Иннокентий Анненский - Меланиппа-философ

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

О, боги!..

Подруги… Тише… Стон мне из дворцаПочудился…

О, мой отец… О, царь…

Отца зовет… Иль Геллена словамРазгневанным он внемлет?

Нет, там плачут.Иль с Гелленом неладно? Я рабыньСтенания… я вопли различаю…Произнести мне страшно это слово,Но кажется, что жизнь угасла там.

Из чертога, из средних дверей выходит Эол в трауре, обритый, с небольшой траурной свитой, за ним несколько гостей и рабов.

О Пелия приветливые гости,Вы, граждане, вы, верные рабы!Понизьте голоса… Волос в печалиТерзайте пряди… потому что Геллен,Великий Геллен умер, и егоНа смертное уж положили ложе.

Обрядовая сцена плача.

Печаль твою делю я, властелин…Но если скорбь Эолу позволяетНам передать, как царь почил, горитТвоих речей мое послушать сердце.

Без муки он почил. И не успелПлаща ему я на лицо наброситьВ минуту расставанья с жизнью, девы,Как ветерок, в морщинах лицевыхПоследнее прошло усилье жизниИ сделалось как мраморным лицо.

Ты говорил в то время с ним, владыка?

Про наш позор — о, лучше б никогдаМне не рождать ее — ему смущенноЯ говорил… Вдруг вижу, что с ланитСбежала кровь у старца… «Посейдон»,Он прошептал с усильем… Не расслышал,Что бледные еще шептали губы,Но кажется, что было то «прости»,И не «прости» разлуки, а любовьюК виновному звучащее «прости».Просил ли сам прощенья он, не знаю,И у кого… Иль завещал простить,Он медленно склоняться начал, точноХотел он сесть… На ложе мы егоПеренесли поспешно… Там он умер.Увы! Кого б ни завещал проститьЭолу он; сходя в могилу, — этоНапрасный был завет… Давно рабамЯ отпустил их вины… А над тою,Кого назвать я не хочу, чтоб вамНе оскорбить ушей девичьих, гостьи,Творится суд не мой… Эол — один,Двух жен имел… Шесть сыновей и шестьОн дочерей родил на зависть вышним,А кто придет ему глаза закрыть?О, Аполлон!.. Игрушкою твоейЯ сделался? Или твоих не понялСвященных слов Эол? Но о какихТы говорил мне внуках, славе царской?

Прости мне, царь! Последние словаВеликого когда бы фессалийцамТы передать велел… Не смертным мужем,Кронидом был почивший царь рожден…Прощение — завет его священный…

О, это было бы уж поздно… ТамКлубится пыль. Гонца я различаю.Не знаю как, но дело решено.

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Те же и Вестник, угрюмый старик, жаркий, запыленный (слева).

Время послеполуденное, ближе к закату.

Царь, да хранит тебя с небес бессмертныйТвой дед и бог… Что вижу я? ХитонРастерзан твой, и волосы обриты…Иль ранее кто был здесь, не пойму.

О, вестник зол… Ты более, чем думал,Сказал, гонец… Постой… Ее сожгли?Покончили с детьми?.. Скорей, не медли…

Не знаю, как сказать тебе: явленныхНа луг снесли: пускай, мол, ищет ихКто их рождал… А мать их ослепили.Восклицания среди окружающих.И, кажется, от непосильных мукВ ней помутился разум…

Ужас, ужас!

Ты все сказал?

Чего ж еще, Эол?Иль, может быть, ты ждал конца другогоЯ ни при чем. Меж судий не сиделИ ваших дел позорных я не ведал.Вот погоди: еще накажет богОбидчиков девицы, и престолОт божьего суда им не защита.

Награды дать тебе я не могуЗа эту весть — отраднее бывают…В чертог иди к своим занятьям, раб,И царские оставь царям печали.

Вестник уходит налево в дверь.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Без Вестника.

О, горе! О, сынКронида блаженный, в сребристыхСединах почил ты… О, лучше б,Владыка, вослед за твоимиМои молодые, о Геллен,Закрылись и светлые вежды,Не так, как царевны кровавойПечатью сожженные веки,А сном благодатным и тихим,Как лебедя песня, как утраОсеннего бледное солнце,Так тихо закрылись, о Геллен…Чтоб этой семьи разореннойЧертога пустого и муки,Снедающей сердце, и жизниВ Магнесии, пышной когда-тоЭоловой славой, не видеть.

Но вот они… О, вот они… владыка,Собрать теперь все силы должен ты.То, что сейчас увидишь ты, ужасно.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

С той же стороны, откуда приходил последний вестник, среди нескольких вооруженных и толпы фессалийцев идет Меланиппа, ослепленная, в узах. За ней, плача и робко причитая, идет Старая кормилица.

