Бьернстьерне Мартиниус Бьернсон - Новая система, Det ny System
Фредерик. Взглянул бы ты на Карен! Наверно, тогда ты бы понял, что сделал.
Xанс. Фредерик...
Фредерик. Неужели ты хоть на минуту мог забыть, что ее-то задеваешь больше всего?!
Ханс. Я дал себе слово, что не увижусь ни с Карен, ни с тобой, ни с отцом твоим, пока книга не выйдет. Я не мог возвратиться домой, не исполнив того, что было моим непременным долгом,— чего бы это мне ни стоило.
Фредерик. Да ты что, совсем спятил? Неужели ты еще думал, что кто-нибудь из нас станет с тобою знаться после этого?
Ханс. Я думал, что через некоторое время вы лучше поймете, какую цель я себе поставил, и увидите, что я ничего плохого не сделал.
Фредерик. Ах, не надо громких слов!
Ханс. Мне было ясно, — я так и написал, — что дело идет об ошибке, которая дорого стоит, о несчастной ошибке, замалчивать которую — преступление. Твоему отцу есть чем гордиться и помимо «новой системы».
Фредерик. Да, красиво говоришь. И ты думаешь что мы можем удовлетвориться этим утешением после того как ты отнял у отца то, чем он в жизни более всего гордился?
Ханс. А если тут нечем было гордиться, Фредерик?
Фредерик. Ну, это ты кому-нибудь втолковывай, но не мне. Нет, Ханс, давай поговорим начистоту! Все дело в твоем честолюбии, оно заставило тебя всем пренебречь
Ханс. Может быть, я ошибся...
Фредерик. Да, ошибся!
Xанс. Но когда я вернулся домой и увидел, во что превратился отец, когда я подумал, что ты не предупредил меня об этом...
Фредерик. А чем бы это помогло?
Ханс. Если бы это был твой отец, а я бы.
Фредерик. Нет, постой: давай-ка не сравнивать твоего отца с моим. Это уже смешно!
Ханс. Вот, вот! А теперь постарайся понять что дружба такого сорта мне больше не нужна. А здесь и еще кое-что открылось.
Фредерик. Вот как?
Ханс. В детстве мы играли: вы с сестрою и я — с одной маленькой девочкой, как говорится, из простых Но она была самым красивым ребенком из всех, что я видел и она была благородной девочкой: она ведь потом трудом своих рук содержала свою мать.
Фредерик. Слушай, это не твое дело.
Ханс. Это мое дело, когда я решаю вопрос, знаться ли мне с тобою впредь, или нет.
Фредерик. Что ты говоришь?.. Как ты смеешь?
Ханс. Если бы ты на ней женился.
Фредерик. Это мое дело! Впрочем, не следует думать, будто я не хочу жениться на ней. Тут виноваты другие люди, в том числе и она сама.
Ханс. Да, она слишком горда, чтоб позволить жениться на себе из жалости.
Фредерик. Довольно! Твой проповеди я издавна знаю. Не суй свой нос в чужие дела. Займись лучше своими собственными.
Xанс. Попытаюсь!
Фредерик. Вот что?! А знаешь ли ты, в каком состоянии отчетность твоего отца? Да в таком, что, вернее всего, будет создана чрезвычайная комиссия для ревизии!
Ханс. Что ты говоришь? Моего отца подозревают в...
Фредерик. А, чувствуешь, каково слышать грязные вещи о своем отце?!
Ханс. Но это несправедливая, вздорная болтовня!
Фредерик. Как и твоя.
Ханс. Что? Я занимаюсь вздорной болтовней?! Докажи!
Фредерик. Доказательства заключены уже в тех официальных документах, которые ты извратил.
Ханс. Извратил, говоришь?
Фредерик. Знаешь, что больше всего говорят о твоей книге? Говорят, что она задумана, чтобы покрыть художества твоего отца. Он знал, что вот-вот назначат ревизию, и вы издали книгу, чтобы ревизия выглядела местью.
Xанс. Ах, так вот как? Вот ваш козырь! Какая мерзость! Ведь это снова доведет отца до крайности...
Фредерик. Значит, задело? А на что, позволь спросить, он живет? Без пенсии? Здесь есть чему удивиться, поверь.
Xанс. Нет, это уже слишком. У отца есть недостатки, конечно, но он человек чести.
Фредерик. Да ну?
Ханс. Мой отец, да будет тебе известно, никогда не соблазнял простую девушку, чтоб бросить ее потом — только для карьеры.
Фредерик. Ханс!
Ханс. И он не смог бы дать погибнуть человеку — только из соображений приличия.
Фредерик. Как ты смеешь...
