На капитанском мостике - Иван Петрович Куприянов
Н а с т я (внимательно разглядывает). Нет, не встречала что-то.
Б о л ь ш а к о в. А вы фамилию своих родителей носите?
Н а с т я. Нет. Меня тетя Даша из приюта забрала и удочерила.
Б о л ь ш а к о в (с надеждой). А других родственников у вас не было?
Н а с т я. Не знаю. Тетя Даша ничего не говорила.
Б о л ь ш а к о в. А как звали вашего отца?
Н а с т я. Не знаю. Федоровной пишусь, по мужу тети Даши.
Б о л ь ш а к о в. Федоровной? (Взялся рукой за голову.)
Н а с т я. Чтой-то с вами?
Б о л ь ш а к о в. Ничего, Настенька, ничего.
Долгая пауза.
Настенька, Настя… А вот один командир пограничной заставы на днях нашел двух своих сыновей.
Н а с т я. Это что у латышского рыбака жили?
Б о л ь ш а к о в. Да.
Н а с т я. Так я про то слыхала. Меня некому искать. Мертвые не возвращаются.
Б о л ь ш а к о в. Да… Это верно. Мертвые не возвращаются. (Пауза.) Трудно вам, конечно, одной?
Н а с т я. А что про меня говорить-то, я ко всему привыкла. Только и слышишь: потерянная, пропащая, грубиянка. А почему я такая? Почему? Кто-нибудь спросил?! Хотя я и не очень-то люблю, когда у меня спрашивают. Ни к чему все это.
Б о л ь ш а к о в. Настенька, извините, а каким образом вы попали в заключение?
Н а с т я. Очень просто. Тетя Даша вскоре после войны померла. Я осталась одна. Ко мне часто приходили мальчишки и девчонки. Потом они как-то принесли сверток и два чемодана. А за ними вслед пришел милиционер…
Б о л ь ш а к о в. А потом?
Н а с т я. А что потом? Судили. Дали пять лет.
Б о л ь ш а к о в. Освободили по амнистии?
Н а с т я. Так.
Б о л ь ш а к о в. А как вы попали к нам на стройку?
Н а с т я. Очень просто. Когда освобождение пришло, нас спросили, кто куда хочет. Я записалась на строительство.
Б о л ь ш а к о в. Вы землекопом работаете?
Н а с т я. Так.
Б о л ь ш а к о в. А крановщицей хотите стать?
Н а с т я. А кто мне доверит-то?
Б о л ь ш а к о в. А почему бы и нет? Я помогу, но при одном условии, если вы дадите слово, что бросите ругаться, пить водку… Ну, и если вы пообещаете хорошо работать.
Н а с т я. Товарищ Большаков… Давайте, я вам полы помою.
Б о л ь ш а к о в. Полы? Они же чистые!
За окном снова слышны гармонь и голос Реброва: «Я помню тот Ванинский порт…»
Н а с т я (смотрит на фотографию, что на столе в рамке). Это жена?
Б о л ь ш а к о в. Да. Моя Наталья Ивановна.
Н а с т я. Красивая. (Увидев на стене гитару.) Это ваша?
Б о л ь ш а к о в. Моя.
Н а с т я. И играть умеете?
Б о л ь ш а к о в. Так, иногда бренчу…
Н а с т я. Сыграйте что-нибудь.
Б о л ь ш а к о в. Что-нибудь? Что ж, могу. (Снимает со стены гитару, играет и поет романс на слова И. Тургенева.)
Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые,
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица давно позабытые…
Вот так-то, Настенька, я и играю.
Н а с т я. Можно переписать эту песню?
Б о л ь ш а к о в. Понравилась?
Н а с т я. Так…
Б о л ь ш а к о в. Можно. Ну и как же вы решили?
Н а с т я. Не знаю, что вам и сказать, товарищ Большаков.
Б о л ь ш а к о в. Подумайте, а пока давайте чай пить. (Разливает в чашки чай.)
Н а с т я. А верно, что вы крановщицей устроите?
Б о л ь ш а к о в. Постараюсь. Но если мои условия вам не подходят, вы так и скажите.
Н а с т я. Да условия-то нетрудные, только вот… боюсь обругать кого-нибудь.
Б о л ь ш а к о в. А вы как захотите ругаться, так возьмите и сосчитайте до десяти, а если после этого желание у вас не пропадет, тогда еще до десяти считайте.
Н а с т я. Смешной какой-то вы, Федор Федотович!
Б о л ь ш а к о в. Очень неплохой рецепт, а главное — помогает. Значит, принимаете?.. В таком случае завтра в три часа дня жду вас в парткоме. Знаете, где партком помещается?
