Жорж Бернанос - Диалоги кармелиток

Настоятельница. ...Милые мои дочери, я должна вам еще сказать, что мы лишились нашей горячо оплакиваемой матери в ту минуту, когда ее присутствие было нам особенно необходимо. Уже ясно, что прошли те времена процветания и спокойствия, когда мы слишком легко забывали, что нас ничто не страхует от зла, что мы всегда в руке Божией. Что за времена грядут для нас, я не знаю. Я только надеюсь, что Святое Провиде­ние пошлет нам те добродетели, которые люди богатые и могущественные часто презирают,— добрую волю, терпеливость, дух примирения. Они ; больше всего подходят таким бедным девушкам, как мы. Храбрость ведь бывает разная. Храбрость сильных мира сего не годится для маленьких j людей, с ней они не могли бы выжить. Слуге ни к чему иные добродетели хозяина: они подходят ему не больше, чем тимьян и майоран — нашим домашним кроликам. Кто уверен, что ничем не оскорбил Господа, может многое перенести, чего бы это ни стоило его самолюбию. «Брехливая собака не кусается» — пустые слова, ненужные рассуждения. Мягкостью можно сделать больше, чем силой, и на унцию меда ловится больше мух, чем на кувшин уксуса. Повторяю вам: мы бедные девушки, собравшиеся,

чтобы молиться Богу. Будем же остерегаться всего, что могло бы отвлечь нас от молитвы, будем остерегаться даже мученичества. Молитва — это долг, мученичество — награда. Когда великий король при всем дворе делает знак служанке подойти и сесть с ним рядом на троне как возлюблен­ной супруге — лучше, чтобы служанка сначала не поверила своим глазам и ушам и продолжала протирать мебель. Прошу прощения, что говорю по-своему, попросту. Мать Мария от Воплощения, не попробуете ли вы сделать заключение к этой маленькой речи...

Замешательство. Но мать Мария не из тех, кто заставляет просить себя дважды.

Мать Мария. Сестры мои, Ее Преподобие вам сказала, что наш первый долг — это молитва. Но не меньший наш долг — повиновение, и его надо исполнять в том же расположении духа, то есть в полном отрешении от самих себя и от наших собственных суждений. Подчинимся же воле Ее Преподобия, и не только устами, но и сердцем.

Сцена III

Келья настоятельницы. Она получила письмо от монсеньора Риго, главы кармелитского ордена; в этом письме ей рекомендуется допустить послушниц к пострижению.

Мать Мария. Если Вашему Преподобию угодно, и по чистой сове­сти, я бы не одобрила этого пострижения.

Настоятельница. Сестра Бланш — послушница, а монсеньор Риго рекомендует мне допустить послушниц к пострижению. Вот как стоит вопрос.

Мать Мария. Если Ваше Преподобие ставит его так, ответ на него предрешен заранее.

Молчание.

Настоятельница. Вам не кажется, что вы принимаете слишком всерьез невинное ребячество? Не в обиду вам будь сказано, мать Мария, но я всю свою молодость провела среди девушек, которые не считали себя опозоренными из-за того, что боялись привидений и даже мышей и крыс. Это им не мешало становиться потом неутомимыми работницами, отмен­ными хозяйками и госпожами у себя в доме. А в ваших благородных семействах, если девушка немного боязлива, она чувствует себя так, словно у нее бородавка на носу. Похоже, репутация знатной особы — как нежная кожа, которая не выносит загара... Что нам-то за дело до такого жеманст­ва? Мой чепец мне свидетель! Кармель — не рыцарский орден, насколько мне известно!

Мать Мария. Ваше Преподобие, быть может, вы сами не подозрева­ете, насколько вы правы. Бывает, что щепетильность в вопросах чести превращается просто в пустую безделушку. Но те девушки, о которых вы говорили, хотя и боялись мышей и крыс, были тверды характером, судя по тому, какими они стали позднее. А Бланш де Лафорс как раз твердости характера и недостает.

Настоятельница. Как вы можете так думать о монахине, которую преподобная мать наша держала за руку, умирая, и которую она пре­поручила вам?

Мать Мария. Что бы я ни чувствовала к Бланш де Лафорс, это не помешает мне сказать Вашему Преподобию, что в ожидающих нас испытаниях такой недостаток твердости может представлять опасность для Общины.

Молчание.

Настоятельница. Монсеньор желает этого пострижения...

Молчание.

Мать Мария. Не прислушаться к его желанию трудно, я согласна. Но в случае, если Ваше Преподобие примете такое решение, я хотела бы

получить право нынче же начать помогать делу особыми мерами по-

Жест настоятельницы.

