Любовь Столица - Голос Незримого. Том 2
ИОГАНН плетется за ней.
ВАНЮШКА (вслед)Так-то… Скатертью дороженька!
(Робко ЛИЗУТКЕ.)
Лиз, а, Лиз! Прости меня!
ЛИЗУТКА (обнимая его)Бог простит тебя, пригоженький…
ДЕД (ВАНЮШКЕ)Хоть ты, парень, размазня,И тебя ругнуть бы стоило, —Не могу… тово… нельзя, —На весенний лад настроило!Сам сосватаю вас я!
ДЕВКА В МАЛИНОВОМИх давно пора оженивать!
(Лизутке и Ванятке.)
В добрый час!
ДЕВКА В КАНАРЕЕЧНОМ (им же)Сто лет прожитьИ друг другу не изменивать!
ДЕВКА В ЛАЗОРЕВОММиловаться, не тужить!
На заднем плане снова начинают водить хоровод, остальные подходят к рампе.
ЛИЗУТКАДождалася красной горки я…Ну, и вы все дождались!Вместе катимся мы, горькие,С этой горки вниз да вниз…
ДЕДА к Европе или к Азии, —То по карте вам видней…Только скоро в дикообразиеОбратимся мы, ей-ей!
ВАНЮШКАДа, не в том образование,Чтоб, сменив на фрак кафтан,Тот, кто прежде звался Ванею,Стал отныне бы – Иоганн.
ЛИЗУТКАА Лизутка, став одетоюУж в tailleur, не в сарафан,Называлась бы ЛизеттоюИ учила бы канкан.
ДЕДДа, родимые, печальныеВремена, не отопрусь! —Мутью интернациональною…
(В сторону: тьфу ты, пропасть – не выговоришь.)
Затуманилася Русь…
ВАНЮШКАВсё ж когда-нибудь – в то верим мы —Вновь объявится онаВроде сказочного терема,Высока, крепка, ясна!
ВСЕНапоследок же, влюбленные,Вам даем один совет:Грезьте горкою зеленою —Красный цвет не в моде… Нет!
ПРИМЕЧАНИЯ
СКАЗКИ И ПОЭМЫСказка о нежной княжне и о княжиче Снегуре. Альциона: [Альм.] Кн. первая. М.: тип. рус. т-ва, 1914. С. 129–146. Помета: «Стрелица». Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 49. Л. 1-10.
Песнь о Золотой Олоне. ЖД. 1917. № 1, 1 янв. С. 3–5; № 2, 15 янв. С. 3–5; № 3, 29 янв. С. 3–5; № 4, 15 февр. С. 3–5; № 5, 1 марта. С. 2–3. Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 52. При сверке с машинописью в журнальной публикации выявлены (и исправлены в наст. изд.) следующие погрешности:
1) Глава III. После ст. 92 следует не связанная и не рифмующаяся с другими строка: «Но они не замечали -».
2) Глава IV. Опечатки – ст. 19: «левые» вм. «девии»; ст. 50: «сулила» вм. «судила»; ст. 111: «неутомленно» вм. «неутоленно»; ст. 120: «бедностью» вм. «бледностью».
3) Глава V. Ст. 71 пропущен. Опечатки – ст. 103: «Ели» вм. «Еле»; ст. 141: «хмарый» вм. «хмарный».
4) Глава VI. Опечатка – ст. 72: «вширь» вм. «в ширь».
5) Глава VIII. Ст. 46 и 47 переставлены местами.
6) Глава IX. Последний ст. пропущен. В то же время ст. 127 пропущен в машинописи.
Миф об амазонках привлек внимание Столицы в самом начале ее поэтического творчества (см. диптих «Битва греков с амазонками»). Разработка античных мифов, видимо, не удовлетворила поэтессу, и она создала вымышленный праславянский миф о женщинах-воинах и их правительнице Олоне.
Лебединая родина. Лица: Биографический альманах. 7. М.-СПб.: Феникс; Алетейя, 1996. С. 29–53, по неавторизованному и недатированному рукописному списку – РГАЛИ. Ф. 1346 [Коллекция стихотворений]. Оп. 1. Ед. хр. 386. Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 53. Л. 1-33. В первой публикации датировка определялась широко: 1916–1920? гг. По имеющейся на титульном листе списка монограмме «ГЦ.» можно предположить, что он принадлежал знакомому поэтессы Георгию Дмитриевичу Цветкову. В Библиотеке ГЛМ хранится конволют из трех книг Столицы – «Раиня», «Лада», «Русь» – в художественном переплете с дарственной надписью на книге «Раиня»: «Многоуважаемому
Георгию Дмитриевичу Цветкову – Любовь Столица. А все-таки я верю в Русь. 1917 г. Сентября 15 дня». Это позволило скорректировать датировку до 1916–1917 гг. Основанием для следующего уточнения является информация о книгах Столицы в первом отдельном издании романа «Елена Деева» (см. о нем в примечаниях к роману):
Книги Л. Н. Столицы. Имеются на складе книгоиздательства «Виноградье». 1. Раиня. – 2. Лада. – 3. Русь. – 4. Елена Деева. – 5. Лазорев-Остров: Четвертая книга стихов. (Печатается) – 6. Спас: Пятая книга стихов. (Готовится) – 7. Сказки: а) О нежной княжне и о княжиче Снегуре; б) Об Анастасии красе – золотой косе. – 8. Песнь о Золотой Олоне: Поэма. (Печатается) – 9. Зоя и Авенир: Идиллическая повесть. (Готовится). – 10. Лебединая родина: Поэма. (Готовится).