Я слышу дым жаровен… Это нашСтаринный дом… Или к жилью другомуВы привели меня? Как затаились,Однако, вы, о судьи… Иль со мнойВас больше нет? А мой отец, тот муж,Который так когда-то назывался?..Иль голоса и царь уже не смеетВозвысить около слепой, чтобы она. . . . . . . . .Проклятьями его не осыпала?О, если есть живые люди здесь,Скажите мне, слыхали ль вы, чтоб ногиИль руки у кого, когда отпилятОт тела их, болели? Отчего жМои глаза так чешутся? Ведь ихУж нет… Кровавый этот студень, верно,Растоптан уж давно… Мои глаза!О, солнце… О, цветы… О, сны… О, дети.

Несчастная царевна… Голос мойТы, может быть, узнаешь… Я подруга,Я сверстница твоя… О, горький вид!

Я узнаю!.. Вас с Пелия послалаЗа мной сюда Хирона дочь… Ведь так?

Страдания ей разум помутили.

Я, кажется, напутала. Мои,Действительно, ко тьме еще не могутПривыкнуть ни шаги, ни мысли, девы…

Я, может быть, могла бы чем-нибудьСтрадания смягчить твои, царевна…

Смягчить мои страдания? Иль трупТы вылечить возьмешься? Или глазТы лишнею владеешь парой, дева?Могу я сесть, о судьи, или нет?..Истома мне колени подломила.Вы, может быть, ослабить этот узелПозволите мне, судьи? О рабыни,Эола розе тесно… Тесно розе…О, мой отец заплатит вам. ЖалетьОн ничего своей не будет АрнеИ тем, кто верно, девы, ей служил.

Освободить ее, и пусть садится.

Меланиппу развязывают. Кормилица, плача, обнимает и поддерживает ее.

Державный мой отец… Осмелюсь я…«Ни слова, дочь моя, ни слова больше».О, господи… А сыновья мои?..Скажи, Эол… Куда ж ты дел малюток?За этими несчастными глазамиО детях я забыла… Что за матьПрезренная!

О, боги!.. Точно, разумЕе померк, как свет ее очей…Скажите ей, что Геллен умер, девы!

Как? Умер мой отец? Но он сейчасСо мною здесь беседовал… Иль демонТо был, завистник славы Эолидов?А тот старик, который все грозилИ жечь детей хотел, он тоже умер?

Царевна Меланиппа, твой отецНе умирал… На славу нам живет он,А это дед твой, Геллен, старец белый,В блаженное жилище перешел.Пред смертию его уста шептали«Прости ее» царю… Но суд тебяПриговорил уж раньше и глазаКровавою тебе прижег печатью…

Печатью, да… О, боги… Как мне больно…Два глаза у меня, и было дваУ Меланиппы сына… Где они?Где? где они? О, сжальтесь… ПринеситеКо мне детей… В груди моей волноюГорячею теснится молоко…Последняя волчица… крыса… в ямеДетенышей выводит, и кормитьОтцы и боги ей не запрещают…Отдай детей, старик, мне… Иль скажи,Что их убил… Да и меня прирезатьВели зараз… чтоб не порочить род.

О, боги… Луч сознания вернитеЕе душе… Мне кажется, что умИ у меня мутиться начинает.

О женщина… Я дочерью тебяИ девою назвать уже не смею…Твоих детей не резали, не жгли,А в стадо их на то же место судийРешением вернули… Если их,Как говоришь ты, бог родил, чего ж тыВолнуешься?.. Он должен их спасти,А смертному и рабскому, быть может,Отродью нет спасенья, и не надо…Осуждена в темницу ты, но здесьТы кончишь дни, не в узах, на свободе,Благословлять ты Геллена должна.

О царь, прости безумный ропот сердца;Рассудок мой немного просветлел,И если бы не эти боли… О!..Как будто гвоздь тот раскаленный… мираПоследний луч для Арны… там в мозгуОсколок свой оставил… Сжалься, вышний,Ты разума мне мукой не гаси…Державный царь, я лгала… Я не знаю,То Посейдон ли был… Коль ты бесовС детьми смешал, или возможно девеОбманщика от бога отличить?О, если б был то бог, ужели ж этиОн выносить заставил бы меня,Свою жену, не муки — поношенья…Я покорюсь судьбе моей… Но теньюЯ Геллена, касаяся коленТвоих, о царь, смиренно умоляю:Вели своим ты пастырям, Эол,Не отдавать детей моих зубастымЗверям, отец… Ах, виновата, царь…И трупы их, когда умрут, позволь мнеСамой убрать, и вымыть, и одеть,Холодные их лобызая лица.

ИСХОД