Жан Ануй - Жаворонок
Королева Иоланта (подходит к нему). В мои годы, Карл, модные шапочки ни к чему. Я хочу от вас другого.
Карл (устало). Знаю-знаю, сделать из меня великого государя! Все почему-то хотят сделать из меня великого государя, а это со временем приедается. Даже Агнесса! Даже в постели! Думаете, весело?.. Здорово вы ее натаскали! Когда же вы все наконец поймете, что я просто-напросто ничтожный отпрыск Валуа, и потребуется по меньшей мере чудо, чтобы ваши желания сбились? Разумеется, мой дед Карл был великий король; но жил-то он до войны, тогда еще не было такой дороговизны. Впрочем, он был богатый... Мои отец и мать проели все; во Франции произошло уже не помню сколько девальваций, и у меня лично нет средств, чтобы стать великим государем, вот и все! Я делаю что могу, лишь бы доставить удовольствие этой шлюшке Агнессе, без которой я уже не могу обходиться. Но, между нами говоря, мне не хватает не только средств, но и смелости. Смелость — вещь слишком утомительная и слишком опасная в том мире скотов, где мы живем. Знаете, что этот жирный боров Латремуй как-то в гневе посмел обнажить шпагу? Мы были наедине, защитить меня было некому... Эта мерзкая скотина чуть не заколол меня! Хорошо, что я успел вовремя отскочить и спрятаться за трон, а то бы... Понимаете, до чего мы дожили... обнажить шпагу против короля! Я, конечно, должен был бы позвать коннетабля, чтобы взять его под стражу, но — увы! — он сам коннетабль, а я не так-то уж уверен, что я король... Поэтому они все так со мной и обращаются: знают, что я, может, незаконнорожденный.
Королева Иоланта (мягко). Но ведь вы сами, и только вы, твердите об этом с утра до вечера, Карл...
Карл. Вы правы. Стоит мне увидеть их рожи, все эти рожи законных сыновей, и я сразу начинаю чувствовать себя ублюдком! Ну и времена нынче пошли: чтобы стать кем-то, надо или получить первый приз за гимнастику, или потрясать шпагой, в которой восемь фунтов веса, или щеголять в доспехах, а они такие тяжелые, что того и гляди вам хребет сломают!.. Когда на меня надевают доспехи, я пошевелиться не могу. Куда уж мне! Лично я не люблю удары. Ни давать, ни получать. (Вдруг совсем по-детски топает ногой.) А потом, я боюсь! (Поворачивается к королеве, с досадой.) Что еще вы хотели попросить у меня, что превышало бы мои силы?
Королева Иоланта. Принять эту деву, Карл, которая прибыла из Вокулера. Она уверяет, что послана богом. Уверяет, что пришла сюда затем, чтобы освободить Орлеан. В народе сейчас только о ней и говорят, ждут с величайшей надеждой, что вы соблаговолите ее принять.
Карл. Значит, по-вашему, я еще недостаточно смешон? Давать аудиенцию какой-то деревенской ясновидящей? Нет, право, маменька, вы меня просто разочаровываете, такая здравомыслящая женщина и вдруг...
Королева Иоланта. Я уже дала вам Агнессу, Карл, ради вашего блага, вопреки моим материнским интересам. А теперь я прошу вас: примите эту деву... В ней действительно есть что-то необычное, или по крайней мере все считают, что есть, а это главное.
Карл (ему наскучил весь этот разговор). Не люблю я девственниц... Сейчас вы снова мне скажете, что я не настоящий мужчина, но они внушают мне страх... К тому же у меня есть Агнесса, и она мне еще нравится... Не в обиду вам будь сказано, матушка, но у вас весьма странные для королевы наклонности.
Королева Иоланта (улыбается). Вы меня не поняли, Карл. Или притворяетесь, что не поняли. Я прошу взять эту крестьяночку в ваш Совет. А не в вашу постель.
Карл. Но тогда, при всем уважении, какое я питаю к вам, матушка, я вынужден сказать, что, по-моему, вы просто лишились рассудка! В мой Совет, где заседают архиепископ и Латремуй, воображающий, что он вышел прямо из бедра Юпитера. И туда я введу безвестную крестьяночку? Значит, вы хотите, чтобы они мне глаза выцарапали...
Королева Иоланта (мягко). А я как раз считаю, что в ваших Советах недостает именно крестьянки. Королевством правят великие мира сего, и это вполне справедливо: сам бог вручил им в руки судьбу державы... Но, не желая вмешиваться в предначертания всевышнего, я подчас дивлюсь, как это он не наделил их также простотой и здравым смыслом, какие великодушно даровал самым сирым и малым своим созданиям...