Разумеется, я бы всякий раз испрашивала позволения у Вашего Преподобия.

Настоятельница. О! Тут я полагаюсь на вас, мать Мария. Мы кажемся очень разными, пути у нас не всегда одинаковы, но мы всегда отлично понимаем друг друга, благодарение Богу... Опасения ваши справе­дливы, не спорю. Но если бы я занялась этой маленькой аристократкой, как теперь принято говорить, я бы сделала из нее настоящую кармелитку, одинаково пригодную и для часовни, и для прачечной, мудрую деву, которая никогда не теряет головы, даже в экстазе. Ведь этого и хотела от нас наша святая основательница, не правда ли?.. Полно! То сравнение, что я сделала,— не такое уж глупое, я знаю своих девочек. Во Франции не так у ж долго надо скрести дочерей больших вельмож, чтобы обнаружить крестьянку, и самая жеманная герцогиня так же здорова телом и душой, как ее коровница...

Мать Мария. Ваше Преподобие, конечно, способны сделать из моей дочери то, что пожелаете; но, боюсь, у вас уже не осталось времени.

Сцена IV

Обряд пострижения Бланш в монахини в монастырской часовне. На сестрах длинные покры­вала и белые накидки. Алтарь весь в цветах. Новая настоятельница и мать Мария от Воплощения ведут к решетке Бланш де Лафорс, тоже одетую в белое, с открытым лицом. Она получает имя сестры Бланш от Смертной Муки Христовой.

Сцена V

Монастырская приемная. Представитель муниципалитета и мона­стырский нотариус объясняют, что они должны приступить к описи имущества Общины, которое переходит в распоряжение Нации. В опись должны войти все земельные владения и приданое сестер. Тон чиновников безукоризненно вежлив; они просят извинить их

за вторжение.

Сцена VI

Рекреация после этого визита и описи.

Настоятельница. Вы понимаете, что означает такой шаг властей. , Я сказала бы, что нам грозит бедность, если бы бедность могла быть для нас угрозой. Что вы там говорите потихоньку, сестра Бланш? !

Бланш. Преподобная мать моя, я говорила... я говорила... я говорила: «Тем лучше! Мы будем работать...»

Настоятельница. Если бы вы были на моем месте, доченька моя, вы бы знали, что самое трудное для такого дома, как наш,— это сносить бедность, не нарушая благопристойности. Не наше дело — убеждать зевак, что можно жить без пищи, как осел папаши Матье, который умер в тот самый день, когда собрался это доказать. И чем бы вы занялись, сестра Бланш?

Бланш. Мы могли бы устроить швейную мастерскую, преподобная мать моя...

Настоятельница. Посмотрим сначала, что у нас есть, прежде чем считать будущие доходы. Сестра Матильда, сколько у нас осталось прови-I чии на зиму? Со смерти Ее Преподобия я толком и не заглядывала] в кладовую... i

Сестра Матильда. Преподобная мать моя, у нас мало что! осталось. Морозы стояли до середины марта, а в последнее время перед} смертью преподобная мать наша раздавала не считая. Считать — этого | она не умела. j

Настоятельница. Это я умею. Видите ли, дети мои, до сих пор мы; слишком часто жили так, как живут люди в большом свете, где принято!

швырять деньги на ветер. Что пользы помочь еще двум-трем нищим, если мы разорим наш дом и будущей зимой бедняки найдут здесь лишь запер­тую дверь?.. Мой чепец мне свидетель! Это точь-в-точь как старина Блез, который срубил яблоню, чтобы достать яблоко... Что ж, сестра Бланш, видно, надо вернуться к вашей швейной мастерской.

Бланш. Это будет так весело!

Настоятельница.У сестры Бланш чешутся руки при одной мысли, что она снова прикоснется к батисту и кружевам...

Сестра Матильда. Не в упрек вам будь сказано, сестра Бланш, это будет полегче, чем пилить дрова, как вот мы с сестрой Анной со среды...

Настоятельница. Ну, ну, дети мои, не так уж вам эта работа противна. Я же слышу, вы все время смеетесь.

Сестра Анна. Потому что нам все кажется, будто мы дома, препо­добная матушка. Мы ведь почти что соседки будем, сестра Матильда и я. Она из Кормейля, а я из Блемон-сюр-Уаз.

Сестра Матильда. Чего уж там! Работы мы не боимся.

Настоятельница. Ну-ну, довольно, доченьки мои. Без хвастовст­ва! Бьюсь об заклад, что в ваших краях девушки и повеселиться успевали. Ваш батюшка выкупил почти все земли у своего сеньора, и теперь маркиз де Манервиль много беднее своего фермера...