Гусиное перо - Семён Львович Лунгин
Б а б а е в. А как мне на тебя смотреть? Все, на что надеялись, все, чему учили, — все псу под хвост?.. Никогда не чувствовал себя так бездарно потратившим жизнь, как сегодня. Почему здесь стоят две фамилии?
И г о р ь. Я делал эту работу под руководством Бахметьева.
Б а б а е в. Давно ли он стал заниматься этой проблематикой?
И г о р ь. Давно-недавно, стал, и все.
Б а б а е в. Я мог бы рассчитывать на более уважительный тон?
И г о р ь. Ой, Михал Афанасич! Ну какое это все имеет значение? Ну что это у меня последняя работа, что ли? Это ж первая, Михал Афанасич! Первая!.. Я ж еще рассчитываю кое-что сделать. И за одной моей фамилией будет, не беспокойтесь… А для Виктора Глебовича очень важно сейчас выступить с других позиций. Самому как-то не очень ловко: взять этак и повернуться на сто восемьдесят. А со мной — в должности, так сказать, руководителя — другое дело… А кроме того, должок у меня Виктору Глебовичу. Другой бы на его месте за ту рецензию знаете, как бы меня отделал?! И сидел бы я сейчас с Гошкой Рабичевым в Томске, и тянул бы на спичках, кому сегодня микроскоп, кому осциллограф, — да еще за счастье бы почитал!.. И для дела, если хотите, подпись Бахметьева только полезней. На книжку обратят внимание — имя. Да и пробить легче. Вы представляете, что значит издать книжку? Это же обсуждения, ученые советы, редакции, типографии, полиграфии…
Б а б а е в. А наука?
И г о р ь. Что наука?
Б а б а е в. А наука, я спрашиваю.
И г о р ь. Да о науке и речь. О русской науке. И только. Все остальное от лукавого. Вот вам известно, что Вебб и Тирснер из Массачузетского университета толкаются в том же направлении? И этот ирландец… Как его?.. Мак-Кинли. Так что ж, дать им возможность первыми опубликовать?
Б а б а е в. А-а, теперь я все понял. Вы подошли к вопросу с государственной точки зрения. Это, оказывается, забота о престиже отечественной науки. Меня нынче твой шеф обругал идеалистом и романтиком. Но мне всегда бывает стыдно, когда элементарную непорядочность оправдывают словами о государственной необходимости. (Встал и подошел к двери.)
Через комнату прошла Лена с подносом, уставленным стаканами с компотом.
(Подождал, пока она скрылась в кабинете, потом снял с вешалки свой плащ и шляпу, молча оделся, хотел выйти, но задержался, остановился в дверях.) Когда Виктор подписал свою книжку с Нефедовым, это можно было если не простить, то во всяком случае понять. А ты… Я просто слов не нахожу… Тогда было другое время, Игорь. Другое! Сейчас же время переменилось!.. Да, парень, немногому я тебя научил…
И г о р ь. Вы же сами говорили, что опыт непреемственен.
Б а б а е в. Опыт — непреемственен. А принципы — преемственны, человеческие ценности — преемственны. (Ушел.)
Когда за Бабаевым захлопнулась дверь, Игорь рухнул в кресло и схватился за лоб, будто голова его разламывалась от боли. Маша глядела на Игоря и громко, резко насвистывала какой-то мотив. Игорь поднял голову и посмотрел. Но Маша продолжала свистеть. Игорь отвернулся в кресле.
И г о р ь. Перестань свистеть.
Но Маша продолжала.
Перестань свистеть, слышишь?.. Да чего ты ревешь?.. Чего ты ревешь?!. Ну, кончи, однако, слышишь!..
Маша заложила руки за голову и стала покачиваться с пятки на носок, глядя на Игоря и не вытирая слез.
М а ш а.
Играй, Адель,
Не знай печали.
Хариты, Лель
Тебя венчали
И колыбель
Твою качали…
И г о р ь. Да перестань ты!
М а ш а.
Твоя весна,
Тиха, ясна:
Для наслажденья
Ты рождена…
И г о р ь. Что ты меня оплакиваешь?!.
М а ш а.
Час упоенья
Лови, лови!..
И г о р ь. Ну что мне теперь, повеситься, что ли?!!..
М а ш а.
Младые лета
Отдай любви
И в шуме света
Люби, Адель,
Мою свирель.
И г о р ь. Ты же гадина!.. Ты же гадина!.. Ты что, не понимаешь, что со мной делается?!.
М а ш а.
Играй, Адель,
Не знай печали,
Не знай печали,
Не знай печали…
И г о р ь. Ну что тебе, однако, по роже дать?
М а ш а.
Хариты, Лель
Тебя венчали
И колыбель
Твою качали…
И г о р ь. Ну говори, что мне делать?.. Что мне — голову о стену расшибить?!.
М а ш а.
Твоя весна
Тиха, ясна…
И г о р ь. Машка!.. Ну, Машка!.. Ну, Машка!..
М а ш а.
Для наслажденья
Ты рождена…
И г о р ь. Черт бы вас всех взял ко всем чертям!.. Поняла?!.
Они стояли друг против друга и глядели друг на друга с ненавистью. А потом Игорь развернулся и ударил Машу по лицу. Ударил грубо, как парня. Маша охнула, но не закричала. А когда Игорь повернулся и пошел прочь, Маша рванулась за ним с криком: «Игорь, вернись!.. Игорь, вернись!» А Лена, оказывается, уже вышла из кабинета и стояла в глубине и все видела. Ноги сами понесли ее вслед за дочерью. Но, пробежав два-три шага, она заставила себя остановиться и, едва переводя дух, вышла на авансцену.
Л е н а. Ну вот. И это пришлось пережить. Бьют дочь на глазах у матери. И ты не вмешивайся, и ты ничего не понимаешь, и ты не кричи, и ты не беги… Ой, до чего это все надоело!..
Вошла М а ш а.
М а ш а (весело). Видела?
И пока Маша идет к матери, поворачивается сценический круг, и мы видим кабинет Бахметьева. В и к т о р Г л е б о в и ч ходит по комнате, а на стульях, в креслах, в неудобных, напряженных позах, держа в руках стаканы с компотом, сидят с т у д е н т ы.
В и к т о р. …Это друг юности. Что это значит — вам не понять! Потому что вы сами еще переживаете эту весеннюю пору. Сейчас директором интерната в Сибири. Город Ирбей знаете?.. Не знаете!.. Неучи вы все-таки! Зашоренные люди! Никакой широты!.. Так что не взыщите, дорогие друзья, много на вас времени я тратить не намерен. И так на вас государство черт его знает сколько времени и денег тратит. Экзамен мы проведем сублимированно. Кто согласен на тройки, давайте книжки.
Студенты нерешительно переглянулись. Потом один встал и подал зачетку. Бахметьев подписал. Тогда и другой подал.
А теперь, после трудного экзамена, пейте компот. Что-то вас много осталось. Или у меня в глазах двоится? Неужели все знают на пятерку? Ну вот вы знаете на пятерку?
3 - й с т у д е н т (пожал плечами).
