Занавески - Михаил Алексеевич Ворфоломеев
С о м о в. А ты?..
К а т я. И я все забуду! Я очень быстро все забуду.
С о м о в. Что мне делать? Я ни во что не верю… Не верю в жизнь народную. Все народы хотят жить! И не просто жить, а жить свободно, независимо, как и подобает человеку! И они за это борются. Борются и бульдозерами, и всякими другими приспособлениями. А мой народ? Набил друг другу морду и каждый по отдельности в разные стороны! Нас ведь даже натравливать друг на друга не надо. Мы искореним друг друга сами. Что у нас, в генах заложена борьба друг с другом?!
У с о л ь ц е в а. Устали мы… Жить не жили, а все работали да работали! Все боялися да боялися… Теперь говорят, бояться не надо. Да кто же это вам поверит?! Счас люди говорят, говорят, после всех говорунов постреляют. Вишь, человек за границу бегит. Знать, чует, что смерть не за горами.
С т о й л о в. Не веришь?
К а т я. А я верю. Я даже абсолютно убеждена, что старого не будет!
С о м о в. Но и нового тоже. Будет то, что есть! Ты пойми, Катюша, что можно быть бедным, но свободным! Захотел человек уехать в Австралию? Пожалуйста! Захотел заниматься своим делом, занимайся! Сказал крестьянин, что хочу купить земли кусок. Покупай и владей! Иначе бессмыслица жизни нашей! Вот ты, Стойлов, в чем смысл жизни видишь?
С т о й л о в. О жизни народной я думаю… Я такой же народ, как и они.
С о м о в. У тебя распределитель! Тебя накормят, напоят, оденут! Твоя жена не знает, что такое очередь и вареная колбаса.
С т о й л о в. Не знала…
С о м о в. И где отдохнуть, за это тоже голова не болит.
С т о й л о в. Она у меня не болит даже с похмелья. Твоя правда, Сомов. Только правда твоя, а сила — наша!
Ш и ш и г и н. Болтун ты, секретарь! Скажи уж нам честно, что власть хапнули, а что с ней делать, не знаете. Поставь вместо тебя твоего мордоворота, ничего не изменится! Ты орал на подчиненных, он стал бы орать. Не по Сеньке шапка!
С т о й л о в. Я одно знаю, что не будет твердой руки — развалится государство! И всех крикунов я бы просто перестрелял! Без всякого на то сожаления! Как я вас ненавижу, кто бы знал… Вот, Голосков, раньше надо было не о сухом законе болтать, а ввести жесткий режим! Драть вас, гадов, надо было! Драть!!! Разваливаете державу! Народный фронт… Фронт против кого? А то, что мы денно и нощно боремся за вас?! (Плачет.) А, черт… Нету власти… Отобрали!
Г о л о с к о в. Будет, Виктор Николаевич, будет! Неужели сверху не помогут!
С т о й л о в. Вот именно, что как раз сверху и не помогут!
Г о л о с к о в. Не может такого быть… В народе разврат, Виктор Николаевич! Вы не слышали, что этот убогий понес? Вон нахал-то! Ленина тронул! Расстрел давать надо. На площади. Прямо перед памятником Ильичу и хлопнуть! И чтоб он, гад, смотрел на вождя, а не на своего Бога!
С т о й л о в. Что ты несешь, дурак!
Г о л о с к о в. Я рассуждаю.
С т о й л о в. Ты с такими рассуждениями шел бы от меня… В самом деле! Меня злишь. Я такое пережил… Меня судить хотели. Полгода в камере… И никто мне сверху не помог. Сам, как зверь, выпутывался! (Хватает за грудь Голоскова.) Ты, сволочь рогатая, писал на меня!
Г о л о с к о в. Отпусти…
С т о й л о в. Писал!.. Погань… Читал я твои доносы… Так вот знай… И пусть все слышат! Ты, червь, чуть было не убил меня. Мне уже принесли пистолет, чтобы я мог достойно уйти из жизни, а Маша меня спасла… Эта женщина сказала, что ты, рогоносец, все выдумал! Что это ты из ревности… И тогда я понял, что пистолет можно отложить. Что она, женщина моя любимая, жизнь мне подарила… У меня есть теперь кому жизнь, остатки свои отдать. Ты ее больше не увидишь, живодер. И все. Пшел вон! Я сказал, пошел вон!!!
Голосков медленно уходит.
С о м о в. А что же было в этих доносах?
С т о й л о в. Правда.
С о м о в. Так, значит, тебя надо было судить?
С т о й л о в. Конечно.
С о м о в. Но ты выкрутился?
Стойлов не отвечает, а ложится и укрывается пальто. Сомов садится к нему.
Зачем этот маскарад с общим вагоном?
Стойлов вскакивает.
С т о й л о в. Что ты пристал?!
С о м о в. Мне интересно!
С т о й л о в. Хочешь правду? Унижения жажду! Унижения… И я его получил, сполна!
С о м о в. Но ты же не станешь от этого лучше. И идеалы твои не изменятся!
С т о й л о в. Когда меня взяли, жена узнала, про все узнала. Повесилась… Детей не было. Жену я не любил. Тихая, правильная… Скучная. У нее пять сестер, и все как одна. Волосы жидкие, желтые. А я брюнеток люблю! Машка брюнетка. И как он на меня вышел? Я думаю, он зачем-то здесь? Понял?
С о м о в. Кто?
С т о й л о в. Голосков. Его послали. Зачем? Завалить меня послали. И он завалит!
К а т я. Сомов! Уйди от него! Уйди, прошу!
С о м о в. Ты что?
К а т я. Не знаю…
И в а н. Вы бы ушли отсюда, товарищ Стойлов.
С т о й л о в. Вам страшно?
И в а н. Мне нет. Но он вас убьет. Зачем же надо, чтобы все это видели?
С т о й л о в. Я не могу… Я рад бы, но не могу. Мне кажется, он где-нибудь после…
И в а н. Не вытерпит. Лучше прыгнуть на ходу. Прямо сейчас.
С т о й л о в. На такие поступки… Нет. Как я устал… Ведь я специально в общем вагоне… Боялся! Значит, он меня выследил… Зачем? А? Писатель? Может, он что-нибудь сделал с Машей? Что он так все мне в глаза заглядывал? Я ей письма писал. Она меня ждет!
С о м о в. Зачем тебе