Интеллигент - Георгий Константинович Левченко
И длительное время, ты заметь.
Муж вычислит, что здесь он не причина.
Гринберг
Интеллигенция не чужда гедонизма
В «прославленные» наши времена.
Смешно, как быстро после стольких лет
Разлуки нашей влился я в круги
Твоих насущных интересов. Редко
Случалось человека мне понять,
Потратив на сие не больше часа.
Так, говоришь, беременна она?
Шатохин
Я даже этого не знаю точно,
И муж её об этом сам не знал,
Мне случай подвернулся всё понять.
Поздравил преждевременно, представь!
Гринберг
Я сцену эту вижу как живую.
Шатохин
И бог бы с ним, но я горю стыдом,
Как только вспоминаю вдруг о том.
Теперь всё понимаешь положенье?
Жена, ребёнок. Даром, что учёный,
Я ведь примерным семьянином был,
И тут такое… Что же скажут люди?
Гринберг
Боюсь, что это значимей всего,
А время ток распутает сомненья.
Нельзя прожить всю жизнь и не сказать
Хоть одного правдивейшего слова.
Сцена 12
Гринберг
Пусть я другим порекомендовал
Считать тебя мыслителем глубоким,
Но сам себя обманывать не стану.
Ты не поверишь, но я много лет
Журналы все с твоею писаниной
Прилежно собирал и вдруг прозрел!
Я вот понять всё не могу, зачем
В науку ты пошёл, коль к деньгам склонен,
Зачем насиловать себя так долго?
Ведь ты свою теорию создал
Лишь для того, чтоб славой насладиться,
Она же чушь, я это проверял,
В неведенье мне не пришлось томиться.
Расспрашивал я знающих людей,
Не неучей как мы с тобой, мне сразу
Несостоятельность твоих идей
Продемонстрировали так ясней,
Что видно было б и слепому глазу.
Шатохин
Однако. Ты теперь почти философ.
А, помнится, другой науке зря
Тебя учили вместе с остальными,
Но так и не втемяшили вполне
Суть и значенье оной, ты как будто
Не слушал даже, что тебе талдычат,
Гулял и веселился, а потом
Твои родители, большие люди,
Всё бегали с подарочками к тем,
Кто принял бы зачёт, другой – экзамен
У их же непутёвого сынка.
Ты отучился. Что же было дальше?
Гринберг
Не утруждайся, доскажу сейчас.
А ничего, не благо и не худо,
Как у людей всё вышло у меня.
Не жаждал я особого признанья
И не хотел столицы покорять,
Со мной и так девицы были милы.
Нашёл свою, хоть, правда, и не сразу,
Женились мы, детишки завелись.
Заботы, мысли, что случится дальше,
Как воспитать и выучить мне их,
Семью как содержать, меня в тревогу
Вводили постоянно, потому
Я и пошёл проторенной дорогой,
Которую советовал отец.
Карьера мне нужна была затем,
Чтоб мог я содержать своих родимых
И дать им лучшей доли, хоть и сам
Не обделён был в жизни совершенно.
Пойми ты, всё естественно пошло,
Когда семья – та ценность для тебя,
Которую оспорить невозможно,
Стараешься успешным быть, хорошим
Отцом и мужем, жить не для себя.
Шатохин
Идиллия. Ну, просто высота
Всех помыслов, идей и достижений.
Не думаешь ли ты, что верю я
Такой высокой, чуткой болтовне?
Гринберг
Не думаю, а знаю, хоть отчасти
И умолчал превратности пути.
Шатохин
И, видимо, большой, серьёзной части.
Сомнительно, что не пришлось тебе
И лгать, и воровать, и через многих
Переступать, что на свою беду
Твоим карьерным помешали планам.
«Достаток», «детям лучше» говоришь?
А где конец, где вдруг иссякнет то,
Что делается только лишь на благо,
И выступят обман и воровство?
Гринберг
А важно ли? И кто на самом деле
Судить меня пытается сейчас?
Ужели тот, кто несколько лет раньше
Студентку до расправы над собой
Довёл своею алчностью гнилой.
Шатохин
Как? Ты откуда знаешь этот случай?
А, впрочем, ладно, не секрет, бог с ним…
Да, было дело, было, я сознаюсь,
Однако первый и последний раз.
Я от неё не денег домагался
(Чудно, с чего пошёл сей разговор)
И не хитрил, а прямо изложил,
Что на сердце за полугод скопил.
Смешно, но для меня сие серьёзно
Казалось всё, с студенткою сойтись
С уверенностью, полной, собирался,
Что ей потребен старый ловелас.
Она же ни о чём таком не знала,
А просто в облаках, дитя, витала,
К тому ж моя врождённая неловкость
Картину маслом завершила враз.
Не знаю почему, но мне по нраву
Лишь тонкие, ранимые душой,
И чтобы привлекательность их сразу
В глаза бы не бросалась, пышность форм
И грубость их, их очевидность, что ли,
Меня не привлекали никогда,
Но чуткие и хрупкие творенья
Сводили окончательно с ума.
Её нашёл такой я и внезапно,
Не посмотрев на разницу годов,
Вдруг полюбил так искренне и нежно,
Как редкостно бывает меж людьми.
Не улыбайся, я вполне серьёзно.
Не зря же говорят, коль седина
Проглянет в бороде, то жди подвоха
Со стороны повыше живота.
То был и первый, и последний случай,
Развязка вмиг в реальность привела.
Гринберг
Последний? Первый?
Шатохин
Прекрати нападки,
Тебе я правду честно рассказал.
Ты оцени и дай ответ такой же.
Как смог из нашего ты городка
Пробиться в министерство и в столицу,
Как много воровал и с кем делился?
Гринберг
Тогда и ты иронию свою
Прибереги кому-нибудь другому.
Не так всё просто, видится тебе
Лишь сторона дурная. Есть заслуги,
Которые я честно получил.
Начав с не очень благостного места,
Я вскоре понял, как всего достичь,
И не опрежь начальства пресмыкаясь,
А делая хоть малое из всех,
Но всё-таки достойное занятье.
Потом я на себя привлёк вниманье,
Вот тут-то и знакомства помогли,
Начальствовать – такое, знаешь, дело,
Где главное другим не навредить,
В чём я разумно преуспеть сумел.
Себя и подчинённых не обидел,
О тех, кто выше, тоже не забыл,
На благодушии тихонько всплыл,
И так снискал я славу человека
Порядочного, умного, такой
Не перепортит врученного дела.
Мне стали и проекты покрупнее
И важные решенья доверять,
Чему был рад – ответственность любую
Я вовсе не боялся принимать,
Хотя сейчас, как оглянусь назад,
Страшусь порой, что ошибись хоть раз,
Невинно, по неопытности, тотчас
Слететь бы мог я в самые низы,
Учителем труда в дурную школу.
Но зрелость неожиданно пришла,
Среди забот и службы захотелось
Мне большего, чем первым быть в глуши.
И вот я здесь, и здесь я с пониженьем
И в должности, и в жалованье, но
Вполне смиряюсь с этим положеньем.
Шатохин
Ты лишь затем приехал?
Гринберг
А зачем?
Я