Николай Коляда - Для тебя

СЛАВА. Я не могу говорить, когда меня не слышат.

ИРА. Слышу. Говори.

СЛАВА. Я не помню! Вылетело!

ИРА. Поймай! Вспомни!

СЛАВА. Отвали, а?

ИРА. Негодяй. Всё. Я пошла посуду мыть.

СЛАВА. Погоди, погоди…

ИРА идёт на кухню, рыдает. Моет посуду. СЛАВА прибежал следом. ИРА отталкивает его.

ИРА. Не прикасайся ко мне!

СЛАВА. Послушай…

ИРА. Уйди к чёрту, сказала!

СЛАВА. Постой…

ИРА. Уйди!

ИРА выключила воду, наклонилась над раковиной, рыдает.

(Тихо). Я всё поняла. Не дура. Уходи. Уходи и не мучайся. Ничего, выживу. Уходи. Я больше не буду кричать, скандалить, вопить гадости и глупости. Уходи. Иди, найди себе бабу, делай с ней детей…

СЛАВА. Да при чём тут баба, не баба?!

ИРА. Я говорю: уходи. Не держу больше. Только не выйдет у тебя ничего. Не выйдет! Когда вот так вот, преднамеренно: «Я пошёл детей делать, выполнять свою миссию на земле!» – так ничего не получится. Не получится! Ведь ты даже и в мыслях не держишь, а что будет со мной? Я как букашка, которую с одежды стряхнули, да? Кыш, прочь! И забыли. Никого нет, только ты один! Господи, какой эгоизм! Много должно было пройти лет, чтобы я всё поняла про тебя, много, ой, много…

Молчание.

СЛАВА. Не поняла ты ничего. Не поняла опять…

ИРА. Поняла… Ой, поняла…

СЛАВА. Я тебя жалею, я тебя люблю…

ИРА. Спасибо. Спасибо. Только не ври. Нет – не лги, как ты восклицаешь.

СЛАВА. Жалею и люблю, но не могу жить с тобой, понимаешь? Ведь я же сам себя убиваю, живя с тобой!

ИРА. Убиваешь?! Убиваешь?!

СЛАВА. Убиваю. Убиваю. Я стану старый, я тебя ненавидеть буду! Потому что всё время буду думать: она виновата во всём, она виновата в том, что я главное дело в жизни своей не сделал! А я – жалел её, не желал с нею расстаться, чтобы не сделать её плохо, чтобы быть вместе и вот – дождался! Принёс и ей горе, и себе… Да, да, да!

ИРА. Правильно. Лучше – расстаться. Жалеть меня – не надо. Не надо! Не надо! Где моя посуда?! (Снова моет посуду, плачет).

СЛАВА стоит молча. Идёт в комнату, собирает вещи.

СЛАВА. Ничего не поняла. Не хочет понять. Не может. (Кидает в чемодан всё подряд).

ИРА. Дура. Дура. Дура. Зачем я сделала это? Стыдно, как мне стыдно! Пришла к нему, упала в ноги, влюбилась, дура! (Гремит чашками). Успокаивала себя, что он полюбит меня, что я согрею его заботой, любовью и лаской, и он полюбит! Ведь меня нельзя не полюбить, ведь я несчастная! Ведь он же прекрасно знал как Санёк, мой первый муж, бил меня ногами в живот, бил каждый день, алкоголик проклятый! Я теперь ничего не могу сделать! Я прописалась в больницах! Я хожу туда каждый день! Со мной уже все там здороваются! Не будет у меня детей, сказали мне, не будет и не надейся, сказали, ну?! Что я могу сделать?! А он из жалости, оказывается, на мне женился, оказывается, поблагородствовать захотелось! Он ведь всё делает, чтоб красивше было, чтоб ему в позе красивше стоять! Стоит в позе, Вася Лановой, тварь такая!

