Александр Островский - Лес
Карп.
Старый густой сад; налево от зрителей невысокая терраса барского дома, уставленная цветами; с террасы сход в три или четыре ступени.
Явление первое
Гурмыжская на террасе. Буланов в саду.
Буланов (увидав Гурмыжскую, помогает ей сойти с террасы и целует ее руку). С добрым утром, Раиса Павловна!
Гурмыжская. Здравствуй, мой друг!
Буланов (с участием). Как ваше здоровье-с?
Гурмыжская. Благодарю тебя, мой милый. Я здорова и как-то особенно свежо чувствую себя сегодня, несмотря на то что плохо ночь спала. Какое-то волнение, и такие все неприятные сны видела. Ты снам веришь?
Буланов. Как же не верить-с? Может быть, если б я поучился побольше, я б и не верил-с. (Злобно улыбаясь.) А ведь я не доучился-с, я и растрепанный не хожу, и умываюсь каждый день, и снам верю-с.
Гурмыжская. Бывают сны, которых целый день не выживешь из головы.
Буланов. Что же вы, Раиса Павловна, изволили видеть?
Гурмыжская. Ну, положим, что я тебе всего не скажу.
Буланов. Извините!
Гурмыжская. И вины никакой нет. Другой сон я тебе скажу, а этот нет.
Буланов. Отчего же-с?
Гурмыжская. Оттого, что рассказывать сны иногда точно то же, что рассказывать свои тайные мысли или желания; а это не всегда удобно: я – женщина, ты – мужчина.
Буланов. Так что ж, что мужчина-с?
Гурмыжская. Уж это такая невинность, что из рук вон. Ну, я тебя видела.
Буланов. Меня? Это мне очень приятно-с.
Гурмыжская. Будто?
Буланов. Значит, вы обо мне думали-с, как почивать ложились.
Гурмыжская. Скажите пожалуйста! И ты этим очень доволен?
Буланов. Да как же не доволен-с? Я все боюсь, что вы на меня рассердитесь за что-нибудь и прогоните к маменьке.
Гурмыжская. Ах, как это смешно! Да за что же мне рассердиться на тебя? Бедный, ты меня боишься?
Буланов. Как же не бояться; говорят, вы очень строги.
Гурмыжская. Это хорошо, что так говорят. Но с тобой, мой друг, я строга не буду: хуже всего для тебя, если ты меня будешь бояться.
Буланов. Хорошо-с. Вот, если б я знал…
Гурмыжская. Что?
Буланов. Как угодить вам.
Гурмыжская. Догадайся.
Буланов. Догадаться-то разве легко-с? Да у меня на это и ума нет.
Гурмыжская. На что же у тебя ум?
Буланов. На все, что прикажут; вот еще имением управлять, мужиками-с. Если б были крепостные, вам бы лучше меня управляющего не найти; нужды нет, что я молод.
Гурмыжская. Ах, этот сон! Нейдет из головы, да и только.
Буланов. Чем же он вас так беспокоит?
Гурмыжская. Довольно трудно объяснить; но с тобой я могу говорить откровенно; я вижу, что ты мне предан. Вот видишь: у меня есть племянник.
Буланов. Я знаю-с. Вы его очень любите и часто говорите про него.
Гурмыжская. Мой друг, иногда говорят одно, а думают совсем другое. Зачем я всякому стану объяснять свои чувства! Я по родству должна любить его, ну, я и говорю, что люблю.
Буланов. А в самом-то деле не любите?
Гурмыжская. Не то что не люблю, а… как тебе сказать… он теперь лишний. Я так покойна, я уж задумала, как мне распорядиться своим состоянием, и вдруг он явится. Как ему отказать! Надо будет и ему дать какую-нибудь часть, и я должна буду отнять у того, кого люблю…
Буланов. Так вы не отдавайте-с.
Гурмыжская. Да нельзя. За что ж я ему откажу, если он почтителен и ведет себя хорошо! Да я здесь так себя поставила, что отказать родственнику не могу. Ну, а если он приедет без средств? надо будет его содержать; пожалуй, захочет поселиться у меня. Ведь не выгнать же его.
Буланов. Прикажите мне, я выгоню.
Гурмыжская (с испугом). Ах, сохрани тебя бог! Береги себя, береги! Вот что я видела во сне: будто он приехал и убил тебя из пистолета при моих глазах.
Буланов. Меня? Ну, еще мы это посмотрим-с. Да вы, Раиса Павловна, лучше о нем не думайте, а то он все вам будет сниться.
