Николай Коляда - Куриная слепота
ТОЛЯ. А что сказать? Я вот, живу тут. Всё путём. Бывает прикольно.
ЛАРИСА. Мамашавас хоронит. Знаете? Говорит: помрет скоро.
ТОЛЯ. Она дура. Я её бил пару раз уже. И Зорру бил. Боятся меня. Она хочет, чтоб я помер, видит, что я их буду держать крепко, как стану большой. Надоели они мне, дураки. Скорей бы в армию, что ли. Или хоть помирай, правда. Скука.
ЛАРИСА. Называется: тешить беса. Сядьте, пожалуйста, рядом, погрейте плечом. (Толя сел рядом, накинул ей на плечи пиджак. Она молчит.) Вы наговариваете на себя. Вы худенький, тоненький, а какие-то гадости про себя говорите, будто вы такой мужик-распромужик. Эй, провинциальный кавалер. Дайте спичку. Погасла сигарета. (Он зажёг спичку, она взяла огонёк в свои руки, смотрит ему в лицо. Улыбается.) Очень похож на моего знакомого. Очень. Только он никогда не ходил в фальшивом “Адидасе”.
ТОЛЯ. Чего?
ЛАРИСА. Так. Давно у меня не было молодых кавалеров. Сорок дней. Ну, маленький гигант большого секса, а где оно, ваше гнездо разврата?
ТОЛЯ. Чего?
ЛАРИСА. Подвал где?
ТОЛЯ. Вон дверь. Сходим?
ЛАРИСА. После. Что ж вы не спали?
ТОЛЯ. Скучно. Гулял. С Жуликом. На небо смотрел.
ЛАРИСА. На небо? Небо и небо. Зачем смотреть? Заболит шея, если её вытягивать. Знаете слово, в котором есть три “е”?
ТОЛЯ. Нет.
ЛАРИСА. Длиннош-е-е-е животное. (Смеётся.)
ТОЛЯ. Митька мне всё про небо заливает. У него в тюрьме крыша поехала. Всё говорит: “Небо. Мы все скоро будем жить на небе. Мы будем небожители. Мы там будем жить. Там всё будет хорошо. ” Может, и правда, думаешь другой раз? А чего? Прикольно, если так. Тогда спокойно тут и не так скучно. Смотрю туда, наверх, и думаю: а может, правда? Там будет другая жизнь. Там всё не так будет, а? Как артистки в Москве про это думают? Тут подвал. Тут грязь. Мать – дура, Зорро ещё дурнее, бабы все – суки, ни одной хорошей нету.
ЛАРИСА. Что ж вы это мне говорите? Я ведь тоже женщина, могу обидеться.
ТОЛЯ. На что? На то, что бабы – суки? Ну, обижайтесь, мне-то? Раз правда.
ЛАРИСА. Сексуально озабоченный мальчуган. Не надо про небо. Боже, как долго вас надо перевоспитывать, даже говорить учить нормально. Вам не идёт про небо говорить, слышите? Подружек в подвал, в антисанитарию таскает. Кто вам сказал это? Этот?
ТОЛЯ. Митька, ага. В детстве так он со мной говорил, сейчас – нет. А может, мне приснилось, что он со мной говорил, не знаю. Вроде говорил такое.
ЛАРИСА. Я же сразу сказала, что он разговаривает, да? Как шпион, предатель, разведчик, молчит, играет в глухонемого. И говорит не со всеми, только с избранными? Прячется. Да. Ага, ага. Небо. Будем лежать в грязной земле. Небожители. Землежители. Болтун, провинциальный философ. И вы, и он.
Сидят рядышком на рельсах, прижавшись друг к другу. Толя берёт листья в горсти, подбрасывает вверх и они падают. Лариса наблюдает за ним, пьёт из горлышка.
Как ваша фамилия?
ТОЛЯ. Ганин. Толя Ганин. Ганины мы.
ЛАРИСА. Ганин. АнатолийГанин и Лариса Боровицкая. Толя “Гэ” и Лариса “Бэ”. Парочка – баран да ярочка. (Смеётся.) Ганины-поганины. У меня был диплом в универе по русским фамилиям. Училась в университете на филологическом факе, хотела стать учительницей, мечтала, писала поурочные планы в тетрадке в клеточку. Стала артисткой. В самоделку пришел режиссер, увидел меня, забрал в один фильм, в другой, и вот – звезда. Короче: про фамилии. Привычка – судить о человеке по фамилии. Ганин – это совсем неплохо. Ваш профиль – как со стенки в той квартире. Ну-ка, голову к небу, посмотрите вверх? Кадык большой. Большой и острый. Прям как у него. Но вы не он. От вас пахнет иначе как-то.
ТОЛЯ. Чего?
ЛАРИСА. У настоящего мужика должен быть большой острый кадык и огромные руки, это говорит о его огромных сексуальных возможностях. Так мне рассказывала одна старая артистка, которая в этом знала ого-го какой толк. (Смеётся.) Пейте тоже, а то мы с вами в разных весовых категориях…
ТОЛЯ. С артистками выпью, прикольно! (Хохочет.) У меня руки маленькие, а ничего идёт, нормалёк, все довольны. Ну, я откровенно, раз вы так говорите.
