Василий Ливанов - Люди и куклы (сборник)
— Сломалось такси? Такое меццо-сопрано, как у вас, надо оберегать от простуды. Позвольте предложить вам мой автомобиль.
— Благодарю. Я сейчас не могу. — Наталья Владимировна оглянулась через плечо. — Представляете, какой-то тип обгонял наше такси на своем авто, наехал на велосипедиста и даже не остановился! Я все прекрасно видела! Велосипедист успел соскочить, но велосипед сильно пострадал. Велосипедист оказался наш, русский, представляете? Я ему сказала номер автомобиля, хочу быть свидетелем… Чему вы смеетесь, Алексей Алексеевич?
Она снова обернулась.
Толпа успела разойтись.
Около такси стояли только двое: какой-то смуглый человек в синей блузе и велосипедист.
Рука в коричневой перчатке по-прежнему крепко поддерживала за руль помятую машину. Велосипедист был одет, как одеваются все велосипедисты. Твидовый пиджак, брюки-гольф, заправленные в толстые шерстяные носки, грубые ботинки. Конец длинного шарфа переброшен через плечо. Кепи с широким козырьком, сдвинутое к затылку, открывало чистую и мощную линию высокого лба, рыжеватые усы и округлый подбородок смягчали резко выступающие скулы. На вид велосипедисту было лет сорок.
— Благодарю вас, — отчетливо выговорил он, обращаясь к Наталье Владимировне и неясно произнося букву «р».
— Вы не берете меня в свидетели? — Вопрос Натальи Владимировны прозвучал обиженно.
Велосипедист улыбнулся. Улыбка, открытая, простодушная, мгновенно изменила его лицо. Резкие, суровые линии округлились, от глаз разбежались веселые морщинки.
В его глазах, темных, жгучих, слегка раскосых, вспыхнул озорной огонек.
— Не обижайтесь, пожалуйста. Свидетелей у меня будет предостаточно.
— А как же вы… — Наталья Владимировна указала на помятый велосипед.
— Бог с ним, с велосипедом, — весело откликнулся велосипедист, — погода прекрасная. Это же прелесть для прогулки пешком!
Он притронулся рукой в коричневой перчатке к козырьку кепи, прощаясь.
Наталья Владимировна пересела в закрытый автомобиль.
Когда автомобиль обгонял рабочего в просторной синей блузе, который помогал велосипедисту везти помятую машину, то велосипедист, отвечая Наталье Владимировне, приветливо кивнул ей вслед.
Наталья Владимировна Тарханова — молодая русская актриса — сидела в закрытом автомобиле, откинувшись на упругую кожаную спинку сиденья. Кромов — рядом.
— Я ездила в Жювези смотреть авиаполеты. Это фантастика! Вы тоже ими интересуетесь, Алексей Алексеевич?
— Интересоваться новинками техники входит в обязанности военного атташе.
В окне автомобиля уже проплывали центральные улицы и площади города.
Потом велосипедист напишет сестре из Парижа: «Насчет велосипеда я думал было, что скоро получу вознаграждение, но дело затянулось. Сужусь. Надеюсь выиграть. Ехал я из Жювези, и автомобиль раздавил мой велосипед (я успел соскочить). Публика помогла мне записать номер, дала свидетелей. Я узнал владельца автомобиля (виконт, черт его дери) и теперь сужусь с ним (через адвоката). Ездить теперь все равно не стал бы: холодно (хотя зато хорошая зима, прелесть для прогулок пешком)».
И подпишется: «Твой В. У.». Владимир Ульянов [1].
III
Сентябрь 1914 года. Накануне
Мальчишка-газетчик метался между прохожими и выкрикивал:
— Последние новости! Последние новости! Доблестные французские войска нанесли сокрушительное поражение проклятым бошам на реке Марне! Русские прорвали фронт на юго-востоке. Последние новости!
Заметив среди прохожих русского офицера, мальчишка устремился к нему.
— Купите газету, мосье! — И вдруг заорал на всю улицу: — Да здравствуют наши русские союзники! Да здравствует Франция!
Прохожие стали останавливаться. Образовалась небольшая толпа.
Офицер, улыбаясь, протиснулся сквозь толпу и скрылся за дверью Русской военной миссии.
Пятеро русских и двое французов прилежно трудились за своими столами, когда офицер вошел в комнату.
Служащие представительства оторвались от дел и, разглядев полковничьи золотые погоны, встали по стойке «смирно».
— Здравствуйте. — Вошедший оглядывал стоящих за столами мужчин. — Садитесь, садитесь, господа.
Нарядный полковник остановил свой взгляд на широкоплечем блондине в унтер-офицерских погонах, явно выделяющемся строгой военной выправкой, и двинулся к его столу.
