Убей Зверя сам!.. - Наум Баттонс
БЛАГУШИН: Нет, не знаю я товарища Ласкина! А вот Гринберга знаю! И всех, кто в Белёвском НКВД до 38-го года сидели. Там только один русский был. Это в Белёве-то! В исконно русском городе! Только в 38-м их всех поменяли. Кого в запас, кого на другую работу. Перед войной мы вздохнули немного…. А как война грянула, так они опять все, как чёртики из табакерки повыскакивали. И не в пехотных полках рядовыми…. Там, под Игнатьево, их ни одного не было. Все за Окой. И твой Ласкин тоже за Окой, а вот ты сейчас с переломанной ногой в сарае, в немецком плену. А ты думаешь, что если вдруг ты выпутаешься чудом и к своим придёшь, тебя там с распростёртыми объятиями энтот Ласкин встретит?
НИКОЛАЙ: Конечно, встретит!
БЛАГУШИН: Ага! Как же! Наивный ты, Коля! В лучшем случае в штрафную роту пойдёшь, а в худшем расстреляют и забудут про тебя через десять секунд…. А перед энтим, тебе, твой Ласкин, ещё и по морде надаёт, приговаривая про то, что ты контра недобитая…. Прямо как ты про меня сейчас говаривал…. Ээх, Коля! Родину ты защищаешь…. Неет, дружок, не родину, а уродину настоящую…. Не может такого быть, чтобы на родине плохо жить. Если люди, большая часть которых, живёт на родине плохо, значит эта родина врагами захвачена иноземными, а потому родиной она уже быть перестаёт, покуда враги энти у власти стоят….
НИКОЛАЙ: А мне до войны хорошо жилось!.. Детство, юность, школа, училище, друзья…
БЛАГУШИН: А много их осталось после того, как твоего отца арестовали?
НИКОЛАЙ (задумывается): Нет, не много…. Если честно, то да, немного…. И, ведь правда, сначала все отвернулись, а затем…, уже после того, как я перед всеми от отца отказался, тогда снова стали общаться, но уже как-то не так…. Уже осторожно, с прохладой…. Даже Генка Засулич, дружок мой закадычный, и тот какой-то не такой стал….
БЛАГУШИН: И это, что? Родина? Когда все, с кем рос, дружил, кого любил, все вдруг чужими становятся!.. Когда страх и ужас всех охватил!.. Когда, если радуешься, то по команде, а если вдруг не радуешься, не славишь Сталина-Сатану, то тебе нквдэшник сигаретку в морду совать будет и орать, что ты падла, родине этой изменил и, что расстрела для тебя мало будет…. А все твои друзья, знакомые – все абсолютно, на тебя, как на врага лютого смотреть будут! Нет уже у русских людей родины…. Кончилась вся! Истребили жидки всё это понятие в наших головах! А теперь, когда жареным для них запахло, так опять начинают вам эту лапшу про родину вешать!
НИКОЛАЙ: А для тебя-то, что значит «родина»?
БЛАГУШИН: Да вот то, что я тебя, сопляка раненого, рискуя жизнью своей и семьи своей, на себе из леса тащил. И не в немецкий штаб, а домой к себе…. Я – изменник родины, староста деревенский!.. А вот ты бы, родины защитник, если бы меня раненого в лесу нашёл, с повязкой немецкой на руке, пристрелил бы меня без жалости. Потому что все понятия родины, солидарности народной, у вас сбиты жидками напрочь…. Выветрены из головы. Поэтому вы с лёгкостью и от родителей, и от друзей своих отказываетесь по причинам чисто идеологическим…. Поэтому, русский русскому теперь враг…. А когда в одном народе согласие и солидарность заканчиваются, то и родина энта для народа энтого – пропадает. Ибо она для тех родиной становится, кто своего ближнего любит и помогает! Вот она теперь для евреев родиной стала, а вы, на земле своей – изгои! Так я полагаю….
(Николай и Благушин замолкают. Каждый думает о чём-то своём. Благушин начинает разговор первым).
БЛАГУШИН: Вечереет уже. Солнышко садится. Наверное, уже часов семь. Жить-то нам осталось совсем ничего…. Нам бы с миром энту жизнь завершить, а мы, люди русские, волками в последние минуты друг на друга смотрим. У меня-то к тебе никаких претензий нет…. Жалость только. Жалость от того, что вот завтрева, закончится всё, и для меня и для тебя, а ты не понял ничего…. Так к Господу и явишься убеждённым, что нет Его и, что дело твоё правое…. И ещё жалко, что сволочь энту, Гринберга, повстречать не могу…. И придушить, как гниду…. Вот в энтом единственная моя претензия к Богу…. Что терпит он мразь всякую на земле-матушке нашей, а вот души невинные истребляет…. И не просто энтих мразей терпит, но и осыпает их благами всякими, власть им даёт над людьми хорошими и добрыми…. Позволяет обманывать их, грабить, убивать, пытать и ничего им за это не делает плохого в жизни энтой. И почему-то кажется мне, что и после смерти, Он им благоволить будет. Потому что ихний Бог-то энтот. Вот я Ему всё после смерти там и скажу, ежели встречусь! Вот так вот подойду к Нему, возьму за бородёнку Его еврейскую, и спрошу: «Что же Ты, Бог милостивый, справедливый, как нас всю жизнь учили, там, на земле русской творишь? Почему там такой беспредел и страдания для народа моего русского творятся? Пошто дети малые истребляются? Почему творишь ты зло такое? Почему гниды и мрази, воры и убийцы лукавые, от которых просили мы Тебя все века избавить нас, правят нами и творят безнаказанно дела свои чёрные? Чей ты Бог? Русский? Или еврейский?»
НИКОЛАЙ (ухмыляясь): И, что ты думаешь, Бог этот ответит тебе?
БЛАГУШИН: А ничего и не думаю! И не жду от Бога энтого жидовского ничего в ответ! Мне главное Ему вопросы энти задать, а там видно будет…. Чего фантазировать-то!?
НИКОЛАЙ: Так ты ж уже нафантазировал…. Бога за бороду…. Вопросы Ему….
БЛАГУШИН: Да, нафантазировал…. Ибо не знаю, что ждёт меня там, после смерти…. Но, я знаю – не верю – слышишь…, а знаю, что не Всевышний энто всё творит, а Сатана, которому мы все тут поклоняемся и «Отче наш» читаем…. Вот он и истребляет нас за энто. Разуверился я, Коля, разуверился…. А с Сатаной разговор один может быть…. Энто пусть народец Его – Ему поклоняется и чтит Его…. А я Его – за бороденку козлиную возьму и в морду плюну…. А там, пусть пропадает душа моя!..
НИКОЛАЙ: Да ты атеист, дядя, я посмотрю…. Богоборец!.. Ещё немного, и хоть в комсомол тебя принимай…. Или в партию….
БЛАГУШИН: Был я в партии вашей поганой…. Что она с людьми делает? Как их души коверкает…. Ведь все моих братьев и меня