Ханс. Да, он еще и никогда не был бы в состоянии ввести в жизнь заведомо неправильную систему — только из честолюбия. Вот тебе ваша семья и ваша мораль.
Фредерик (бросается на него). Тебе за это...
(Опускает руки.)
(Молчание.)
Ханс (поправляя одежду). Ты еще не бросил свои мальчишеские выходки?
Фредерик. Я тебя прошу — не дразни меня!
Ханс. Ты становишься таким всякий раз, как только услышишь правду. Это я уже давно знаю.
Фредерик. Сейчас ты узнаешь еще кое-что. Или ты докажешь мне сейчас, здесь же, что мой отец ввел в жизнь заведомо неправильную систему, или тебе придется плохо.
Ханс. Доказательство у тебя есть — оно в моей книге. Хочешь взглянуть?
(Берет книгу.)
Фредерик. В твоей книге? Что мой отец?..
Ханс. Вот здесь. (Ищет нужное место.)
Фредерик. Что, не можешь найти?
Ханс. Мне бы следовало держаться поспокойнее, но... А, вот! Страница сорок девятая, в самом низу.
Фредерик (берет книгу). Ничего не вижу.
Ханс. Там подчеркнуто. И подчеркнул, между прочим, не я.
Фредерик. ...Общий расчет различия веса рельс, давление ведущих колес, мертвый вес, диаметр колес...
Ханс. Ты дальше прочти! Это точные данные, да!
Фредерик. Дальше? — Доклад отца на большом собрании железнодорожников в Париже. Что же, и здесь не чисто? Он так восхитил тогда инженеров! Я считал, что его выступление там было честью для всех нас!
Ханс. Верно, это я и сам говорю. Но здесь он приводит несколько иные данные. Сравни, увидишь! В том-то вся загвоздка — здесь он с понимающими людьми дело имел. Тонко сделано.
Фредерик. И что же? Хотя бы и так?
Ханс. Хотя бы и так? Два доклада с несовпадающими данными, сделанные в одном и том же году, одним и тем же человеком?
Фредерик. Моим отцом!
(Читает.)
Ханс. Вот, в брошюре указано: текст проверен самими выступавшими.
Фредерик. Лжешь!
Ханс. Так читай же!
Фредерик (читает). Все равно лжешь.
(Бросает книгу.)
Это какое-то дьявольское, гнусное недоразумение! Мой отец никогда не смог бы сделать подобное. Мой отец — джентльмен. Никогда. Ни-ког-да!
(Разражается рыданиями.)
И зачем я пришел сюда? Ты – дурной человек! Бессердечный, вероломный. Твое безграничное честолюбие толкает тебя на любую мерзость. Я ненавижу тебя, ты мне противен.
(Уходит направо.)
Ханс. Нельзя было поддаваться порыву. Он принудил меня… Кто это? Неужели Карен?!
(Слева входит Карен.)
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Ханс, Карен.
Карен. Его здесь нет?
Ханс. Фредерика? Карен. Его здесь нет?
Ханс. Нет... он...
Карен. Карл Равн зашел к нам и сказал, чтоб я спешила сюда: он видел, как Фредерик ворвался в дом. Здесь могло случиться что-нибудь ужасное. Так его здесь даже и не было?
Ханс. Нет, он был здесь.
Карен. Что-нибудь случилось?
Ханс. Уверяю вас.
Карен. Ах, как я боялась!
Ханс. Вы отдохнуть не хотите?
Карен. Нет. Прошу вас никому не говорить, что я была здесь!
(Хочет уйти.)
Ханс. Карен!
Карен. Я вам запрещаю так называть меня.
Ханс. Простите, фрекен! Но я так живо вспомнил наше детство, когда мы, мальчишки, дрались, ваш брат и я, а вы бросались нас разнимать.
Карен. Непостижимо, как вы смеете говорить о нашем детстве!
Ханс. Что ж, договаривайте все, а тогда я тоже...
Карен. Мне вам совершенно нечего сказать. Я только запрещаю вам что бы то ни было говорить мне.
(Хочет уйти.)
Ханс. Карен!
Карен. Вот это я вам и запрещаю!
Ханс. Простите! Но я был уверен — вы сможете понять, что я сказал только то, за что я ручаюсь.
Карен. Я понимаю одно: никакою ценой меня бы не заставили публично выступить против вашего отца — хотя и у него есть недостатки.
Ханс. Дорогая Карен!
Карен. Нет, это возмущает меня!
Ханс. Я только хотел...
Карен. Вы можете сколько угодно нападать на отца, гели это так уж вам необходимо. Но не притворяйтесь же тогда, что я для вас что-то значу!
