Николай Погодин - Минувшие годы
Ксюша. Жданович, но… как можно?
Наверху на галлерее появился неожиданно Люшин.
Люшин (с места). Невыдержанно разговариваете, гражданин Жданович. Слова напрасные и опасные. Вас просят товарищ Трабский и товарищ Кряжин.
Жданович. А Миньяров разве сюда не приехал?
Люшин. Сейчас и он приедет. Вас просят предварительно потолковать.
Жданович. Понимаю. (Уходит наверх.)
Люшин спускается.
Люшин. Я… мы… то есть я и кое-кто другой… слыхали, будто вы, уважаемая, таите жаркую симпатию к одному лицу… но неофициально…
Ксюша. Разве симпатии бывают официальными и частными?
Люшин. Извиняюсь. Бывает брак, бывает просто так.
Ксюша. На что вы намекаете?
Люшин (в лоб). На Черемисова.
Ксюша. И вы… вы смеете…
Люшин. Смею. А смею я только для вашей пользы. Нам известно, что вы хотите выгораживать бывшего директора — выгораживайте. Но вся ваша защита пойдет ему во вред, поскольку вы имеете с ним тайную связь… Но мало этого: выгораживая Черемисова, вы замараете себя… то есть утопите…
Ксюша (в ужасе). День или ночь сейчас?.. Кто из нас двоих сошел с ума? Кто вы такой?
Люшин. Фу ты, как изящно! А время даже очень не изящное. Дура, ты слушайся людей с рассудком. Ты слыхала, кто сегодня по делу Черемисова… по делу… Дело! Миньяров с Кряжиным приехали. А знаешь, кто теперь Миньяров? Ка-пе-ка!.,
Ксюша. Мне говорили, что вас надо бояться, но я не думала…
Люшин. А ты подумай. Своя рубашка ближе к телу. Бойся!.. От меня, конечно, многое теперь зависит. Я стою твердою ногою. Был незаметный, маленький… Теперь я управляющий делами. Но они еще увидят завтра Люшина! Припомни, какие с Купером велись беседы, как между ними критиковался весь советский строй. (Слышит чьи-то шаги.) Погуляйте, уважаемая, на вольном воздухе, мы вас пригласим.
Является Чильдибай. Манера знающего себе цену человека. Орден Ленина. Ксюша удаляется.
Садись. От тебя пахнет… Ты прежде будто не пил.
Чильдибай. Прежде я с тобой дела не имел.
Люшин. Оставь эти шутки. Связался с врагами народа — и радуется. Я только об одном болею: как тебя, дурака, вызволить.
Чильдибай (холодное презрение). Зачем, ты меня пугаешь? Напрасное дело. Я знаю одну партию. Я знаю одну власть. Другой партии мне не надо, другой власти мне не надо. Я мастер… да? Рабочий класс… Да! Почему товарищ Сталин рабочий класс не пугает, а ты меня хочешь пугать?
Люшин. Эх ты, невежда! Вы, казахи, много стали о себе понимать. Как что — так Сталин. Спит и видит Сталин Чильдибая. Невежда ты!
Чильдибай (сдержанный гнев). За эти слова, извиняюсь, я вам сделаю очень некрасиво. Почему вы, сукин сын, извиняюсь, оскорбляете мою нацию, почему вы оскорбляете товарища Сталина? Я вам сделаю очень некрасиво. Я вас буду бить.
Люшин (радость). Бей, идиот, ударь!.. (Шумно.) Вот и вылазка!
Является Черемисов.
Черемисов. Вы что шумите? (Понял ситуацию.) Пора… Но не таким манером.
Люшин (всматриваясь в лицо Черемисова). Хм… да… веселые… Из одной пивной явились, что ли?
Черемисов (как бы не слышит). Не стоит, Чильдибай…
Люшин (пристальность и беспокойство). Хм… да… Веселье… (Как бы про себя.) Дите смеется перед слезами, но ведь то дите.
Наверху в дверях является Трабский.
Трабский. Люшин!
Люшин. Я! Иду, иду. (Ушел.)
Чильдибай. Что такое? В чем дело? Не понимаю.
Черемисов. Слушай, Чильдибай. Вот этот человек… не Люшин. Люшин — это ничтожество. Нет, Трабский!.. Ломал меня целый год — не сломал. А он прошел огонь и воду борьбы антипартийных групп, фракций, оппозиций. Этот удав пытался Месяцева проглотить, подарки, премии, особое внимание, — не обработал! Тут-то и пошла у нас схватка не на жизнь, а на смерть. Кто кого.
