Приказ номер один - Гастон Самуилович Горбовицкий
И еще эта фигура! Дать бы ему по физиономии… От души!
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Хорошо бы!
Л е н и н. Просто руки чешутся, знаете ли!
В а с и л ь е в - Ю ж и н. И не говорите…
Л е н и н. На Невском проспекте окружили меня сразу четыре шпика, вот-вот арестуют, как ушел — до сих пор не понимаю! Так у тех хоть лица были свои, расейские…
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Если еще подойдет — о чем говорим? О природе?
Л е н и н. Можно и о природе… (Глядя на третий, оставшийся свободным стул за их столиком.) Старый знакомый!..
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Стул? Этот?
Л е н и н. Здесь сидел Георгий Валентинович… Тогда мы с ним впервые встретились… (Передвигает «плехановский» стул так, чтобы тот оказался напротив его собственного.) Было это еще в девяносто пятом году… (Словно восстанавливая обстановку памятной ему встречи, убирает со столика лежащую газету, передвигает вазу с цветами…) Говорили о близкой, как казалось, революции…
В а с и л ь е в - Ю ж и н (резко). А в девятьсот пятом? Когда все рвались правдами и неправдами в эту революцию? В Россию? Товарищ Плеханов отправился в другую сторону! Отбыл с супругой в Лозанну, к светилам медицины, для консультаций и обследований… И, говорят, светила не рекомендовали товарищу Плеханову «петербургский климат»!
Л е н и н. Это не остановило бы его…
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Что остановило? Узнал о первых арестах, о переходе снова на нелегальное положение, и вовсе счел… нецелесообразным?!
Л е н и н. И это бы его не остановило…
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Мои сожаления отнюдь не о нем… а лишь о том, что с вами, Владимир Ильич, мы так и не встретились там, в России! И на «Потемкине» не встретились… И в Москве!..
Л е н и н. Я был в Москве. Еще баррикады стояли…
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Не арестовали бы меня буквально накануне восстания, ведь встретились бы, а? Владимир Ильич? Встретились?
Л е н и н. Непременно встретились!.. Баррикады еще стояли, но за ними уже никого не было…
В а с и л ь е в - Ю ж и н (кивнув на «плехановский» стул). А Плеханов, поди, торжествует сейчас, в душе-то? Он, непогрешимый Плеханов, прав оказался, он один все видел и предвидел… Потому и не поехал!
Л е н и н. Прав?
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Революция — кончилась…
Л е н и н. Разве?
В а с и л ь е в - Ю ж и н (поражен). Разве? Разве, вы сказали?..
Ленин, задумавшись, не спешит с ответом… В паузе слышен разговор юной пары за столиком в глубине кафе.
О н а. Tu m’aimes?
О н. Oui!.. (Стараясь сделать это незаметно для окружающих, гладит свою подружку по щеке.) Et toi? Tu m’aimes, Marie?
О н а. Pas du tout!.. (Тоже стараясь, чтобы это осталось неприметным для присутствующих, быстренько целует его.) Oui! Sans doute! Je t’aime…[3]
Л е н и н. Она ему ответила, что тоже любит его… Впрочем, подслушивать — нехорошо… А уж завидовать — тем более!..
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Вы сказали, Владимир Ильич… сказали — разве революция кончилась?
Л е н и н (после паузы). В конце мая семьдесят первого года Парижская Коммуна умирала… И тогда… «Мы наш, мы новый мир построим» — тогда рождались эти строки… Именно тогда! В те дни поражения… разгрома писал эти строки Эжен Потье… В темном, сыром подвале парижского предместья, израненный и гонимый член Коммуны… видевший только что смерть товарищей… Да и сам ожидавший каждый час поимки и расстрела на месте… Эжен Потье, который уже пережил поражение двух революций и видел теперь агонию третьей! Именно тогда… Мы наш, мы новый мир построим…
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Владимир Ильич, вы не оптимист даже… Вы — фанатик! Простите… Разве не все кончено?! Все?!
В кафе появляется М и х а и л. Бородка и усы; элегантный, модного покроя костюм. И не признать вчерашнего матроса-потемкинца… Михаил как бы случайно направляется к столику, за которым сидят Ленин и Васильев-Южин.
