Пьесы молодых драматургов - Нина Александровна Павлова
А н я. Как это — за две тысячи?..
О л ь г а. Фиктивно.
А н я. Это значит…
О л ь г а (раздраженно). Да, да! Это значит! А что мне оставалось делать? Я же тебе говорю, что мне еще повезло! Я же тебе обрисовала картину, господи!
А н я. Но что же ты ничего не написала?
О л ь г а (кричит). Что? Что? Кому? Кому я могла написать? Что ты могла сделать? Кто мог мне помочь? Этот… этот негодяй, который лишил меня… всего?! (Пауза. Спокойно.) Короче, я получила прописку, но мне по-прежнему было негде жить. И через год я обязана была вернуть ему две тысячи.
А н я. Где же ты взяла?..
О л ь г а. Нигде! Нигде! Какая ты тупая, Аня! Разве я думала в тот момент, откуда я возьму эти деньги?.. Наверно, я надеялась на чудо. (Рассмеялась.) И чудо произошло! (Возбужденно.) Он спас меня, Аня! Он! Мой кумир! Мой бог! Мой единственный мужчина! Мой повелитель! Мой муж! Все принимаю! Все из рук его — и горе, страданье, — все принимаю, все благо! На коленях буду бога благодарить вечно, вечно! За то, что послал мне! Раба его, слышишь? Вечная раба его — и тем счастлива! Не понимаешь!
А н я. Понимаю…
О л ь г а. Понимаешь? Понимаешь, Аня?.. (Пауза.) Мы заплатили ему за все. У Марка были какие-то деньги, заняли… Мы отдали ему все! Я получила развод и вышла замуж за Марка.
Пауза.
А н я. А он… тоже тебя любит?..
О л ь г а. Кто? Марк?.. Он меня ненавидит. Что ты так смотришь? Он меня ненавидит, Аня… Он и себя ненавидит. Он потому, может, и женился на мне, чтобы уж все плохо, совсем. Назло себе женился. (Пауза.) Он ведь меня сначала пожалел… А потом увидел, что я, как собачка, ноги ему целовать готова, так и вовсе… запрезирал. (Пауза.) Я ведь для него кто? Провинциалка бездомная. Люмпен. Бродяжка с сомнительной биографией. Я ведь у него, Аня, сразу ночевать осталась. В первую же ночь. Он тогда еще с матерью жил. Утром встать в туалет не могу. Матери его стыдно. Она, правда, тактичная, сразу к себе ушла. Но возненавидела меня страшно. За шлюху, наверное, приняла. Да и он, наверное, тоже… А разве я не шлюха, Аня? Разве я не шлюха? Раз нет у меня своего дома? Раз я всю жизнь… шляюсь по чужим домам?!! (Пауза.) А вот я тебе и соврала. Любил он меня! Любил! И понимал, что не пара ему, что не должен любить-то меня, а любил! Умирал… в постели! Я же… я же это понимаю, Аня!.. (Пауза.) Квартиру с матерью разменял. Она его слушается, боится, слова поперек не скажет. Хоть и ненавидела меня, а квартиру-то разменяла! Сына потерять побоялась, он ведь упрямый, Аня, ему перечить нельзя!.. А только разве могли мы ужиться с ним в одной комнате?! Господи, Аня, да что же это! Да разве человек — зверь, чтобы засадить его в десятиметровую клетку с самкой и держать их там, пока не перегрызут друг другу глотки!.. Ох, нельзя нам с ним было в одной комнате, Аня, нельзя!.. Ведь он привык быть один, читать, думать… А тут целыми днями вечно кто-то мельтешит перед глазами. О, если бы ты видела, какие у него бывали иногда глаза! Они натыкались на меня словно на какую-то старую, никому не нужную вещь и будто спрашивали: как? неужели мы это не выбросили еще на помойку?.. (Пауза.) Я старалась меньше бывать дома, уходила к подругам, но это мало помогало… Однажды он не пришел ночевать, и я устроила ему сцену… Такую гадкую, отвратительную сцену… и тогда он сказал… чтобы я оставила его наконец в покое и убиралась из его дома прочь. ИЗ ЕГО ДОМА?!! Ты слышишь? Самое убийственное, что о н мог мне сказать, мне, бездомной, чтобы я убиралась из его дома прочь!.. Значит, это был не мой, не наш дом, а только его! Его!.. Я же по-прежнему оставалась бездомной собакой, которую лишь на время, понимаешь, на время, из прихоти, пригрели, поиграли и снова выбросили за ненадобностью вон! (Замолчала.)
Пауза.
А н я. Оля… этот Куликов… Я выйду за него, Оля… Он… хороший человек… А что старше… так это ведь ничего… Он меня любит, Оля… слушается… он… с ума сходит по мне… Если я выйду… он все сделает… он на руках будет носить… И потом, он такой… У меня от него голова кружится… (Покраснела. После паузы, тихо.) Мы переедем к нему… у нас будет свой дом. Понимаешь, свой! Навсегда! На всю жизнь. И никто нас не посмеет выгнать. Никто! (Пауза.) Здесь очень хорошо, Оля, ты увидишь. Тебе понравится здесь…
О л ь г а. Я что-то не поняла. Ты что же это — предлагаешь мне остаться здесь жить? Навсегда? Вместе с нашим дерьмовым папашей и твоим любовником? Ты с ума сошла!
А н я. Почему?
О л ь г а. Да ты что, считаешь меня идиоткой? Потерять ленинградскую прописку после стольких лет унижений и мук!.. Уйти от мужа ради того, чтобы стать приживалкой какого-то Куликова?!
А н я. Но ведь ты же сама говорила, что он тебя выгнал!
О л ь г а. Ну и что, что выгнал! Что ты понимаешь — выгнал! Что ж ты думаешь, раз выгнал — так и не любит? Так? Так ты думаешь?
А н я. Я… я не знаю…
О л ь г а. А знаешь, знаешь, зачем я к тебе приехала? Знаешь?!
А н я. Я думала… отдохнуть…
О л ь г а (со странной улыбкой). Отдохнуть?.. Не-ет!.. Не отдохнуть. (Резко.) Мне нужны деньги! Пять тысяч! Десять! Двадцать! Я приехала сюда работать!
А н я. Двадцать тысяч!..
О л ь г а (улыбаясь). Это еще немного. Люди зарабатывают на этом миллион.
А н я. Оля! Что с тобой, Оля! Подумай, что ты говоришь! Такие деньги даже нельзя… украсть!
О л ь г а. Зачем же? Их можно честно заработать. На гидропонике. Сад без земли… Это я знаю… Это просто… Это я уже изучила… Я потом объясню… Выгонка цветов без почвы… Розы — пять месяцев, тюльпаны — три, ландыши — два… Ты писала, у вас ландышей много в лесу… Трехлетние корешки… Высаживать на деревянные стеллажи с сеткой, посыпанной битым стеклом, галькой… поливать специальным раствором… Это я знаю, это просто… Пять веточек к Ноябрьским — три рубля, к Новому
