Фридрих Дюрренматт - Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. Пьесы и радиопьесы
Каин. От этого голода есть только одно средство — разумное планирование семьи. Вместо того чтобы цепляться к нам, добейтесь употребления противозачаточных пилюль.
Авель. Теперь у нас на материке недостает тысячи коров, тысячи свиней и тысячи овец, а потому от голода умирают десятки тысяч.
Каин. Зато сотни избавлены от съедения.
Авель. Каннибализм — это не глобальная угроза.
Каин. Всякое варварство — глобальная угроза.
Авель. Обойдемся без затасканных фраз.
Ада. Я отдавалась каннибалам не за тем, чтобы выслушивать оскорбления от комитета по борьбе с голодом.
Авель. Мадам, войдите в мое чудовищное положение: вы импортируете скот, а у меня дети мрут.
Ада. Разрешение на вывоз дал генеральный секретарь.
Авель. Тупица и бездарь.
Ада. Я не намерена дискутировать на таком уровне.
Цилла. Мы за нашего генерального секретаря в огонь пойдем.
Ноэма. Он как-никак нобелевский лауреат по литературе.
Авель. Нам практик нужен, а не эстет. Без координации глобальную программу помощи осуществить невозможно. Ваш комитет переводит безобидных каннибалов на животную пишу, а тем временем ни много ни мало целый народ трехтысячелетней культуры с голоду трупами питается. Словом, если уж кто и поощряет каннибализм, так это именно комитет по борьбе с каннибализмом. Мне нужно сесть. Одышка.
Никто из сидящих даже и не думает встать.
Каин. Остров в вашем распоряжении.
Авель. Сердце!.. (Стоит в полной беспомощности.)
Ада. Все мы расплачиваемся собственным здоровьем.
Авель. Этот треклятый остров хотя бы плодороден?
Цилла. Рай.
Авель. Тогда пускай дикари жрут бананы вместо нашего скота.
Ада. Они говорят, что бананы безвкусные.
Авель. Безвкусные! С продовольствием полная катастрофа, а у них, видите ли, бананы безвкусные!
Цилла. А в остальном здесь только змеи да крысы.
Авель. На материке их с каких еще пор в пищу употребляют.
Каин. Наивняк! Да ведь без кулинарных выкрутасов каннибализм никоим образом не победить!
Авель. У вас один каннибализм на уме.
Каин. А у вас одни голодные отеки.
Авель. Я требую вынести этот конфликт на обсуждение Организации глобальной помощи.
Каин. Пожалуйста.
Все вдут влево на передний план, выстраиваются в направлении ящика с эмблемой Красного Креста, двое мужчин позади трех дам. Справа из глубины сцены выходит Адам в коричневом сюртуке.
Цилла. Генеральный секретарь.
Адам становится на ящик с эмблемой Красного Креста.
Адам. Позвольте мне как генеральному секретарю Организации глобальной помощи приветствовать вас в ее резиденции — в этом прекрасном городе на этом прекрасном озере — и обратиться к вам с призывом: мужайтесь!
Аплодисменты. Жестом Адам утихомиривает овацию.
Справа из глубины сцены идет Ева, она в блузке, с сумочкой в руке. Останавливается перед Адамом.
Открывает сумочку, пудрится.
Дамы и господа, эта альпийская страна — моя родина. Как часто мальчишкой я поднимался в горы. По обе стороны стеной смыкались неодолимые скалы — казалось, взобраться выше совершенно невозможно, как вдруг неожиданно открывался перевал и под ногами широко распахивалась отчизна. Так и теперь. Пока что безрассудство и своекорыстие кажутся неодолимыми, но рано или поздно они отступят, открывая перед нами просторы свободной земли.
Ева. Они опять жрут.
Адам (не обращая внимания на Еву). Все уладится.
Ада. Кого?
Ева. Матросов.
Адам. Все уладится.
Ада. С какой стати?
Ева. Танкер взорвался, большой, водоизмещением триста тысяч тонн, экипаж высадился на остров. Пятьдесят два человека.
Каин. Всех сожрали?
Ева. Всех.
Адам. Уладится все.
Авель. Как полномочный представитель комитета по борьбе с голодом заявляю, что взрыв нефтяного танкера водоизмещением триста тысяч тонн — событие куда более страшное.
Адам. Спокойствие, господа, не волнуйтесь, не тревожьтесь. Всякое подлинное развитие продолжается веками, если не тысячелетиями. Почитайте Бахофена[46], почитайте Фрейда. (Сходит с ящика, подходит к шеренге остальных, пожимает дамам руки.) Несмотря на этот небольшой возврат к истокам человеческой культуры, я хотел бы поблагодарить дам из комитета по борьбе с каннибализмом за их личное участие. Перед началом банкета филармонический оркестр нашего города по случаю праздника порадует нас бессмертными звуками Пятой симфонии Бетховена, даруя нам утешение, которое так необходимо при выполнении нашей тяжкой миссии.