Тем временем на верхней галлерее появился Люшин. Стал прислушиваться.
Они сейчас подхватывают наши лозунги о бдительности, и воры кричат — держи вора! Попробуй разберись, где ложь, где правда. Вот Трабский и подает на блюдце дело Черемисова… Ты понял или нет?
Чильдибай (изумление). Я чувствовал, я думал… да. Но почему — не понимаю, — почему ты до сих пор молчал?
Черемисов. Тише… Мне надо было до конца понять, что же такое Трабский. Тогда я написал в Центральный Комитет. Я написал Миньярову. Он знает меня с комсомольских лет. Но вот когда по требованию дирекции меня стали таскать в прокуратуру и обвинять в обмане государства, когда мне насчитали миллион потраченных на ветер денег… я взял и обратился с письмом к товарищу Сталину. Ответ пришел: «Смелей экспериментируйте, мы вас поддержим».
Чильдибай (после паузы, задумчиво). Какой человек!.. Какой дорогой человек! Но почему Миньяров, Кряжин?.. Почему нас вызывают? Почему Люшин мне угрожает?
Черемисов. Что Кряжин думает, я еще не знаю, но с чем сюда приехал Миньяров — догадываюсь. (Презрительно.) А Люшин — это тля. Ему лишь кажется, что он функционирует. Его просто нет в природе.
Вдруг Люшин стремительно и шумно сбегает по лестнице. В руках у него блокнотик, карандаши, которые он раскладывает на письменном столе. Лицо его отражает страшное смятение.
Люшин. А что, то-то-варищ Миньяров не приходил?
Черемисов (удивление, юмор). Что с вами, Люшин? Отчего вы вдруг заикаетесь?
Люшин. На-на-следственное… у-у-у меня отец был заика.
Черемисов. Отец виноват. Наследственность.
Выходят и спускаются вниз Жданович, Кряжин. За ними Трабский.
Кряжин (безразлично, с невидящими глазами). Здорово, Черемисов… Толстеешь?
Черемисов (весело). Зато ты что-то похудел.
Кряжин. С чего бы это ты такой веселый?
Черемисов. С рабочим классом общаюсь, ну, а он ведь никогда не унывает.
Кряжин. Что же ты этим хочешь сказать? Мы, значит, с рабочим классом не общаемся.
Черемисов. Представь себе, что именно это я и хотел сказать.
Трабский (мягко). По-моему, мастер нам сейчас не потребуется… Мы вызовем… вас…
Чильдибай. Я понимаю. Я пойду. Мне делать нечего. (Ушел.)
Кряжин (Черемисову). На дешевую демагогию пускаешься?
Трабский. Какая же тут демагогия? Конечно, товарищ Черемисов ближе нас с тобою связан с рабочими, но истинные коммунисты такими вещами не щеголяют. (Ушел.)
Кряжин. Вот именно.
Черемисов (шутливо). Ну что вы, право, с места в карьер взялись меня прорабатывать?(Серьезнее, острее.) Не терпится, что ли?
Кряжин (искренне). Дурак ты, Черемисов!.. Какой дурак! Но поздно. Не поможешь.
Люшин. Роман Максимович, мне надо посвятить вас в один документик.
Кряжин (отмахиваясь). Все документы знаю.
Люшин. Ох, не шумите! (Отводит в сторону). Страшное дело может получиться, Роман Максимович. Запутает вас этот Трабский. Он и меня запутал.
Кряжин (усмешка). Тебя?
Люшин. Ох, не шутите! Ведь я же полагал, что Черемисов встал не на ту линию, а на самом деле наоборот. Пойдемте к вам, все расскажу.
Уходят.
Жданович. Объясни мне, что здесь происходит?
Черемисов. Ты сам не маленький.
Жданович. Ведь мне доказывают, как дважды два, что Черемисов…
Черемисов (перебивает). Зачем ты говоришь об этом мне? Не надо.
Жданович. Но почему ты уклоняешься от прямого разговора со мною? Не доверяешь, что ли?
Черемисов. Но разве сейчас дело в наших личных отношениях? А если прямо… ты ведь только негодуешь и скорбишь. А толку чуть.
Жданович. Я не могу работать с Трабским.
Черемисов. Дерись… А то… «с одними мы работаем, с другими служим». Беспринципность и больше ничего.
Жданович. Легко сказать — дерись.
Черемисов. Тогда не надо этих разговоров.
