Фридрих Горенштейн - На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного

Царевич Иван. Они, батюшка, храмы да иные дома на латинский манер делают, желают к латинам податься.

Иван. Истинно, мальчик. Новгородские палаты немцы делали, немцы из Заморья да новгородские мастера. Палаты каменные, при новгородской самостоятельности там заседал Боярский совет со своим Владыкой. Нашу Московскую грановитую палату фрязин строил. В ней дух светлый, тут дух темный, готический. Тут дух еретичный. Знаю, есть среди новгородских попов и монахов мудрствующие по-жидовски, отвергающие Святую Троицу и Божественного Иисуса Христа. Тот дух, а также измену истребим. (Гневно, дико кричит.) Тот пес еретичный изменой, тою дорогою поганою дойдет до меня, а далее не пойдет! И умре на поле будет!

Грязной. Что велишь, государь великий?

Иван. Указываю. Игуменов, попов, чернецов и дьяконов, и старцев, которые тут собрались из разных монастырей и поставлены на правеж, избить палицами. Когда будут перебиты, я, государь, повелю каждого из них в свой монастырь развезти и погрести.

Грязной. Что велишь, государь великий! Повелением царя перебити дубинами до смерти всех игуменов и монахов, стоящих на правеже, и развезти тела их на погребение, каждого в свой монастырь.

Опричники. Любо, любо! (Начинают избивать дубинами духовных. Крики и плач.)

Иван (дико вопит). Бей их! Сих злых блудников и наложников плотских скверн, канальных! Похотных! Угодных для дел бесовских, связанных сатанинским законом! (Дико хохочет.)

Царевич Иван. Батюшка, и я их, злоязычников, побью. (Хватает дубину и тоже бьет.)

Иван. С той поры, как предки мои Ярославичи потеряли в Новгороде власть на Детинце, то они, князья, потеряли и свой храм. София перестала быть княжеской, перешла в руки посадника и новгородского архиерея. Так уж боле не надобно попущать! Дай знать архиепископу Пимену, что приедем в воскресенье к Святой Софии к обедне. (Слышен звон колокола.) И мне пора к обедне становиться. Поеду в Хутинский монастырь в каменну церкву жен мироносиц, а вечерню в Преображенском соборе слушать буду. Люблю Преображенский собор Хутинского монастыря! Отцом моим, великим князем Василием Иванычем построен по образцу московского Успенского собора. Царевич Иван Иванович, едешь ли со мной к обедне?

Царевич Иван. Я, батюшка, еще побью сиих малодобрых. (Бьет.)

Иван. Хваля тебя, реку, княже, сын мой, иди вслед меня по выведению измены. Бог тебе в помощь! (Крестится и уходит в сопровождении духовника Евстафия. Избиение продолжается.)

Первый из народа (умиленно). Владыка архиепископ в белом куколе, в мантии с посохом выходит из ворот и ступает на Великий мост.

Второй из народа (умиленно). По давнему обычаю архиепископ Пимен со своим собором, с крестами и иконами стал у часовни Чудовского креста встречать государя.

Третий из народа. Царь идет вместе с сыном царевичем Иваном, да множество воинских людей с ним.

Первый из народа. По обычаю на встречу вышел на Волховский мост архиепископ Пимен, чтоб благословить царя.

Первый из народа (испуганно). Царь не подошел к кресту!

Иван (гневно Пимену). Ты, злочестивый, в руце своей держишь не крест животворящий, но вместо креста оружие, и сим оружием хочешь уязвить царское сердце наше!

Второй из народа (испуганно). Что царь сказал?

Первый из народа. Владыка хотел было благословить царя, однако тот обратился к владыке с такими словами: «Ты, злочестивец, в руке держишь не крест животворящий, а вместо креста оружие». Сказал так.

Третий из народа. Тихо, царь говорит.

Иван. Ты со своими злыми злоумышленниками пришел сюда лживо! Злоумышлением со своими злотворцами и единомышленниками града сего жителями пришел. И хочете царския нашей державы вотчину нашу, сей великий богоспасаемый Новгород предати супостатам нашим, иноплеменникам, королю литовскому Жигмонту Августу.

Первый из народа (испуганно). Царь яростно на нас, жителей, говорит. Отдать, говорит, хотите Великий Новгород польскому королю Жигмонту Августу!

