Избранное - Андрей Егорович Макаёнок
Н а т а ш а. Лысина похожа.
Л е н я. Так вот это и есть наш отец в виде Христа.
Н а т а ш а. За что же ты его так?
Л е н я. За то, что всем грехи прощает. Познячиха ни разу не выходила на уборку — грибы в город возит и ягоды, а правление ей за это ни слова.
Н а т а ш а. Смотри, достанется тебе на орехи!
Л е н я. А про зажим критики слыхала? То-то.
Пауза.
Наталья Егоровна, почему это вы с утра уже второе платье надели?
Н а т а ш а (смущенно). Приоделась — вот и все.
Входит М а р и я К и р и л л о в н а.
М а р и я К и р и л л о в н а. А где отец?
Л е н я. Самостоятельной учебой занимается: вон на диване газету читает.
М а р и я К и р и л л о в н а. Егор! Егор! Да ты не одурел? Жатва в разгаре, а он средь бела дня пузыри пускает. Что люди подумают?
Г о р о ш к о. А чего им думать? (Зевает.) Всю ночь на совещании у Калиберова просидел.
Л е н я. И окончилось оно по сигналу пастуха: «Выгоня-а-ай!»
Г о р о ш к о. Во, слышишь? Даже дети знают.
М а р и я К и р и л л о в н а. Да протри ты глаза. Ваш Калиберов уже полчаса как тебя по всему колхозу ищет.
Л е н я (философски). Опять будет закручивать гайки.
Г о р о ш к о. А ты… Вытри вон под носом!
М а р и я К и р и л л о в н а. И уполномоченный с ним — Мошкин. В правлении были и в амбар уже наведались.
Л е н я. Тенденцию ищут.
Н а т а ш а. Да помолчи ты! (Уходит в дом.)
Г о р о ш к о. Какую еще тенденцию?
Л е н я. Вредную. В газете про наш район так прямо и написано. (Взяв газету, читает.) «Район не случайно с первых дней кампании отстает с хлебозаготовками. В отдельных колхозах еще не вскрыли вредную тенденцию…» А что такое «тенденция»?
Горошко только отмахнулся.
Интересно… Мама, а может, наша Познячиха и есть та самая тенденция?
М а р и я К и р и л л о в н а (помогая мужу умыться). Ай, отстань ты от меня!
Из дома выходит Н а т а ш а.
Г о р о ш к о (торопливо вытирая полотенцем не смытое с лица мыло, оторопевшей от удивления Марии Кирилловне). Скажи им, что меня дома нету, скажи — на поле поехал. (Лезет по лестнице на чердак.)
Л е н я. Говорит — поехал, а сам полез.
Н а т а ш а. А что, если Калиберов найдет тебя там?
Г о р о ш к о (остановившись). Чего он сюда полезет?
Н а т а ш а. Я ему скажу, что ты там.
Г о р о ш к о. Я тебе скажу! (Лезет выше.)
Н а т а ш а. Папа! Мне просто стыдно за тебя. Ты же хозяин в колхозе. Чего ты боишься? Что они тебе сделают?
Г о р о ш к о (сидя на лестнице). А что я им скажу? Как оправдаюсь? График за пятидневку не выполнил? Не выполнил! Такой график… его не только в пятидневку — за полмесяца не выполнишь. Хоть лоб разбей, не выполнишь! Разве можно всех людей снимать с поля на возку да на молотьбу? А? (Кричит.) Разве это порядок?!
Н а т а ш а. Что ты на нас кричишь? Ты и скажи им, а не прячься.
Г о р о ш к о. И скажу! Разве нет? Я все скажу! Я не могу так работать! Пусть снимают, если так! (Решительно спускается с лестницы.) Я хозяин в колхозе или не я? Что они меня за горло хватают! Нет таких законов! Не по закону делают, и все! Хоть круть-верть, хоть верть-круть — не по закону!
М а р и я К и р и л л о в н а. Смотри только, Егор, глупостей не наговори! Ты с ними спокойней.
Г о р о ш к о. Не могу я спокойней! Довольно! Я сам знаю, что государству нужен хлеб. Разве нет?
М а р и я К и р и л л о в н а. Ну делай как знаешь. (Хочет идти.)
Г о р о ш к о (успокаиваясь). Куда ты? Может, придется угостить чем, так…
М а р и я К и р и л л о в н а. Тогда Леню пришлешь. Я на ферме буду. (Уходит, сталкиваясь в калитке с Калиберовым и Мошкиным.)