Н а с т я. Партком? (Пауза.) Это где комитет комсомола?
Б о л ь ш а к о в. Правильно.
Н а с т я. Я пойду, товарищ Большаков.
Б о л ь ш а к о в. Куда же вы? А чай?
Н а с т я. А я его не люблю. До свиданья, товарищ Большаков.
Б о л ь ш а к о в. До свиданья, Настя!
Н а с т я. Парторг, а ты, знать, и взаправду в меня влюбился?
Б о л ь ш а к о в (полушутя, полусерьезно). И даже очень. Только, Настенька, разная любовь бывает.
Н а с т я. Разная?
Б о л ь ш а к о в. Да! Когда молодой человек любит девушку — это одна любовь, брат сестру — другая, отец дочь — третья. И все любят.
Н а с т я. Чудной вы, секретарь!
Б о л ь ш а к о в. Возможно. А вы разве со мной не согласны?
Н а с т я. Не знаю, что вам и сказать.
Входит И г н а т ь е в.
Б о л ь ш а к о в. Очень кстати. Заходите, заходите, товарищ инженер. Сейчас мы проверим, кто из нас прав. Скажите, товарищ Игнатьев, вы могли бы влюбиться в хорошую девушку?
И г н а т ь е в (посмотрев на Настю). В хорошую? Кто ж в хорошую не влюбится?
Н а с т я. Ха! А что он понимает-то в любви? Он же шибко идейный.
Б о л ь ш а к о в. А это разве мешает?
Н а с т я. С виду мы все хороши, а вот поди узнай, какие мы на самом деле?
И г н а т ь е в. Это трудно, но… можно. Вы, к примеру, хорошая, добрая, товарищеская.
Н а с т я. Ха. Перекрестись!
И г н а т ь е в. Рад бы перекреститься, да звание члена ВЛКСМ не позволяет.
Н а с т я. Да, может быть, я самая колючая, как ежик.
И г н а т ь е в. А я ежей с детства люблю, и главным образом за то, что они колючие, что не дают себя взять без рукавичек.
Б о л ь ш а к о в. А что я говорил?
Н а с т я. А ну вас, секретарь. Вечно вы шутите.
В комнату врывается Р е б р о в. Кепка набекрень, красный, в руках гармонь.
Р е б р о в (растянув мехи гармони). Парторг, в чем дело?
Б о л ь ш а к о в. Не совсем понимаю ваш вопрос.
Р е б р о в. Спрашиваю, что тут у вас за канитель?
Б о л ь ш а к о в. А разве вы не видите? В любви объясняемся.
Р е б р о в. Ты, секретарь, брось эти шутки.
Б о л ь ш а к о в. А я не шучу.
Р е б р о в. Хочешь на корню подрубить мою семейную жизнь?
Н а с т я. Алешка!
Р е б р о в. Невеста она мне. (Хватает за руку Настю.) С приветом!
Н а с т я. Отстань! (Вырывается.) Ты с ума сошел!
Р е б р о в. Вон она какая история?! Продалась за монету али за так?..
Н а с т я (бьет с силой по щеке Реброва). Дурак! (Уходит.)
Б о л ь ш а к о в. Довольно странные у вас отношения с невестой.
Р е б р о в. С Насти не взыщу. Ей все можно.
И г н а т ь е в. Может быть, ей можно и не любить тебя?
Р е б р о в. Чего-чего?..
Б о л ь ш а к о в. Всё, Ребров, выяснили?
Р е б р о в. Всё! Только ты заруби, секретарь, лучше поперек дороги не становись.
Б о л ь ш а к о в. Угрожаешь?
Р е б р о в. Нет, так, пока предупреждаю. С приветом, секретарь.
Б о л ь ш а к о в. С приветом!
Ребров уходит.
И г н а т ь е в. Любопытный субъект.
Б о л ь ш а к о в. Всякие водятся.
И г н а т ь е в. А я конспекты институтских лекций вам занес.
Б о л ь ш а к о в. Спасибо. Далеко путь держите?
И г н а т ь е в. В кино. Сегодня, говорят, картину интересную привезли.
Б о л ь ш а к о в. Да-да, знаю. Я тоже собирался, но… партактив надо готовить.
И г н а т ь е в. Не буду мешать. До свиданья, Федор Федотович!
Б о л ь ш а к о в. До свиданья!
Игнатьев уходит.
(Подходит к столу, берет портрет жены.) Да!.. Тетя Даша! И никаких сведений о родственниках. Вот тут и разберись.
Появляется
