Александра Бруштейн - Голубое и розовое

Янка (отрезая большой ломоть хлеба). А чи ж хлеб не яда? (Уписывает за обе щеки.)

Ионя (впервые обратив внимание на Женю). А вы кто?

Женя. Я Блюмина подруга…

Ионя. Блюмина подруга? (С интересом.) Вы Женя Шаврова, да?

Женя. Откуда вы знаете?

Ионя. Блюма рассказывала… (Вдруг обеспокоившись.) Папа, а где Блюма?

Шапиро. Она… она еще не пришла…

Ионя (отложив хлеб). Почему? Что-нибудь случилось?

Шапиро. Нет… Пустяки. У нее что-то вышло в гимназии.

Ионя. Что? Что вышло?

Шапиро. Ничего особенного… Ее там немножко наказали…

Ионя (горько). Ты радовался!.. «Гимназия! Блюму приняли в гимназию!..» Я тебе давно говорю: ее там мучают!

Шапиро (примирительно). Ну, уж и мучают…

Ионя. Два месяца она ходит в эту гимназию, — ты видал, чтоб она смеялась, радовалась! Ты слыхал, чтоб она что-нибудь веселое рассказывала? Ей там плохо! Что она им, дочка, сестра, чтоб они ее жалели?

С улицы входит Иван Павлович, человек интеллигентного вида, лет тридцати пяти. На нем пальто и мягкая шляпа. Ионя и Янка бросились к нему.

Янка (радостно). Иван Паулович!

Ионя. Иван Павлович, вот мой отец… Остальные все тоже свои… Садитесь, пожалуйста!..

Шапиро. Может, желаете чаю?

Иван Павлович. Ох, с удовольствием! Так озяб, беда! И давайте о деле… Можно запереть входную дверь?

Куксес (запирает на ключ входную дверь). Вот. Разговаривайте себе на здоровьичко. (Ивану Павловичу.) Если мне уйти, скажите — я уйду… Но имейте в виду: когда нужно, я глухой и слепой… (Зажмуривается и затыкает уши.)

Иван Павлович (смеясь). Не надо! Раз товарищи говорят, что вы свой… (Янке и Ионе.) Ну, юноши, где ваши листки?

Ионя. Сейчас достану. (Приподнимает половицу — очень удивлен.) Ничего нету!

Шапиро (смущенный). Это я перепрятал, Ионя… Под половицы полиция лезет первым делом — это я много раз видел и от людей слыхал… (Идет к стоящей в углу большой бочке.) А тут у меня опилки. Туловища набивать куклам, зверям… (Достает из-под опилок, с самого дна бочки, сверток, подает Ивану Павловичу.)

Иван Павлович (весело). А отец у вас отличный конспиратор! (Развязывает сверток — в нем оказываются печатные листки.) Это мы сейчас разделим между вами обоими, юноши, и за ночь это должно быть расклеено по вашему району. (Разделяет листки на две стопки, заворачивает каждую в газету, завязывает веревочкой.)

Куксес. Это прокламации. Я закрыл глаза.

Иван Павлович. Не надо. Это вовсе не прокламации. (Подает один из свертков Янке.) Вы идете в баню, это узелок с чистым бельем… Или вы несете сапоги из починки… А клейстер, кисти есть у вас?

Янка (сияя). Ой, еще как! Мы с Ионькой такое удумали…

Янка и Ионя пристраивают каждый с изнанки своего пальто банку с клейстером и кисть.

(Запахивая пальто.) Уполне, а?

Иван Павлович (одобрительно). Вполне. Идите, только не вместе.

Янка (еще плотнее запахнув пальто, вытягивается по-военному). Рад стараться!..

Шапиро. С черного хода иди, через двор… Счастливо, Янка!..

Янка уходит с черного хода.

Иван Павлович (Ионе). Через несколько минут берите свой сверток и ступайте.

Небольшая пауза. Сверток, предназначенный для Иони, лежит на столе. Внезапно — стук в дверь с улицы. Голос: «Отоприте!» Все переглянулись.

Ионя (схватив сверток). Я пойду с черного хода…

Иван Павлович (удерживая его). Подождите. Там может быть засада… Положите сверток обратно!

Новый стук в дверь с улицы и приказ: «Отоприте!» Шапиро отпирает дверь.

Городовой (входит). Десятый час. Почему в мастерской свет? Что за свадьба?