Иван (яростно). И отсель впредь ты, Пимен, наречешься не пастырь и учитель и сопрестольник великой соборной апостольской церкви и премудрости Божьей Софии, но волк, и хищник, и губитель, и изменник, и царскому нашему венцу досадитель.

Второй из народа (испуганно). Царь владыке Пимену сказал: «Ты уж не называешься пастырем и сопрестольником Святой Софии, а называешься ты волк, хищник, губитель».

Третий из народа. Господи милостивый, уйми ярость царскую на наш Новгород Великий! (Крестится.)

Иван. И видя многие бесы, пришедшие на меня с оружием, хотят что меня убити, реку: аще не перестанете от такого начинания, погубите сами же себя! Я же аки человек благочестивый не пожелаю пропустить службу, хочу помолиться Богу и Пречистой Богородице, и святому Николаю Чудотворцу. Повелеваю: служи, архиепископ, литургию в соборе, а потом со всеми полчанами[6] отправимся в столовую палату к тебе, архиепископу, хлеба ясти. (Проходит мимо Пимена. Вслед за ним царевич Иван, духовник Евстафий, Грязной и опричники.)

Первый из народа (растерянно). Не подходя к кресту, царь велел архиепископу служить обедню.

Иван. Отслушав обедню, со своими людьми пришел я сюда на пир. Добро ли еда и питье?

Пимен (кланяясь). Приготовлен добрый обед для тебя, высокого гостя.

Шут. Страсть, государь, есть хочу! Студню хочу да похлебки. (Хватает ложку и начинает есть и тут же, поперхнувшись, кашляет, плюется и сморкается.)

Иван (толкает шута). Пошел прочь! Как поставлены еда и питье, тут не кашляют и не сморкаются.

Шут. Ну-с прокашлялся, государь, и просморкался.

Иван. Умолкни, шут, дай за стол усесться. (Садится за стол.)

Пимен. Многолетия, здравия царю и государю моему, батюшке Ивану Васильевичу Всея Руси! Аминь!

Иван (тихо). Малюта да Грязной, помните ли ясак, сиречь условный знак?

Малюта (тихо). Помним, государь. Завопишь.

Пимен. Государь Великий Иван Васильевич Всея Руси! Добре помню я слово Святого Писания: «Яко покорно слово сокрушает кости, и смиренные сердца сокрушенные Бог не унизит». В древния лета изволением земного царя Константина от царствующего града царский венец был дан русскому царю московскому. Однак белый сей клобук мной носимый изволением небесного царя Христа дан архиепископу Великого Новгорода. Ибо ветхий Рим отпал от веры Христовой по гордости и своеволию. В Константинограде притеснением агарянским христианская вера гибнет. И лишь в Третьем Риме иже есть на Русской земле воссияет Благодать Святаго Духа.

Шут (ест). Государь, отведай и ты сиих поминальных пирогов.

Иван (сдерживая ярость). Истинно поминальные! (Ест и вдруг дико вопит.)

Малюта. Опричники! Окончен пир! Царь Иван Васильевич возопил гласом великим с яростью к нам, своим людям, подавая этим знак.

Иван. Окончил ты, митрополит, свою поминальную речь. Лжешь, не Новгород – Третий Рим, Москва – Третий Рим! Москве небесным царем Христом белый клобук завещан! Утвердился белый клобук на главах святых московских митрополитов, начиная со святого Петра, не на главах архиепископов новгородских! Малюта, сиречь Григорий Лукьянович Скуратов да ты, Василий Григорьевич Грязной! Повелеваю схватить главу новгородского заговора архиепископа Пимена!

Малюта. Сделаем, государь! (Хватает Пимена.)

Царевич Иван. Они, батюшка, желали вознестись над Москвой, выявили пронырство лукавого змия.

Иван. Истинно, мальчик. Вознестись желали силой и богатством. Доход московского митрополита три тысячи рублев, а доход новгородского епископа в десять – двенадцать тысяч. Да церковные деньги в рост дают. Давал деньги в рост?

Пимен (тихо). Я деньги давал в рост, чтоб священников кормить.

Иван. А монету свою велел чеканить? Пиши, Малюта, в сыскном деле: «Обвинен Пимен за чеканку монет».