В а с и л ь е в - Ю ж и н (поспешно, громко). Природа в Швейцарии…
Л е н и н (останавливая Васильева-Южина). Это товарищ Михаил, комендор с броненосца «Князь Потемкин-Таврический». (Михаилу.) А это — товарищ Южин. Жаль, что ваше знакомство происходит лишь сегодня и в Женеве, а не тогда, в Одессе…
Михаил присаживается к столику на третий, «плехановский» стул. Заметив невольные взгляды Ленина и Васильева-Южина, поднимается…
М и х а и л. Никак… занято?
Л е н и н. Нет.
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Свободно, свободно… Садитесь!
Михаил садится…
Л е н и н. Здесь когда-то сидел Плеханов.
Михаил снова поднимается, освобождая «плехановский» стул, и придвигает себе свободный стул от соседнего незанятого столика.
В а с и л ь е в - Ю ж и н (Ленину). Да разве только в том дело, что сегодня Плеханова нет с нами? Дело в том, что сегодня с Плехановым и те, кто злорадствуют в душе… Как же?! Перевернуть Россию! Ишь на что большевики замахнулись… Разве они не «предвидели» исход? Не проявили большей «политической мудрости» и «исторической дальновидности»?.. (Разряжая тесноту, выставляет из-за столика ставший за ним уже лишним «плехановский» стул; продолжает говорить, словно на этом, стоящем теперь открыто, на виду, стуле сейчас сидит сам Плеханов.) Если это — не дезертирство, не измена делу, вот то, что сегодня он, Плеханов, не с нами, не здесь, вот здесь, то что это?!
Л е н и н (помедлив). Трагедия.
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Не понимаю вас, Владимир Ильич… Нет, не могу понять!.. Разве не с Плехановым сегодня и те, кто пишут и говорят про реки напрасно пролитой пролетарской крови? Про гибель лучших сынов партии? И еще такие, кто пишут и говорят… (Умолкает, недоговорив.)
Л е н и н. Так о чем же еще пишут и говорят?
В а с и л ь е в - Ю ж и н (наконец, с трудом). Пишут и говорят, что вот, дескать, Ленин «страстно желал попытать счастья…» и что из этого вышло!..
М и х а и л. Ах, ты!..
Л е н и н (перебивая). Да-да… Еще много чего напишут, и сейчас и потом!.. (Михаилу.) Едете?
М и х а и л (кивнув). Отбываю.
Л е н и н. Когда?
М и х а и л. Зашел проститься, Владимир Ильич.
Л е н и н (Васильеву-Южину). Товарищ Михаил направляется в Петербург. (Михаилу.) Значит, сначала — Берлин…
В а с и л ь е в - Ю ж и н (перебивая). В Россию?!
Л е н и н. В Петербург.
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Сейчас?!.
Л е н и н (жестко). Именно сейчас, товарищ Южин. (Михаилу, повторяя.) Значит, сначала — Берлин…
М и х а и л (кивая). Поездом.
Л е н и н. Там для вас готовят документы члены нашей берлинской группы РСДРП.
М и х а и л. Ясно.
Л е н и н. Затем — Стокгольм…
М и х а и л (вновь кивая). Пароходом.
Л е н и н (продолжая). Гельсингфорс…
М и х а и л. Морем…
Л е н и н. И — Питер.
М и х а и л. Снова — поезд.
Л е н и н. Куда идти и что делать в Петербурге — знаете.
М и х а и л. Все знаю.
Л е н и н. И еще… Вы — с «Потемкина». Не исключено, что вынесены приговоры военного суда. Заочно.
М и х а и л. Понимаю.
Л е н и н. Крепость, каторга… Возможен любой приговор, товарищ Михаил. Самый суровый.
М и х а и л. Все понимаю, Владимир Ильич.
Л е н и н. Помнить об этом придется все время.
М и х а и л. Владимир Ильич… Тревоге места нет! И маршрут, как считаю, надежный. Ведь и сами тем же путем возвращаться, видно, полагаете?
Л е н и н (после паузы). Я пошел бы в Россию пешком… Пешком бы пошел…
М и х а и л. Извините, Владимир Ильич…
Л е н и н. И последнее. (Придирчиво осматривает Михаила.) Что ж… экипированы вы как следует. (Вдруг.) А форму — не сберегли?
М и х а и л. Как можно!.. (Неприметно расстегивает пиджак, жилет, пуговицу на рубашке, — мелькает на мгновенье матросская тельняшка.) Ну, и