— Скажите, пожалуйста, полковник граф Кромов?.. — Рука, обтянутая белой замшевой перчаткой, повисла в воздухе в направлении к двери в кабинет атташе.
— Так точно, ваше высокоблагородие.
Полковник с улыбкой снова обратился к унтер-офицеру:
— Мне ваше лицо кажется знакомым…
— Так точно. Унтер-офицер ее императорского высочества Восьмого уланского Вознесенского полка — Полбышев!
— А… — протянул полковник приветливо, но сразу было ясно, что он так и не припомнил ничего. — Садитесь же, господа, — повторил он и отошел от Полбышева.
Алексей Алексеевич Кромов, в наброшенной на плечи шубе, водил пальцем левой руки по бесконечной колонке цифр на листе бумаги, а правой щелкал костяшками больших канцелярских счетов. Он был настолько погружен в свое занятие за заваленным бумагами столом, что не заметил, как дверь в кабинет приоткрылась и заглянул нарядный полковник.
Кромов трудился, а гость рассматривал его, и по лицу гостя бродила улыбка.
Кромов поднял голову и сразу увидел гостя. И тогда гость тихонько запел:
Ласки не жди от далекой отчизны,Слез за Мукден иль хвалы за Артур.Встретят упреки тебя, укоризны,Старый маньчжур, старый маньчжур.
Последние слова они пропели вместе, и гость ступил в кабинет. Крепко, дружески обнялись.
— Алексей, почти седой…
— Французы говорят: ничто так не старит, как годы. А мы говорим: седина в голову — бес в ребро.
— Ой ли? Что-то обстановка для беса самая плачевная. Кто бы мог подумать, что Алексей Кромов превратится в канцелярскую крысу.
— В седую канцелярскую крысу. А ты, Вадим, ничуть не изменился.
— Ты думаешь? Ну уж так и быть, у полковника Горчакова нет тайн от военного атташе.
И гость снял фуражку. Между взбитых кудрявых висков открылась лысина.
— Куда ж ты кудри дел? — Алексей Алексеевич в комическом ужасе всплеснул руками.
— Вот вились, вились и все вывелись. А ты что закутался, как эскимос?
— Мерзну!
— А камин на что?
— Дымит, черт. Мы уж не раз угорали.
— Ничего удивительного. Париж. Приедешь — угоришь.
— Угар — это ерунда. Сумасшедшие изобретатели замучили совсем. Сегодня один с утра явился с визитной карточкой от моей жены. Изобрел беспламенный порох. Представляешь? Высыпал мне на стол какую-то пакость и поджег. Уверял, что не загорится. Еле всем представительством потушили. Сколько раз просил Лиз не посылать ко мне всяких идиотов!
— Мадам Кромова по-прежнему неотразима?
— Сам увидишь. Каким попутным ветром тебя к нам занесло?
— Это военная тайна.
— Значит, ты ко мне по делам.
— Да. Штаб Верховного командования…
— Пойдем поговорим. Я знаю одно подходящее местечко. Принимаешь приглашение старого парижанина?
…Они сидели в кафе на Итальянском бульваре, за тем же столиком.
— Когда началась эта всемирная бойня, я утешался тем, — волнуясь, признавался Алексей Алексеевич, — что если здесь, за границей, мне трудно, то хотя бы дома, в России, меня понимают.
— Нет, Алексей. — Горчаков быстро заговорил, понизив голос: — Прошлое позорное поражение их ничему не научило. Дальше парадных маневров в Красном Селе они не мыслят. А Распутин торгует Россией, как цыган на конской ярмарке.
— Если бы это не ты говорил, Вадим, я бы усомнился. Сердце отказывается верить. Неужели ни у кого недостанет мужества раскрыть глаза государю?
— Древние говорили, что если боги хотят наказать кого, то лишают разума. Государь слабоумен… России нужна твердая власть.
— Где же выход?
— Ты, Кромов, — наш, с тобой я могу быть откровенен. Необходим парламент, конечно под нашим контролем. У нас сильная партия, мы надеемся победить. Либеральные толстосумы тоже организовались в партию, но с ними можно поладить, если не захлестнет слева. Вся Россия теперь распалась на партии.
— Давно известно, где соберутся трое русских, сразу же возникают четыре политические партии.
IV
Октябрь 1917 года. Благотворительный концерт
Посол Временного правительства в Париже Маклаков устроил благотворительный концерт в здании посольства.
Была приглашена знаменитая в Париже русская певица Наталья Тарханова. Перед началом концерта дипломаты, их жены, приглашенная актриса, ее аккомпаниатор и два именитых французских гостя коротали время за беседой и коктейлями.