К а л и б е р о в (Горошке). Вот где ты, оказывается, прохлаждаешься. (Заметив на столе газету.) Читал?
Г о р о ш к о (растерявшись). Про эту, как ее… тенденцию? Только что читал.
К а л и б е р о в. Какие выводы сделал?
Г о р о ш к о (покорно). Надо, Степан Васильевич, выполнять график.
К а л и б е р о в. Только выполнять?
Г о р о ш к о. Выполнять, Степан Васильевич.
К а л и б е р о в. А за первую пятидневку график выполнили?
Г о р о ш к о. Нет, Степан Васильевич. Знаете, не совсем еще созрел…
М о ш к и н. Товарищ Горошко! Не надо врать. У вас в амбаре тонн семь намолоченного зерна.
Г о р о ш к о. Так то ж ячмень с семенного участка.
М о ш к и н. Видите, они сперва убирают семенные участки!
Г о р о ш к о. Чтобы не осыпался. Жалко. Хороший ячмень вырос. И раньше поспел.
К а л и б е р о в. А почему вы комбайн пустили на тимофеевку, а не на рожь или ячмень? Тоже раньше поспела?
Г о р о ш к о. Семенной участок, Степан Васильевич…
К а л и б е р о в. А это не саботаж?
Г о р о ш к о. Нет, Степан Васильевич. Честное слово, начала осыпаться, поползла.
К а л и б е р о в. Сейчас же переведите комбайн на уборку зерновых, а весь намолоченный хлеб немедленно отправляйте на пункт.
Г о р о ш к о (умоляюще). Степан Васильевич, но…
К а л и б е р о в. Никаких «но», если не хотите, чтобы ваше поведение было квалифицировано как саботаж!
Г о р о ш к о. Вот горе…
К а л и б е р о в. И запомните, товарищ Горошко, мне не до шуток!
Г о р о ш к о. Леня! Поди кликни Михальчука и скажи там кладовщику, пусть отгружает весь хлеб из амбара.
Л е н я убегает.
М о ш к и н (успокаивающе, Горошке). На семена вы еще себе намолотите.
Г о р о ш к о. Разве ж об этом речь? Ячмень этот специальный, отборный, чистый. Жалко же такое добро на муку пускать. Да если б еще на муку, а то на спирт. На завод ведь сдаем.
К а л и б е р о в. Надо не забывать первую заповедь: лучший хлеб и в первую очередь — государству. А вы, как единоличник, как частник, рассуждаете. Больше того… Очень похоже на кулацкую тенденцию.
Г о р о ш к о. Что вы, Степан Васильевич, бог с вами! Только не думайте так про меня.
М о ш к и н. Как это не думать, товарищ Горошко? Вы график не выполняете. Вы тянете район назад. А нас бьют. Степана Васильевича бьют — и больно бьют…
Калиберов недовольно взглянул на Мошкина.
…в газетах. А вы хотите, чтобы мы не думали…
К а л и б е р о в. Запомни, товарищ Горошко: если за эту пятидневку ты полностью не войдешь в график, я тебе такой сабантуй организую, что тошно станет, на формулировки скупиться не стану!
Г о р о ш к о. Степан Васильевич, как же я теперь? Не смогу я, не одолею. Сами вы подумайте…
К а л и б е р о в. Не-ет, теперь уж вы думайте! Я цацкаться с вами не буду! Довольно!
М о ш к и н. Товарищ Горошко! Не такое уж это сложное дело, если на плечах голова, а не горшок. Все это можно сделать! Верно я говорю, Степан Васильевич?
К а л и б е р о в. Все можно! Если захочешь.
М о ш к и н. Слышишь, товарищ Горошко? Ты запомни эти слова Степана Васильевича!
Входит М и х а л ь ч у к.
К а л и б е р о в. Чего стоит ваша расстановка рабочей силы? (Михальчуку.) Бригадир?
Г о р о ш к о (торопливо). Он, товарищ Калиберов, он. Михальчук фамилия.
К а л и б е р о в. Где ваши люди?
М и х а л ь ч у к. Все в поле, товарищ Калиберов.
К а л и б е р о в. Вот видите! Комбайн вы пустили на тимофеевку. Всех людей вывели в поле. А молотьбу не организовали.
