Великан - Джавид Алакбарли
Словом, всё в его семье было так, как и должно быть в том высшем обществе, к которому они принадлежали. Отец и мать были красивы, умны, образованны и влюблены в друг друга. Это было прекрасно. Ведь согласно всем дедовским канонам, настоящего поэта можно зачать лишь в состоянии большой любви. Тогда она была у его родителей. Но потом она просто исчезла. Куда-то подевалась. Может быть, испарилась или растворилась в чём-то едком и ядовитом, проникшим в их отношения. Они расстались. Отец вновь женился. Мать осталась одна. Замуж так и не вышла. Уж слишком неординарна была эта женщина и абсолютно не вписывалась в рамки турецкой семьи и тех стереотипов, которые требовали от женщин соблюдения многих правил, столь чуждых ей по духу.
Он родился тогда, когда его дед ещё был пашой в Салониках. Вот так уж и получилось, что великий турецкий поэт родился вне границ современной Турции. И судьба его сложилась так, что он умер и был похоронен в Москве, столь далёкой от его исторической родины. Хотя он и завещал похоронить себя на сельском кладбище в Анатолии, но сделать это было просто невозможно. Таковы были зигзаги его судьбы и реалии бурного двадцатого века.
У деда в доме он жил вместе с матерью. В это время его отец получил назначение консулом в Гамбург и уехал. Мать много рисовала, и нередко он присоединялся к ней. Откуда было ему тогда знать, что придёт время и это ремесло художника спасёт его от голодной смерти и будет кормить все те годы, когда он будет сидеть в тюрьме. Но как человек, однажды сполна осознавший в чём заключается «сладость яблок Сезанна», он всю оставшуюся жизнь, на чисто интуитивном уровне, умел удивительно тонко и точно разграничивать настоящую живопись и все те жал кие подделки, которые пытались выдать за истинные произведения искусства.
***
Легенды, что ходили о нём ещё при его жизни, добавляли немало красок в его удивительный образ настоящего Великана. А ещё они утверждали, что стоит ему взять на руки плачущего ребёнка, как тот тут же затихает. Наверное, так и возник урок № 1, адресованный поэтом миру педагогики: «Любовь может всё». И успокоить, и вылечить. А ещё воспитать и подарить вечную надежду на то, что всё в этой жизни сложится.
Множество историй о нём и о его неординарных поступках можно было включить в специальный свод педагогических правил и притч, почти не редактируя их. Одна из них, например, описывает, как он заходит в кофейню в очень бедном квартале, подсаживается к самому оборванному и грязному бедняку и приказывает:
— Ну ка, выкладывай на стол всё, что есть в твоих карманах.
Тот кладёт несколько монет. Потом поэт выворачивает свои собственные карманы. Денег у него много. Ведь, как правило, во всех этих байках он представлялся сказочно богатым человеком. Иначе и быть не могло — ведь это же внук паши. А потом он якобы берёт и смешивает эти две кучки денег. Из своей большой и крохотной, состоящей из медяков, кучки бедняка, он кропотливо создаёт две новые. В них денег поровну — одну он отдаёт бедняку, а другую кладёт себе в карман.
Наверное, множество таких действительных, а порой и выдуманных историй могли составить содержание урока № 2 — «Всё должно быть по справедливости». Так правильно. А правильно то, чтобы у всех было всё, в чём они нуждаются. И так должно быть всегда и везде.
Потом в период его жизни в Москве немало людей будет с удивлением рассказывать о том, что у поэта была весьма странная привычка. Он вдруг мог позвонить кому-то из своих близких знакомых и спросить:
— Дорогой брат, я тут получил гонорар. Тебе деньги не нужны? Если тебе не нужны, может быть, ты знаешь каких-то хороших людей, которым очень нужны деньги?
Среди множества рукописей и документов, составляющих его наследие, есть одна весьма занятная рас писка. История её достаточно необычна. Ведь в Советском Союзе нельзя было пойти в магазин и купить машину. Помимо денег на её приобретение требовалось ещё наличие специального разрешения на покупку. Такое разрешение у поэта было. Но именно в момент получения этой бумажки у него не было денег на приобретение автомобиля.
Вся эта система выплат гонораров, особенно за книги, напечатанные за рубежом, в Советском Союзе казалась ему чрезвычайно сложной. И не всегда ему удавалось разобраться с тем, сколько же у него денег на счету. Словом, правом купить себе лучшую машину тех времён он обладал, а денег на то, чтобы её купить, у него именно в этот момент не было. Тогда он и написал эту расписку: «Прошу троих моих братьев из Баку одолжить мне деньги на машину. Обещаю не умереть, пока не верну долг».
***
В тюрьме судьба его сводила с разными людьми.
Ну, и конечно, с поэтами тоже. Среди них были и обычные рифмоплёты, и очень талантливые люди. Он слушал их стихи. Разные и всякие. И давал советы. Конечно, только тогда, когда их просили у него. Самому талантливому из них он дал тот радикальный совет, который был, по его мнению, единственно возможным из всех существующих.
— Найди хорошую жаровню.
Тот принёс самую большую, которую ему удалось найти в тюрьме. И тогда он отдаёт ещё один приказ:
— Выложи туда всю эту груду своих стихов и сожги. Я не могу сказать, что они абсолютно бесталанны. Ну, скажем так, что они не совсем бездарные. Но всё, что ты хотел в них сказать, за много лет до тебя сказали другие поэты. Хорошо сказали. Намного лучше, чем это сделал ты. Освободи себя от этого груза. Стань свободен от того, что ты уже написал. И попытайся сказать что-то такое, что ещё до тебя никто не говорил. Да и сказать это надо так, чтобы это зазвучало таким образом, как ещё не звучал ни один стих. Сумеешь?
Это был урок № 3. И заключался он в том, что поэзия всегда была и остаётся ездой в незнаемое.
Как-то у ворот тюрьмы, где он сидел, подрались подростки. Один из них оскорбил служителя тюрьмы. Его