СЛАВА (кричит). Я не Вася! Я не стою в позе! Я не Вася Лановой! Я любил и люблю тебя! Но больше так жить не могу! Не могу, сил нет!

ИРА. Да ясно, ясно! Пофилантропствовал и будя. Да я давно, давно, ещё лет пять назад заметила в глазах у тебя: как спать ложиться – ляжет и задумается, зевать начинает! Я сразу тогда поняла, сразу: ненавидит меня!!!

СЛАВА. Ложь! Ложь! Ложь!!!!

ИРА. Правда!

СЛАВА. Пошла к чёрту!

ИРА. У чёрта своих до чёрта, а ты сорок четвёртый!

СЛАВА. Дура! Дура!

ИРА. Ты умный! Острый на язык – поцелуй мою задницу!

СЛАВА. Хватит, идиотка, опять начинаешь?!

ИРА. Ненавижу тебя, мерзавец! Убирайся отсюда немедленно! Иди к своим блядям!

МАНЯ покраснела.

Иди делай детей, гуляй, играй, трепещи, носись, трахайся, говнюк, мерзавец, пакостник, котяра, иди, иди, я вот сдохну, повешусь тут вот – хуже тебе сделаю! В записке предсмертной напишу: ты, ты, ты меня убил! Письма разошлю в газеты, журналы, в горсовет, в милицию напишу, кто меня заставил в петлю лезть! Во всех письмах напишу: ты, ты, ты, ты, ты меня заставил!!!!

МАНЯ затихла. Я – тоже. Ой, ну их к лешему. Не могу остановить. Они разошлись, не слушаются меня. Ну, что мне делать? Ладно, я пишу тут слово «Конец», а дальше – пусть они без меня. Правда, честное слово, я не управляю ими, не могу больше: они ругаются, как сапожники, а это так некрасиво и абсолютно против моих намерений, взглядов и принципов. Всё. До свидания:

СЛАВА (вбежал на кухню, шарахнул тарелкой об пол). Молчать! Молчать! Хватит!!!

ИРА. Молчать – ты! Хватит – ты! (Шарахнула тарелкой об пол.)

СЛАВА. Это ты – эгоистка! Это ты думаешь только о себе! (Бабах тарелку.)

ИРА. Нет, ты, ты, ты!!! (Бабах тарелку.) Но черепаху я тебе не отдам! Так и знай!

СЛАВА. Отдашь! (Бабах!)

ИРА. Не отдам! (Бабах!)

СЛАВА. ……………………………………….

ИРА. …………………………………………

СЛАВА. …………………………………………..

ИРА. ……………………………………..

СЛАВА. ………………………………………….

ИРА. ……………………………………………..

СЛАВА. …………………………………………………..

И ещё долго, рыча и плюясь, они бьют тарелки. Целую гору набили.

ИРА побежала в комнату, встала на карачки, шепчет МАНЕ.

ИРА. Маня, Маня, ешь, ешь, не обращай внимания, ешь! У меня будешь жить, он неизвестно ещё куда пойдёт, неизвестно с какими тварями будет спать, ещё на тебя какая-нибудь зараза от этих тварей перепрыгнет! Ешь, Манечка, никуда, никуда тебя не пущу, не пущу тебя, не пущу! У меня будешь жить, никуда не пойдёшь, ешь, Манечка, ешь, моя миленькая, моя славненькая, ешь, ешь, говнюк такой, тьфу, тьфу, тьфу!!!!

СЛАВА (вбегает в комнату). Нет, он у меня будет жить!

ИРА (встала, руки в боки). Нет, у меня!

СЛАВА. У меня!

ИРА. Ёкарный бабай, у меня!

СЛАВА. Ёкарный бабай, у меня!!!!!

ИРА. Фу, как жарко… Фу, как жарко… (Ходит по комнате.) Нет, я сказала тебе: у меня!!!!

СЛАВА. Жарко… Душно как… У меня, у меня!!!

ИРА. У меня!!!