Сказка о молодецкой рукавичке и о нежити-невеличке. ЖД. 1916. № 24, 15 дек. С. 3–5. Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 49. Л. 11–14. Сказка основана на русских народных святочных обрядовых действах, сохранявшихся с языческих времен, и поверьях. Святки начинаются с Рождества Христова и продолжаются до крещенского сочельника. В Святые дни происходили народные празднества с пирова-нием, песнями, плясками и ряжением. Главным обрядом было гадание о женихах и невестах. На посиделках происходило высматривание невест. Существовало поверье, что в святочные дни по улицам бегает нечистая сила, поэтому никто поздно не выходил из дома из опасения попасть в лапы чертям.
Сказание о Марии – прекрасной египтыныне. Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 49. Л. 15–18. Датируется как предшествующее написанию драмы в стихах «Мириам Египетская».
Лазорь чудный. Столица Л. Голос Незримого: Поэмы: I. Голос Незримого. – II. – III. Лазорь Чудный / С предисл., портр., автографом и биограф. очерком; Обл. работы худ. Е. П. Ващенко. София, 1934. С. 59–111. Сюжет поэмы отчасти опирается на «Послание архиепископа Новгородского Василия к владыке Тверскому Феодору» (1347; см.: Памятники литературы Древней Руси. XIV – середина XV в. Т. 6. М.: Худ. лит., 1981. С. 47–48).
Голос Незримого. Столица Л. Голос Незримого. С. 15–56.
ДРАМЫ В СТИХАХГолубой ковер. Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 51. 95 лл. Машинопись с авт. правкой и пометами А. Я. Таирова (режиссёрский экз.) – РГАЛИ. Ф. 2030 [Московский государственный Камерный театр]. Оп. 1. Ед. хр. 255. 119 лл. Пьеса была поставлена в Камерном театре, премьера состоялась 23–25 января 1917 г. Режиссеры – А.Я. Таиров и СМ. Вермель; художники: по костюмам – П. Г. Узунов, по декорациям – А.Э. Миганаджиан; композитор – Анри Фортер; в ролях: Узбек – К. В. Герт, Мневэр – А. Г. Коонен, Пленник – Н. М. Церетелли. Накануне премьеры Столица писала (Я о своей пьесе//Кулисы. 1917.№ 3. С. 11):
Моя первая пьеса «Голубой ковер», которая ставится сейчас московским Камерным театром, была мною задумана еще три года тому назад, но отложена тогда для работы над стихотворным романом «Елена Деева», – и окончательное свое воплощение замысел мой получил только в этом году, после пребывания моего в Крыму.
Природа внутренней Тавриды, девственной и цветущей, такой несхожей с побережной, дурно-оцивилизованной полосой ее, картины простой и чудесной жизни коренного татарского населения, наконец, сказочные строения старинного ханского дворца в Бахчисарае (к сожалению, сильно испорченного Екатерининской реставрацией в стиле рококо) и нового, но очень выдержанного в арабском духе дворца гр. Сумарокова-Эльстон в маленьком селении Кокозах навеяли на меня то настроение, которое заставило меня вспомнить полузабытую идею и взяться за обработку ее.
Эти фруктовые сады в бело-розовом цветении миндалей и персиков, где четко звучит трещотка от птиц в руках черномазого татарчонка, эти долины, поалелые от дикорастущего мака или нежно-позеленелые от только что рассаженного табака, где пестреют согбенные и закутанные в чадры фигуры работающих татарок, эти роскошные оранжевые розы, примешивающие свой тягуче-сладкий аромат к запаху свежеиспеченных чуреков и обвивающие вплоть до плоских крыш жалкие постройки кебавен и кофеен, этот несказанно-бирюзовый купол небес и нестерпимо-белые конуса минаретов оставляют, действительно, впечатление незабываемое…
Но особенно поразил и пленил меня удивительно сохранившийся тип тамошних юных женщин, женщин-подростков. Это, именно, – женщины, так они полны таинственной прелести и наивной важности в красоте своей. Черные полулуния их бровей как будто о чем-то спрашивают всегда, розовые полулуния их губ как бы хранят в улыбках свою загадку… Образ этот, такой светлый и загадочный, полный таких, если можно так выразиться, местно-восточных и в то же время обще-женских черт, и явился для меня вдохновляющим импульсом.
Тайна женского существа, его извечные достоинства и недостатки, его неизменная изменчивость в сердечных переживаниях и постоянная тоска по новом – высшем и лучшем существовании, его неискоренимое свободолюбие при условиях самого большого подчинения и неисправимое фантазерство в самом жалком житейском состоянии – вот о чем говорит моя пьеса. Как и во всех моих произведениях, главную роль здесь играет героиня – это нищенка – потом ханша – потом гурия… Вокруг нее, как срединной, гибкой и яркой арабески, и развертывается, как узор, действие «Ковра».