Карл (насмешливо). И смелостью...
Королева Иоланта (мягко). Да, и смелостью тоже, Карл.
Карл. Короче говоря, матушка, насколько я вас понимаю, вы за то, чтобы передать бразды правления пароду? Этому славному народу, наделенному всеми добродетелями? А знаете, как поступает ваш славный народ, когда силой обстоятельств приходит к власти? Читали историю тиранов?
Королева Иоланта. Я несведуща в истории, Карл. В мое время королевских дочек учили только прясть, как и всех прочих девиц.
Карл. А вот я знаю историю, эту бесконечную череду ужасов и сплетен, и порой развлекаюсь тем, что представляю себе дальнейший ход событий, хотя вы считаете, что я просто играю в бильбоке... Они попытаются осуществить то, что проповедуете вы. На все посягнут. Простолюдины станут хозяевами королевства через несколько веков — время, потребное для прохождения по небу метеора, — и наступит пора резни и самых чудовищных заблуждений. И в день Страшного суда, когда будут подбивать итоги, станет ясно, что самый капризный, самый развращенный из земных владык в конце концов обходился миру менее дорого, чем любой из этих добродетельных людей. Дайте им молодца с крепкой хваткой, выходца из их же среды, который станет ими править и любой ценой захочет сделать моих французов счастливыми, и вот увидите, кончится тем, что они еще пожалеют о своем маленьком Карле с его нерешительностью и его бильбоке... У меня хоть нет общих идей о насаждении счастья. Они еще не понимают, какая это неоценимая вещь.
Королева Иоланта. Вам следует бросить игру в бильбоке и не сидеть скособочившись на троне, Карл! Это не по-королевски!
Карл. Да полноте. Если я промажу, шарик ударит меня по носу или по пальцам, — никому не больно, только мне. А вот если я возьму в правую руку шар, а в левую палку, сяду, как полагается на троне, и начну всерьез считать себя королем, то каждый раз, когда я совершу глупость или промах, шарик будет ударять по носу вас всех.
Входят архиепископ и Латремуй.
(Усаживается на троне в величественной позе, в соответствии со своими словами и кричит им.) Архиепископ, коннетабль, вы пришли вовремя. Я как раз царствую. Смотрите, у меня в руках скипетр и держава.
Архиепископ (подносит к глазам лорнет). Но это же бильбоке!
Карл. А какая разница, монсеньер: главное — символ. Не мне учить этому князя церкви. Вы, должно быть, просили аудиенции, монсеньер, коль скоро явились сюда?
Архиепископ. Бросим шутки, мессир. Мне известно, что часть представителей общественного мнения, обычно склонная к интригам и разным смутам, старается заставить вас принять эту деву, о которой с недавних пор все только и говорят. Мы, архиепископ и коннетабль, явились сюда затем, чтобы сказать вам, ваше высочество: мы этого не потерпим!
Карл (королеве Иоланте). А что я вам говорил? Господа, принимаю к сведению ваши добрые советы и благодарю вас. Сейчас я сам разберусь в этом деле. Можете считать себя свободными, аудиенция закончена.
Архиепископ. Еще раз напоминаю вам, ваше высочество, что мы не в игрушки играем!
Карл. Вы же видите, стоит мне заговорить, как подобает королю, и все думают, что я забавляюсь. (Полулежа на троне, вертит в руках бильбоке.) Теперь оставьте меня в покое, дайте мне позабавиться на свободе...
Архиепископ. Репутация чудотворицы предшествует этой деве, ваше высочество, и дошла уже до нас. Необъяснимое заблуждение! Я слышал, что о ней уже говорят в осажденном Орлеане и ждут ее там; Божья десница ведет ее... Бог решил спасти Францию через ее посредство и оттеснить англичан за море... и прочие побасенки. Бог, мол, возжелает, чтобы вы допустили ее пред свои королевские очи... Её ничем не остановишь... Не понимаю, зачем это им всем вдруг понадобилось, чтобы бог вмешивался в их дела!.. И, ясно, она творит чудеса, эта маленькая дрянь; не твори она чудес, я бы от души удивился. Когда она явилась в Шинон, какой-то солдат нагрубил ей... А она ему сказала: «Зря ты ругаешься, ведь ты скоро предстанешь перед всевышним...» А через час этот болван свалился по неосторожности в нужник и утонул. Один неверный шаг пьяницы принес больше славы этой девке, чем крупная победа нашему Дюнуа. В этом вопросе все единодушны — от последнего псаря до самых знатных придворных дам, как я вижу: только она одна, мол, и может нас спасти. Это нелепость!
