Виктор Розов - В добрый час
Вадим. Практическая сторона меня мало интересует, Анастасия Ефремовна.
Анастасия Ефремовна. Ты еще мальчик, Вадя, но всем вам придется думать и о квартирах, и о деньгах, и о семье…
Вадим (Андрею). Ты попросту лентяй. Вот я теперь как проклятый изучаю итальянский, французский; английский уже знаю хорошо. Это нелегко.
Андрей. Ну ты!.. Ты гений. Уж и манеры себе дипломата вырабатываешь.
Вадим (показывая на Андрея). Вот, пожалуйста, легкая ирония. То, что я умею сидеть на стуле прямо, а не развалясь,
Афанасий невольно меняет позу.
вежливо поздороваться, не гонять по школьным коридорам как угорелый, не чавкать, не ходить нечесаным, —
Афанасий приглаживает вихры.
все это в школе вызывало подобные блестки юмора. Откуда возник этот тонкий юмор? Из желания оправдать свою собственную расхлябанность и лень. Да, да! Чтобы научиться сидеть за обедом прилично, чтобы уступить место женщине, помочь ей, — этому надо учиться, а учиться — это трудиться!
Андрей. Он книгу «Хороший тон» изучал, мне давал читать — не помогает.
Вадим. Скверная книга, устарела. А новую написать не мешает; к сожалению, многим требуется.
Анастасия Ефремовна. Ты умник, Вадя, умник! (Андрею.) Слушай!
Афанасий. Мысли верные, ничего не скажешь… Только они (показывает на вихры) у меня торчат от природы. Остричься бы надо наголо.
Вадим. Я не о тебе.
Афанасий. Нет, почему же, — многое на свой счет принимаю.
Галя. Ты прав, Вадим. Быть каким-нибудь просто агрономом — доля ограниченных людей.
Алексей. А я считаю — плохо, когда, к примеру, писатель станет о себе говорить: я буду, как Лев Толстой!
Вадим. Но мечтать он об этом может и должен!
Алексей. Про себя.
Афанасий (учуяв недоброе). Осторожней, говорю!
Катя. Верно, верно, товарищи! По-моему, есть такие чувства — они высокие, благородные, — но их обязательно надо хранить в тайне. Помечтать разок в тишине… и забыть! Помечтать, как о каком-то большом счастье, которого, может, и не будет… А если солдат выйдет перед строем и вдруг вслух скажет: «Я хочу быть генералом»… Смешно как-то… Верно?
Алексей. Сочтут ненормальным, освидетельствуют и уволят по чистой.
Андрей. Вадя, смотри-ка, они тебя, кажется, за хвост поймали!
Вадим. Удивительно! Как много у людей бывает всяких уверток, приспособлений!.. Видите ли, все благородное держится так глубоко в тайне, что его порой… и не видно. Сугубо провинциальная теория…
Алексей. Есть и такое приспособление, довольно модное: городить из хороших слов этакие высоченные заборы, а что за этими заборами — не видно.
Вадим. Стань на цыпочки и загляни, если любопытно.
Андрей. Алеша, загляни. Только берегись: он тебя сверху какой-нибудь увесистой цитатой прихлопнет.
Алексей. И когда человек о себе говорит — я делаю то-то, то-то, — тоже нехорошо.
Вадим (Алексею). Вредную политику ведешь…
Афанасий. Ого, обвинение!
Вадим. Вредную! Андрей и без тебя достаточно путается в элементарных понятиях о жизни. Разговор я начал для него. Блуждать вкривь и вкось он без тебя умеет. Ему ясность нужна.
Андрей. Вадя, ты мой единственный источник света! Свети!
Анастасия Ефремовна. Алеша, ты мог бы действительно приберечь все эти мысли для себя.
Алексей. Тетя Настя, я не защищаю Андрея — верно, в голове у него и опилки есть…
Анастасия Ефремовна. Какие опилки? Не тебе его критиковать! Ничего такого страшного я не вижу. Во-первых, Андрюша способный, он должен стремиться именно к тому, о чем говорит Вадя.
Входит Петр Иванович.
Петр Иванович. Настенька, дай нам с Николаем Афанасьевичем что-нибудь перекусить. (Уходит.)
Анастасия Ефремовна. Николай Афанасьевич приехал? Наконец-то! Аркадий, иди же, обедай вместе с отцом. (Уходит.)
Вадим. Едемте купаться! (Андрею.) С тобой спорить бессмысленно. Горячимся мы, горячимся, а почему? Дни такие. Как-никак решаем свою судьбу. А чего решать? Двери института у нас в стране открыты — пожалуйста, в любой заходи.