Гурмыжская. Он очень умен был до сих пор, пятнадцать лет сюда и не заглядывал. Желала бы я, очень желала, чтоб и еще пятнадцать лет так прошло.
Буланов. Так вы, Раиса Павловна, лучше о нем забудьте совсем и не говорите, а то, чего доброго, накличете, пожалуй.
Гурмыжская. В самом деле, как бы не накликать.
Входит Карп.
Явление второе
Гурмыжская, Буланов, Карп.
Карп. Пожалуйте, сударыня, чай кушать, самовар готов-с.
Гурмыжская. Пойдем, Алексис!
Карп. Сударыня, сегодня ночью барин приехали.
Гурмыжская. Барин? Какой барин?
Карп. Геннадий Демьяныч-с.
Гурмыжская (с испугом). Неужели? Слышишь, Алексис? (Карпу.) Где же он?
Карп. Я их в беседку проводил, там и почивать им приготовил-с. Они говорили, что остановились в городе в гостинице, всю поклажу там оставили, а к нам пешком из городу заместо прогулки.
Гурмыжская. Еще ничего не говорил?
Карп. Ничего-с. Они были не в духе-с.
Гурмыжская. Как не в духе?
Карп. Как вроде в забвении-с; надо полагать, с дороги-с. Требовали бумаги и чернил; долго ходили по беседке, все думали; сели к столу, написали записку и приказали вам отдать. (Подает записку.)
Гурмыжская. Что такое? Стихи какие-то. (Читает.)
Судьба моя, жестокая!Жестокая, судьба моя!Ах, теперь одна могила…
Что это, Алексис? Я не понимаю.
Буланов. Вы не понимаете, а мне-то где же-с?
Гурмыжская (Карпу). Он спит?
Карп. Никак нет-с. Встали рано и ушли, должно быть, купаться. Я их сегодня не видал-с.
Гурмыжская. Ну, когда придет, проси в гостиную чай кушать!
Карп. Слушаю-с. (Уходит.)
Гурмыжская (пожимая плечами). Вот и не верь снам. Пойдем, Алексис.
Уходят.
Выходят: Несчастливцев, одетый очень прилично, на голове черная складная шляпа, и Счастливцев в прежнем костюме.
Явление третье
Несчастливцев, Счастливцев.
Несчастливцев. Ну, Аркадий, тетушка моя женщина почтенная, строгая; я не хочу, братец, чтоб она знала, что я актер, да еще провинциальный. (Грозит пальцем.) Смотри, не проговорись; я Геннадий Демьяныч Гурмыжский, капитан в отставке или майор, уж как тебе угодно будет; одним словом, я барин, а ты мой лакей.
Счастливцев. Как лакей?
Несчастливцев. Так, просто, лакей, да и все тут. Нельзя ж мне тебя вести в гостиную! Как я тебя представлю тетеньке? Она женщина набожная, в доме, братец, тишина, скромность – и вдруг, представьте себе, – физиономия. А лакеем быть тебе, с твоей рожей, братец, в самый раз.
Счастливцев. Нет уж, извините! Это еще неизвестно.
Несчастливцев. Что неизвестно?
Счастливцев. Насчет рожи-то.
Несчастливцев. Нет, уж ты, брат Аркадий, не сомневайся.
Счастливцев. Да, как же!
Несчастливцев (грозно). Так же, говорю я тебе! Чего тебе еще? Накормят тебя здесь хорошо, служить ты будешь только мне.
Счастливцев. Да ведь я горд, Геннадий Демьяныч.
Несчастливцев. Очень мне нужно, что ты горд. Не тебе чета, сам Мартынов играл лакеев, а ты стыдишься! Как ты, братец, глуп!
Счастливцев. Да ведь то на сцене.
Несчастливцев. Ну, и ты, братец, представь себе, что ты на сцене.
Счастливцев. Нет, я не хочу. Ишь что выдумали! Как же! Я лучше уйду, и у меня есть амбиция.
Несчастливцев. Я знаю, что амбиция есть; а паспорт есть ли?
Счастливцев. Вам что за дело?
Несчастливцев. А вот что: уйди попробуй, так увидишь. Мне, братец, только мигнуть, и пойдешь ты по этапу на место жительства, как бродяга. Я ведь знаю, ты двенадцать лет без паспорта ходишь. Вместо паспорта у тебя в кармане статья Курских губернских ведомостей, где напечатано, что приехал актер такой-то и играл очень скверно. Вот и весь твой вид. Ну, что ж ты замолчал? То-то же! А ты сделай, братец, для меня! Кто тебя просит, подумай! Ну, по-товарищески, понимаешь, по-товарищески!