Слышны, как бы отчужденно, первые пять тактов Пятой симфонии. Адам похлопывает Авеля по плечу. Авель отдает честь. Все, кроме Евы и Каина, уходят вправо, в глубину сцены.
Каин снимает форменную тужурку, кладет ее на скамейку. Ева сидит на ящике с эмблемой Красного Креста, вытаскивает из сумочки и подает Каину электробритву, подкрашивается, поправляет прическу и т. п. Каин хочет что-то сказать. Молчит.
Волоча негнущуюся правую ногу, идет налево, на передний план. Опять хочет что-то сказать, опять молчит, начинает бриться.
Вновь слышны четыре первых такта Пятой симфонии.
Каин. Он опять провалил экзамен.
Ева. Всего три балла недобрал.
Каин. Второй раз.
Ева. Он запаздывает в развитии.
Каин. Если б запаздывал в развитии, так не спал бы со служанкой.
Ева. Ты тоже спишь со служанкой.
Первые четыре такта Пятой.
Каин. А к военной службе он, видите ли, не годен.
Ева. Ты просто завидуешь.
Каин. Я был хорошим солдатом.
Ева. То-то и остался без ноги, с протезом.
Каин. Что ты меня вечно протезом попрекаешь?
Ева. А ты меня — сыном.
Каин. Я горжусь своим протезом.
Ева. А я горжусь сыном.
Первые четыре такта Пятой.
Каин. Мне что же, целый вечер слушать Пятую?
Ева. Он любит классическую музыку, а ты вместе с ногой всю деликатность потерял. Для тебя эротика все равно что насилие.
Каин. Только не заводи опять про служанку.
Ева. Я не о служанке говорю, а о нас.
Первые четыре такта Пятой.
Каин. Я мужчина, а твой сын — дерьмо.
Ева. Раз ты так о нем думаешь, почему он должен идти в джунгли, на эту войну?
Каин. Война сделает из него мужчину.
Ева. Вздор.
Первые четыре такта Пятой.
Зачем она вообще нужна, эта война?
Каин. Правительство уж как-нибудь знает.
Ева. Сбросили бы на этих дикарей парочку атомных бомб и жили бы себе спокойно.
Каин. Если мы сбросим атомные бомбы, то и другие тоже сбросят.
Ева. У дикарей нету атомных бомб.
Каин. Зато у их друзей есть!
Ева. Дерьмо вы, а не мужчины!
Каин чистит электробритву.
Каин. У тебя что, школьный комитет?
Ева. Уход за ранеными.
Каин. Угу!
Ева. А у тебя административный совет?
Каин. Помощь ветеранам.
Ева. Угу!
Каин подходит к Еве.
Каин. Мне пора.
Ева. Ну что ж, иди. (Подставляет Каину правую щеку.)
Первые четыре такта Пятой.
Каин. Опять начал.
Ева. По-моему, тебе пора.
Каин подходит к скамейке, берет тужурку, вешает на руку.
Каин. Как бы хорошо запоздать в развитии. (Уходит направо в глубину сцены.)
Одновременно по центру из глубины сцены появляются Цилла и Ноэма, садятся на скамейку. У обеих на плечах шали; Цилла вяжет, Ноэма рассматривает альбом с фотографиями. Ева ставит сумочку на пол, принимается сосать длинный леденец. Слева из глубины сцены энергичной походкой идет Ада с трехногой охотничьей табуреткой, усаживается слева на переднем плане.
Ноэма. Мне восемьдесят семь лет.
Ева. Мне восемьдесят восемь.
Цилла. Мне восемьдесят девять.
Ада. Мне девяносто.
Ноэма. Меня зовут Ноэма. Отец мой работал на заводе. Он был беден. Все мы были бедны. И жили на большом болоте, в сырости. Пятьдесят семь лет назад я вышла за рабочего-железнодорожника. Он потом стал начальником станции. Двадцать лет уж как умер. Я родила одиннадцать детей. Семерых мальчиков и четырех девочек. Девочки все живы, а из мальчиков — четверо. Старший попал под скорый поезд Берн — Люцерн. Ему было четыре годика, и он играл на рельсах. Третий сын умер в сорок лет от рака, а четвертый в тот же год упал с крыши, потому что был кровельщиком. Внуков у меня, наверно, больше двух десятков. А сколько правнуков — не знаю, потому что никто меня не навещает. Иной раз приходила открытка из Америки, от младшего сына. Из Детройта. Он там на автозаводе работает, но последние десять лет тоже не пишет. Вот уж тринадцать лет я обретаюсь в этом приюте для престарелых. Сижу у окна, рассматриваю семейный альбом. Но ни о муже не думаю, ни о детях. Я вообще не думаю ни о чем.
