобы всякий делатьВолен был то, что в голову взбредет, —Нет, то была б не воля — неурядьеТо было бы! Когда б такую волюТерпели мы, давно княжой бы сталиМы вотчиной иль разделили б насМежду собой соседи! Выкинь дурьИз головы!

Василько

Сам вижу, Глеб Мироныч,Что виноват, и, если только преждеПодумал бы, заклада б не держал.Но посуди: словенские меняНачнут корить; гончарские же на смехМеня подымут!

Посадник

Что тебе за дело?

Василько

Как что за дело? Трусом обзовут!Стыд будет мне, бесчестье понесу я!

Посадник

Ты разве трус?

Василько

Ты знаешь сам, что нет!

Посадник

А коль не трус, о чем твоя забота?Не пред людьми — перед собой будь чист!

Василько

Так, государь, да не легко же…

Посадник

Что?Чужие толки слышать? Своего,А не чужого бойся нареканья —Чужое вздор!

Василько

Тебе-то благо, ГлебМиронович, так говорить! ВысокоУ каждого стоишь ты в мысли. ТвойВелик почет. Но что бы сделал ты,Коль на тебя бы студное что-либоВзвалили люди?

Посадник

Плюнул бы на них!Вот что бы сделал. Иль уж сам себеНеведом я? Себя я, благо, знаю,Сам чту себя. Довольно мне того.

Посадница

Ах, свет мой Глеб! Вот этим-то и нажилТы недругов! Ни за что никомуНе сделаешь уступки! Ни других,Ни самого себя, вишь, не жалеешь!А так нельзя! Живем ведь не одни,С людьми живем. Ужели ж на людейИ не смотреть? Когда б ты захотел,Иной бы раз друзей себе словечкомНажить бы мог!

Посадник

Не в норове моемЗа дружбою гоняться. Если б яПошел на то, чтоб людям угождать,Не стало бы меня на угожденья,Все мало б им казалося. ЛюдейПо шерсти ль гладь иль против шерсти — то жеТебе от них спасибо! Я ж хочуНе слыть, а быть. Для собственной своейЧинить хочу для совести и самСвое себе спасибо говорить.А что болтать они про это будут,То для меня равно, как если дождьПо крыше бьет!

(К Васильку.)

Поди к своим, скажи:Посадник Глеб вам запретил и думатьО вылазке. А к вечеру вернись;С тобой пойдем мы вместе к воеводе,Укажет он, как удаль показать!

(Идет к двери.)

Василько

(топнув ногой)

Хоть утопиться, право, в ту же пору!

Посадник

(услышав его, оборачивается)

Топись, когда врагов от наших стенПрогоним мы, — теперь же и топитьсяТы не волен! Ты Новгороду держишьТеперь ответ! Как смеешь ты иметьХотение свое, когда я сам,Я, Глеб, себя другому подчинил,Из рук Фомы мной вырванную властьТому вручил, кто лучше всех защитуУмеет весть? Как смеешь о стыдеТы помышлять, когда у нас свободаШатается? Что значит честь твояПред новгородской честью? Двадцать летПосадничью мою храню я честь —Но если б только ей спасенье нашеЯ мог купить — как свят господь, я б отдалЕе сейчас! Все ныне позабудь —Одну беду грозящую нам помни!А стыд тому, чья подлая душаИное б что, чем Новгород, вмещала,Пока беда над ним не миновала!

(Уходит.)

Действие второе

Наталья прибирает горницу и ставит посуду на стол.

Наталья. Уж эти мне гости! Не дадут и часочка с ним посидеть! Вернется усталый: чем бы отдохнуть, а тут разговоры пойдут, а там, глядишь, опять приспело время на вал идти.

Девушка. А много ль будет гостей?

Наталья. И сама не знаю.

Девушка. Ты что ж не спросила?

Наталья. До того ли мне было, как после двух суток его увидала.

Кондратьевна. Что ж ты, государыня, сама-то на стол ставишь? Дай, мы и без тебя соберем!

Девушка. Кто же сегодня прислуживать будет? Челядь ведь вся брони надела, на завалы ушла, а нам с Кондратьевной в кухне быть.

Наталья. А я разве не сумею?

Девушка. Сама, нешто, будешь посуду носить?

Наталья. А почему же не сама? Что я за боярыня такая?

Девушка. Вестимо — боярыня! Не сегодня, так завтра будешь боярыней. Пора Андрею Юрьичу в закон вступить.

Наталья. Просила я тебя не говорить мне о том. Сколько раз просила. Коли опять начнешь, ей-богу, осерчаю.

Девушка. Ну, да! Таковская.

Кондратьевна. Молчи, ты, постреленок! Ей слово, а она тебе два! Пошла в кухню, смотри пирог — не пригорел бы.

Девушка уходит.

Ox, ox, дитятко! Избаловала ты нас, страху-то нет к тебе, к государыне к нашей.

Наталья. И ты туда же! Этакие вы, право.

Кондратьевна. По душе говорю, голубонька, по любви своей, не по одному приказу боярскому. Все мы любим тебя за милостивость твою.

Наталья. А я-то и в глаза смотреть вам не смею. Сама ведь кружевницей в Новгород пришла, думала через год домой вернуться, да навсегда и осталась; хожу себе в золоте, а как подумаю, что и мать и отец плачут теперь по мне, так иной раз сама себе противна стану, что руки бы на себя наложила. Всех я вас хуже, а вы же меня государыней величаете.

Кондратьевна. Родимая ты наша! Служить-то тебе не в труд, а в радость. Уж кротче тебя и не видывали.

Наталья. А иной раз как вспомню, что ведь это для него я своих бросила, просветлеет у меня снова на сердце и опять все кажется трын-трава!

Кондратьевна. Кто богу не грешен, дитятко! Господь помилует тебя за простоту за твою.

Наталья. Вишь, как я нарядилась сегодня. Ведь это он так велит, а мне и самой совестно.

Кондратьевна. Уж горазда ты наряжаться, нечего сказать! Лучшие окруты по церквам пораздала. Вишь, и повязки-то новой не надела. Надень, дитятко, повязку — краше будет, а я в кухню сбегаю, не то эта егоза, пожалуй, пирог просмотрит. (Уходит.)

Наталья садится к окну, задумывается и напевает песню.

Голос (под окном). Подайте, Христа ради! Подайте убогому! Подайте калике перехожему, Христа ради!