СЛАВА. Отдай его! У меня!!! Фу, жарища…

Снимают с себя одежду, носятся по комнате почти голые, отнимают друг у друга черепаху, орут что-то.

МАНЯ втянула голову, спрятала руки-ноги, испуганно таращит из-под панциря глаза: «Мама, куда я попала?!» …

Бегали, бегали. Сели. Черепаху на место положили.

Молчат.

ИРА. Это просто какой-то кошмар. Они сдурели там, по-моему. Совсем сдурели. Ни черта не соображают. Не Африка, поди. Устроили Африку. Можно подумать, что на улице сорок градусов мороза. Отключи батарею, мне жарко, сил нету…

СЛАВА. Если я открою батарею, то есть, крантик, если отвинчу его, то побежит вода на пол, как в тот раз, опять зальём соседей. Ты ведь прекрасно знаешь. Я его и так краской замазал, чтобы он не побежал…

ИРА. Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты сделал эту долбаную-предолбаную батарею! Чтоб слесаря вызвал, если сам не можешь! Не может!

СЛАВА. Вот теперь ты и вызовешь.

ИРА. Но ведь ты мужик в доме.

СЛАВА. Это теперь не мой дом.

ИРА. А чей?

СЛАВА. Я дарю тебе квартиру.

ИРА. Спасибо.

СЛАВА. Пожалуйста.

ИРА. Не нужна мне твоя квартира. Мне половину хватит. Живи там, я не буду тебя касаться.

СЛАВА. Ещё бы ты меня после всего этого касалась.

ИРА. Я не в прямом, а в переносном смысле – касаться.

СЛАВА. Во всех смыслах. Нет.

ИРА. Нет, я имела в виду…

СЛАВА. Я понял, что ты имела в виду.

ИРА. Нет, ты не понял. Я хотела сказать, что мне наплевать на тебя, будем жить, как в коммуналке. Шкаф вот сюда так поставим, что хочешь тогда – то и делай.

СЛАВА. Я не могу жить с тобой. Я знаю твой характер. Знаю, что потом начнётся. Не могу жить с тобой, понимаешь?

ИРА. А с кем ты можешь жить?

СЛАВА. С кем хочу.

ИРА. На вокзале будешь жить?

СЛАВА. Не на вокзале.

ИРА. А где? Кому ты ещё нужен? Кто тебя примет?

СЛАВА. Не беспокойся. Придумаю.

Пауза.

Ира! Ира! Я к тебе очень хорошо отношусь, я терплю твои выходки, но так больше жить нельзя! Зреет во мне ненависть! Понимаешь?! Натуральная, пошлая ненависть к тебе!!!

ИРА. Во мне тоже! Зреет ненависть! Лютая. Лютейшая!!! Наилютейшая, просто до одури, ненависть, ненависть, ненависть!!! Хотя ещё недавно я тебя любила, любила, любила!!!

СЛАВА. Неправда.

ИРА. Неправда?

СЛАВА. Конечно, неправда.

ИРА. Я не любила тебя? Я не любила? Я не любила тебя? Нет?

СЛАВА. Нет. Так не любят.

ИРА. Я не любила тебя, правильно. Ты думаешь, что я пристроилась к тебе просто-напросто, деваться мне некуда было, да? Под бок к тебе, под тёпленький? Да? Да? Просто так? Да? (Молчит). А когда ты болел? Ты триста раз на моей памяти болел! Три тысячи раз! Ты всё время болеешь, болеешь, болеешь, гнилой насквозь! Только форточка, только сквознячок малюсенький какой-нибудь – и ты уже пластом, ты уже завалился, я уже тащу тебе лекарства, я уже тащу тебе чай в кровать, в постель, в постель малину, я всё ему! Да меня во всех аптеках вокруг знают уже все продавщицы! Я им всю плешь проела из-за твоих лекарств, на коленях перед ними сто тысяч раз стояла, подарки им таскала, только чтоб достать тебе твои вонючие лекарства! Ну?!