Шапиро. Ваше благородие, я заказчикам работу сдаю…

Городовой (пренебрежительно). Работа твоя… Тоже! (Взял со стола игрушку.) Это что?

Шапиро. Лошадка, ваше благородие… И у нее оторвали хвост. Ну, сами понимаете, без хвоста… А вот я приклею ей новый хвостик, она опять будет как молоденькая! Хоть замуж!

Городовой (про Ионю). Это кто?

Шапиро. Это, ваше благородие, мой сын…

Городовой (тыча в сторону Куксеса). А этот?

Шапиро. Это мой родственник… Куксес… Маляр…

Куксес. Не маляр, а живописец. Я ему новую вывеску принес…

Городовой молча показывает на Ивана Павловича и Женю.

Шапиро. Это, ваше благородие, заказчики до меня пришли… (Берет в руки сверток с прокламациями, обращается к Жене.) Извините, барышня, ничего нельзя сделать: склеить голову у куклы нельзя, а новую подходящую не подберешь: будет качаться…

Иван Павлович (кладя руку на плечо Жени, спокойно-барственным тоном). Не горюй, дочка… Бог с ней, с куклой… Новую купим!

Городовой (протягивая руку за свертком). Ну-ка, что там у вас?

Женя (выхватив у Шапиро сверток и обеими руками прижимая его к груди). Моя! Моя кукла!.. Папа, пусть он не трогает!..

Шапиро (городовому). Огорчается, понимаете… Ребенок!

Снаружи доносятся свистки полицейских, цокот копыт; городовой, свистя на ходу, выбегает на улицу.

Куксес (быстро запирает дверь на ключ). До свиданья!

Иван Павлович (Жене). Молодец, дочка!

Ионя (берет сверток). Я пойду, Иван Павлович…

Куксес. Подожди. Я выгляну, нет ли на дворе засады… Хорошо?

Иван Павлович. Очень хорошо. А вы почему-то уверяли, будто вы глухонемой!

Куксес убегает.

Иван Павлович. Ну, мне у вас тоже оставаться нельзя. Пойду провожу свою «дочку» до ее дома… (Берет сверток.) «Куклу» мы возьмем с собой. (Ионе.) Ждите нас за углом направо, там получите от нас сверток.

Куксес (возвращается). Все спокойно.

Шапиро. Куксес, этого господина… Ой, извините!.. Этого товарища надо устроить где-нибудь ночевать.

Куксес. Боже мой! Конечно, у меня! Я же холостой и живу на чердаке, без соседей… Только извините — у меня пахнет краской… и олифой… и тэпэ…

Иван Павлович. Ничего, товарищ. Я человек неизбалованный. (Ионе.) Вам пора. Ждите нас за углом.

Ионя (берет свою исковерканную фуражку, хочет надеть, потом обращается к отцу). Папа, можно мне взять твою фуражку?

Шапиро (с тоской). Ты уходишь, Ионя…

Ионя. Надо расклеить листки, папа… Завтра демонстрация: надо, чтобы все рабочие знали, чтобы все пришли! Не удерживай меня, папа! Ты же сам понимаешь…

Шапиро (секунду смотрит на него растерянным, беспомощным взглядом, вздыхает, потом достает из шкафа свою фуражку). Ты просил фуражку, Ионя… Возьми… Иди, мой сын, иди с товарищами… Тебе виднее…

Ионя крепко обнял отца, потом, словно устыдившись своего порыва, оторвался от отца, сурово нахлобучил фуражку.

Куксес. Ой, мальчик! Фуражка тебе не по голове…

Ионя (обвязывает голову платком, надевает фуражку поверх платка). Вот и впору! До завтра, папа. Поклонись Блюме… (Убегает с черного хода.)

Шапиро (словно про себя). Моя фуражка ему велика, она лезет ему на глаза… но мир стал ему тесен!

Иван Павлович. Он для всех тесен, этот старый мир! И нет в нем для людей ни покоя, ни счастья… Чем скорее мы его разрушим, тем лучше!

Шапиро. А когда вы его разрушите, что будет потом?

Иван Павлович. Потом? (Весело блеснув глазами, поет вполголоса.) «Мы наш, мы новый мир построим! Кто был ничем, тот станет всем!..» (Берет Женю за руку.) Пойдем, дочка!

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Часть коридора перед запертой дверью в актовый зал.