ЛАРИСА. Прекратите. Какой вы мужик, вы мальчишечка. Мальчишечка глупый, на небо смотрите, банальности голубые про небожительство говорите. Что вы видели. Жизнь груба. Хотя играете, наверняка. Приняли меня за свою подружку, но я – знаменитая актриса, понимаете? Это вы девушкам своим пойте так: сначала многозначительно про небо, мол, как много в вас глуботы, глубины, а потом – раз-раз на матрас, так?
ТОЛЯ (Смеётся, палочкой листья ковыряет.) А чего? На матрас – для здоровья надо.
ЛАРИСА. Пошляк. Это вам тоже Митя сказал? Тихушники. (Встала, прошла к магазину, села на то место, где сидел её отец.) Вот, спасибо этой “о”. Светит и я могу вас рассматривать. С некоторых пор меня успокаивают молодые лица. Я от них беру энергию. Брала. Очень похож. Похож, но не он. Всё равно, что артист играет короля. Но король – есть король, а играющий короля артист, так и останется играющим роль короля артистом.
ТОЛЯ. Чего?
ЛАРИСА. Не важно. С чего они взяли, что вы чернявый – не знаю. Я посижу тут. Вдруг мне придётся играть роль нищенки. Трамваи пойдут в шесть? Декорация какая-то будто, дыму в неё напустили и я сижу, бедная нищенка. (Ноет, кривляясь.) “Подайте бедной нищенки, бедной нищенки, мы погорельцы, у нас дом сгорел…” (Молчит, улыбается, взяла горсть листьев, подбросила их вверх.) Красиво! Листья с колосников бросают пьяные рабочие. Спектакль. Я играю в нём.
ТОЛЯ (Смеётся.) А вы прикольная! Мне нравится! Вам сколько? Вы старая?
ЛАРИСА. Тише! Я говорю! Вы любите театр? Толя, один мой знакомый по имени Толя, очень любил, хотя, вернее сказать, меня в театре любил, когда я играла. Я очень хорошая актриса. Замечательная. Вы не видели фильмов с моим участием?
ТОЛЯ. Нека. А какие?
ЛАРИСА. Не важно. Конечно, не видели. Вы ведь другое поколение. Ну, ничего, и в этом поколении я оставлю след, всё ещё впереди. (За балконным стеклом в полумраке Митя стоит, смотрит на Ларису.) Это наш балкон? В смысле, его балкон?
ТОЛЯ. Ваш. Его.
ЛАРИСА. На балконе растёт укроп в ящике и картошка. Зачем? О, Россия, моя Родина, проснись, очнись, не брякай мозгами. Ну, что он стоит, смотрит, даже я вижу его, что он смотрит? Скажите ему, пусть идет спать. Где ваш Жулик, пусть он его укусит, загавкает на него. Жулик, сюда! “По-о-о-дайте погорельцам…” Стоит и стоит, тень отца Гамлета. Правда, что сказала ваша мамаша?
ТОЛЯ. Про убийство? Правда. А что такого? Ну, чпокнул его. Я своего тоже другой раз хочу. Дурило раз и пьянчуга. Мать говорит, что душа Митькиного отца переселилась в меня. Я верю. Я знаю, что Митька отца любил. Так вышло просто у них. Бывает. Митька хороший. Я Митю люблю.
ЛАРИСА. Кошмар. Люди в грязи любят всякие сентиментальные истории, я заметила. Бред, дорогой. Вы все душами поменялись, вы на небо смотрите, театр, декорация, листья падают, чтоб им игралось легче. Телевизора насмотрелись, да?
ТОЛЯ. Он мой отец. Мать сказала. Зорро не знает ишшо. Митька – отец. Мать с ним спала. Он в тюрьму. Она Зорро нашла. Зорро – гнида. Я его метелю другой раз. Мать запрещает сказать Зорре, что я – Митькин сын, а то бы я сказал. Скажу скоро. А может, знает. Скучно. Так скучно.(Смеётся, палочкой листья ковыряет.)
ЛАРИСА. Вы произносите слово “скучно”, как будто это “кучка”. Все в кучке. Надо говорить “скушно”. И не “ишшо”, а “ещё”. У вас прыщики на лице. Какие страсти. Шекспир. Он ваш отец? Ужасно. И всё к тому же произносится односложными предложениями, как стихи. Не в этом ли подвале они вас и зачали? О, Россия, о, моя Родина, проснись, очнись, не брякай мозгами! Но я тут – Швейцария, сохраняю нейтралитет.
Анатолий лёг между трамвайных рельс, забросал себя листьями.
(Помолчала.) Эй, вы, вы что? Герой штаны с дырой?!
ТОЛЯ. Ложитесь рядом. Тепло тут. Всегда так делаю. И днём. Трамваи надо мной ездят. До утра трамваев не будет. Прикольно, развлекуха!
Лариса помолчала, легла рядом с Анатолием. Анатолий забросал её листьями, потом снова себя. Буква “о” мигает и отсветы от неё прыгают по кучам.
ЛАРИСА (Негромко смеётся.) Авантюрист. Между рельсами положил. Кажется, понимаю, почему к вам в подвал бегают. Вы непредсказуемый забавник, развлекунчик, юморист! Мой Толя тоже… Не буду. Я о вас уже всё про себя решила, а вы взяли и удивили меня. Как хорошо! (Хохочет.) Лежим, две кучки листьев, пепла, две могилки – Ромео и Джульетта. Страшно, когда трамвай сверху едет?
