Ванда Василевская - Бартош-Гловацкий

Агата. Мало что хромой болтал! Он вон все кузнецу перечил, а вышла-то Кузнецова правда!

Первый крестьянин. И всегда все против бедного народа выйдет.

Ян. А народ глуп, как, к примеру, сапог.

Шимон. Не говорили бы вы, Ян. Пан Костюшко…

Ян. Кончился пан Костюшко, раз-два — и конец.

Второй крестьянин. Панская измена была.

Третий крестьянин. Известно, измена была. Пан всегда против мужика измены затевает, никогда иначе не было.

Второй крестьянин. Всегда он мужицкой обидой жил.

Ян. А мужикам мерещилось, что они вместе с панами чего-то добьются.

Третий крестьянин. Паны только продавали войску сено и солому, так им-то война на пользу вышла. А как дело до драки — только их и видели. Говорят, в других местах еще хуже, чем у нас, в Краковщине. Как кто к Костюшке идти сберется, страшно наказывали.

Первый крестьянин. Так как же это? Стало быть, для панской выгоды война шла?

Третий крестьянин. Кто их разберет? Будто не знаете, — пан всегда все повернет себе на пользу, мужику на беду.

Вторая женщина. А нынче нас сюда зачем согнали?

Ян. Кто их знает!

Вторая женщина. Еще кто-то бежит.

Первая женщина. Бартошиха.

Агата. Последняя идет, как же, пани шляхтянка!

Шимон. Зря говорите. Бартош правильный человек.

Агата. Я не против него и говорю. А Бартошиха совсем от этого шляхетства одурела. И что ей в нем?

Третий крестьянин. Одно горе, только и всего. Ишь совсем извелась баба.

Подходит Бартошиха.

Ян. Идите, идите, кума, станьте тут возле нас. Где это ваш?

Бартошиха. О, господи Исусе, господи Исусе, так вы еще ничего не знаете?

Шимон. А что нам знать?

Бартошиха. Да как пошел мой с утра в усадьбу, до сих пор его нет… Ходила я узнать, так как собаку прогнали.

Агата. А ваш бунтовал мужиков, наверно через это.

Бартошиха. О, Господи! Да чтоб у тебя, холера, язык отсох! Мой их бунтовал?

Агата. Что ж ты дивишься, пани Гловацкая? Ведь все знают, как дело было. Кто Владека Банаха подстрекал? Не через это его гайдуки побили так, что еле дышит?

Бартошиха. Мой по справедливости говорил: было обещано, что кто за паном Костюшкой пойдет, будет освобожден от барщины! Правда, кум?

Шимон. Правильно говорите!

Ян. Э, куда там… Читал я в городе манифесты и давно говорю… Да вы, Шимон, только и думали, как бы за косу схватиться, а об остальном у вас и заботушки не было… Очень уж вам понравилось, что пан Костюшко краковскую шапку надел… А в манифесте ничего больше и не было, а только что кто с войны вернется, тот должен работать с этого дня, а за прошлое не отрабатывать.

Первый мужик. Правда, так и стояло в манифесте.

Вторая женщина. А сказывали…

Агата. Мало ли что сказывали! Люди уж всегда…

Шимон. Ну, по справедливости-то, Бартошу не полагалось! Все ведь знают, как было написано: на вечные времена!

Ян. Кончился пан Костюшко, так и вечные времена кончились.

Бартошиха. Ой, боже, боже…

Первый крестьянин. Поглядите, не видно ли где управляющего?

Агата. Не видно. Побежал куда-то.

Вторая женщина. Солнце высоко; что нас столько времени держат?

Третья женщина. Должно, что-нибудь важное.

Бартошиха. Пойду еще раз про своего спрошу.

Вторая женщина. Лучше не надо, Бартошиха, очень уж сегодня управляющий зол, еще хлопнет вас по морде или что…

Агата. А пани Гловацкая непривычна, шляхтянок спокон веков по морде не били.

В толпе смех.

Шимон. Постыдились бы вы, бабы, женщина еле на ногах стоит.

Агата. А вы заступайтесь! Раньше так вы им хороши были, а как началось это шляхетство да работа на своем хозяйстве, так оказалось, что вы им неровня…

Первая женщина. Хромой бедняк кому ровня!

Шимон. Эх, бабы! Несчастья — и того не уважат.

Вбегает запыхавшийся Валек.