Афанасий. С оговоркой — сперва конкурс выдержи.
Вадим. Что делать — приходится поиграть в эту лотерею. (Алексею.) И тебя я понимаю: ученье тебе давалось с трудом, по причинам очень уважительным — мне Андрей рассказывал, но ведь мы не будем свои домашние обстоятельства приемной комиссии излагать, — вот ты сейчас и нервничаешь, беспокоишься…
Галя. Вадим, это уже бессовестно. Языки ты знаешь, занимаешься ими в свое удовольствие, а по остальным предметам…
Вадим. Галя, я из детского возраста вырос и если считаю, что в моей будущей профессии какие-то школьные науки не будут иметь значения, могу заниматься ими постольку-поскольку.
Галя. Врешь! Если бы тебе тоже надо было идти по конкурсу, ты бы не держал себя сейчас таким независимым. Отлично знаешь: Николай Афанасьевич позвонит в институт, и… и для тебя откроется особая дверка.
Катя. Неужели примут?
Андрей. Наивная…
Галя. Академику Розвалову вряд ли откажут. В виде исключения… Как-нибудь…
Афанасий. А!.. Вне конкурса пойдет!
Галя. В обход. Дипломатический прием.
Алексей. Значит, те, которые по конкурсу, зря стараются — одно место уже занято. Человек десять сейчас вхолостую готовятся…
Вадим. Не волнуйся, мы идем в разные институты, тебе я не конкурент.
Андрей. Галка, Алеша, тут вы неправы. Лазейку иметь — великое дело! Эх! Кто бы за меня словечко замолвил!.. В ножки бы тому — бултых! Клянусь! Продаю честь и совесть!.. Ведь пролечу, пролечу!.. Э!.. Ладно! Поехали!
Вадим (Алексею, примирительно). Да, конечно, элемент маленького жульничества тут есть, но положа руку на сердце, кто бы из вас отказался от такой возможности? Только честно, без высоких слов.
Катя. Нехорошо… но заманчиво…
Афанасий. Чего же зеваешь? Папа у тебя лауреат, дал бы письмишко к кому-нибудь.
Катя. Ну тебя!..
Вадим. Идемте, товарищи!
Андрей. Едем. (Алексею.) Чего носом сопишь?
Алексей (вдруг кричит Вадиму). «Воля»! «Упорство»! «Комсомол воспитал»! Ты зачем хорошие слова поганишь?
Вадим. Взбесился ты, что ли?
Алексей. «Все двери открыты»! «В жизнь вступаем»! Что ж ты в нее с черного-то хода заползаешь?
Вадим. С какого это — с черного?
Алексей. Не по-ни-маешь? Где — так умен, а где — святой…
Вадим. За твоими словами знаешь, что сидит?
Алексей. Что?
Вадим. Обыкновенная маленькая…
Алексей. Ну, договаривай!
Вадим. Зачем? Сам догадайся!
Алексей. Боишься сказать?
Вадим. Обижать не хочется…
Алексей. Завидую?
Андрей. Алеша, Алеша, не делай из него общественного явления, тут все свои… Случай редкий.
Алексей. А ты считал? Что ты из этих окошек видел? (Вадиму.) Чести у тебя нет. Совести. Подлец ты!
Вадим (задыхаясь). Я… Я-то?..
Алексей (холодно). Ударь! Ну? Ничтожество!..
Катя. Алексей, так нельзя!
Афанасий. Нет уж, в таких случаях можно. Закон один для всех. Раз по конкурсу, ну и становись в общую очередь. Чего лезешь?
Алексей (Вадиму). Ничтожество! Кривая душа! Таких, как ты, ненавижу!
Аркадий (вскакивая с дивана). Правильно, Алеша, правильно! С черного хода идут… Не он один… Есть такие. Везде норовят пролезть, устроиться, приспособиться… И других за собой тянут… как зараза! Вон уж он где-то за партой умишко свой оттачивал, кумекал, — как, куда поудобнее, повыгоднее… И цели он ставит великие!.. Для себя… В начальство хочет вылезти… А вскарабкается, так любое чистое дело в махинацию превращать начнет. В выгоду… Для себя! Все для себя!..
Афанасий. Прямой дорогой проще идти…
Аркадий. Проще? Много ты прошел! Прямая-то дорога в жизни — самая трудная. Зато по ней человек идет… Человек настоящий!..
Вадим. Аркадий Петрович, вы, конечно, хороший артист…