Валек. Мама, мама!

Бартошиха. Что еще? Чего бежишь? Наказание мне с тобой! Я что тебе говорила? Чтобы дом стерег…

Валек. Корову забрали, корову!

Бартошиха. Ты одурел? Какую корову?

Валек. Да нашу, Пеструху.

Бартошиха. Господи Исусе! Кто?

Валек. Пришли дворовые с приказчиком и забрали. Из хлева забрали, на веревке.

Ян. Не бегите, Бартошиха! И куда повели?

Валек. В усадьбу погнали, к коровникам…

Агата. Ну, ну…

Третий крестьянин. Смотрите-ка, люди добрые!

Валек. А еще австрияки пришли. Дворовые говорили.

Ян. Австрияки?

Валек. Ей-богу, говорили!

Бартошиха. Ну, не говорила ли я моему, не говорила, что быть худу? Вот так меня в сердце и кололо, еще весной, когда управляющий приходил старостову грамоту читать… Ой, знала я, знала, что это не к добру! Ой, люди мои милые! Побегу домой посмотреть…

Гайдук. Тихо там! Ждать, не расходиться!

Первая женщина. Ждем, ждем, а…

Агата. Что-то слыхать…

Первый крестьянин. Не то войско идет, не то…

Шимон. Тише, вы!

Вторая женщина. Страшно чего-то.

Первая женщина. И что только будет?

Первый крестьянин. Тише, управляющий идет!

Травинский (входя). Все здесь?

Голоса из толпы. Все.

Первый крестьянин. Еще бы! Плетью сгоняли.

Шимон. Тише!

Вторая женщина. Страшно злой чего-то.

Третья женщина. Да не толкайтесь вы!

Агата. Кто это толкается! Смотрите, какая любопытная! Управляющего не видела! Будет говорить, все услышат!

Бартошиха. Господи Исусе!

Травинский. Тише там! Именем пана старосты Шуйского…

Бартошиха. О-о-ох!

Травинский. Именем его милости ясновельможного пана старосты Шуйского объявляю подданным крестьянам жендовицких имений следующее: Войцех Бартош, называемый Гловацким…

Бартошиха. Боже милостивый!..

Первый крестьянин. Тише!

Травинский. Войцех Бартош, называемый Гловацким, за неповиновение и невыполнение крестьянских повинностей приговаривается к пятидесяти палочным ударам.

Женщины. Господи Исусе!..

Первый крестьянин. Ведут Войцеха, ведут!

Вторая женщина. Все-то лицо в крови!

Бартошиха. Люди, люди добрые!..

Шимон. Тише, Бартошиха, тише, а то…

Бартошиха. Войтусь! Войтусь!

Ян. Тише, тише, кума, что уж теперь…

Бартошиха. Люди мои милые, соседи мои добрые…

Ян (делает шаг вперед). Мужики!..

Первый крестьянин. Что вы, Ян? Вы только посмотрите…

Второй крестьянин. Гайдуки…

Ян опускает голову.

Травинский. А ради примера и предостережения остальных наказание, следуемое Войцеху Бартошу, будет произведено перед собравшимися крестьянами… Перед всеми, кого Войцех бунтовал и подстрекал к неповиновению, распространяя облыжные вести, якобы некоторые разряды крестьян освобождены от барщины.

Бартошиха. О-о-ох!

Первая женщина. Руки связаны…

Первый крестьянин. Сукману на бедняге разорвали…

Шимон. Из-под Рацлавиц сукмана-то…

Второй крестьянин. Вот тебе мужицкое шляхетство…

Третий крестьянин. Вот тебе панские манифесты…

Второй крестьянин. Вот тебе и крестьянская шапка на Костюшке!

Первая женщина. Исусе Христе!..

Бартошиха. Войтек!.. Войтек!.. Войтек!..

Травинский. Взять ее! Чего стоите? Начинать!

Вздох толпы: «О-о-ох!..»

Первая женщина. Забьют, беднягу, совсем забьют!

Второй крестьянин. Ну, что на цыпочки становиться? Не видела, как человека бьют?

Стон толпы: «О-о-ох…»

Бартошиха. Войтусь!.. Войтусь!..

Шимон. Сомлела…

Третий крестьянин. Постойте-ка, что это?

Первая женщина. Австрияки!

Третий крестьянин. Эти-то зачем?