Пепельница (пьеса) - Игорь Николаевич Крончуков

Что бомж смог богатых обуть,

Надуть. Есть ведь «Слово

О полку Игореве», ага.

А тут новая основа.

Народ бредет туда, где новизна.

Сказ о том, как бедняк, нет-нет не так.

Слово о бедняке, и работодатель – дурак.

Вот точно, прямо в смак.

Во какой будет размах.

Через черный юмор к правде,

Ревизор пришел к белой гвардии.

Смейтесь, смейтесь, вы у меня дождетесь.

Поете? Допоетесь.

Не дадим пустить Русь по миру.

Прославиться – и это по силу.

Кабы не велика уверенность,

Но как велика наивность,

Дельность и повинность,

Скажи на милость?

Я Андрей, бомж с Садовой улицы.

С трех лет шрам на лице,

С десяти уже жизнь уличная.

С пятнадцати жизнь моя самостоятельная, личная.

Кусок хлеба да водичка.

Исхудала ржавая отмычка.

Я вам такие пиры покажу,

Беглые вы козяки.

У меня карта есть,

Где зимуют раки.

(уходит, заходит кто-то)

Он: Но… Почему же, почему?

Что я сделал не так?

На поезд не села и мне одному.

Их раздору виновен – это факт.

Я понимаю, измены нет,

Но она бы точно состоялась,

Дав такой мне ответ.

Победой все это не увенчалось.

Где она? Где ее искать?

У какого перрона ее ожидать.

Если сейчас она меня увидит,

Почувствую ли я обиду?

Искал по всему поезду, везде,

Надеясь увидеть, лучик во мгле.

Сойдя с поезда, вернувшись обратно,

И мне это так неприятно.

Зря, быть может, зря.

Надо уходить, видимо. Да.

Да пусть мой шаг плох.

Уходить? Да что б язык мой усох.

Увижу, попрощаюсь нормально,

И уеду навсегда поездом ранним.

Жаль, конечно, такие планы

Сломлены и так рано.

Что теперь, уж будет как будет,

И никто нас теперь не осудит.

Где теперь ее искать мне, где?

Готов ее искать на самой далекой звезде.

Забыть решила, наверно, весь наш эпизод.

Пусть буду дурак, пусть идиот.

Ночью и днем, ночью и днем,

Одним лишь словом «ждем».

Остается только попрощаться,

И снова жить, улыбаться.

Встречать новый рассвет.

Ответ? А ответа нет.

Ведь она мой талисман,

Я принял решение такое сам.

(уходит, заходят двое)

Милкин: Эх, дружище, отпустили, меня отпустили.

Логозин: Думали, все, посадили?

А как так, с чего бы это?

Милкин: Фортуна не раскрыла секреты.

Просто заходит в форме с видом мэр,

Говорит, вы свободны сэр.

Я долго в камере смеялся,

Чуть было дело там не остался.

Заходил в камеру, ссутулившись робко.

А вышел, будто после водки стопки.

Иду такой по коридорам, важный.

Логозин: Перед ними и не грех зазнаться однажды,

Перед этими минами кислыми.

Возьмут, а там жди амнистии.

Лишь бы деньжат содрать,

Да двери железные закрывать.

Слушай, а я тут не прохлаждался,

С дамами тут-тут повстречался.

У меня же это и вторая для тебя есть,

Даже с деньжатами и они здесь.

С прокуроришкой прокутили,

Приуможились, капиталы развили.

Милкин: Деньжата, значит, говоришь,

Остается нам и всего лишь.

Логозин: Пойдем, пойдем,

Вина хорошего попьем.

И чего-то Стафона не видал,

Небось, из города угнал.

Милкин: Кто, Стафон? Не может быть.

С такой-то смелостью ему на родине чтить.

Логозин: Верно, такой народ.

Ни там, ни тут не пропадет.

А у тебя-то история смешная,

Из ста одна только есть такая.

Под нее можно и плясать, и петь

И всего чего можно хотеть.

Милкин: Ну, ладно, пойдем скорей,

На твоих дам желание растет сильней.

(уходят, заходят двое)

Байдин: Баа! На ать-два!

Поищите в другом селе дурака.

Прокурор: Простите, что вы там проговорили?

Байдин: Да вы не того отпустили!

Прокурор: То есть как это не того?

Байдин: Господин прокурор, да вы что!

Прокурор: А кого на давеча мы отпустили?

Байдин: Господина Милкина, вышло некрасиво.

Прокурор: А кого надо было отпустить?

Байдин: Стафонова, мне ж вам об этом было дело говорить.

Прокурор: Ой, да вам-то какая разница.

Того или того дружка не сменяется.

Байдин: Другой мнёт, а третий дразниться.

Я деньги отдал, и как получается?

Прокурор: И что вы предлагаете, обратно

Милкина посадить в тюрьму?

Гражданин, мне очень приятно,

Дайте за это грамоту.

Байдин: Не мое дело, как это делать,

Но было слово и было дело.

Прокурор: Ну хорошо, того отпустим.

А с Милкиным как прикажете быть?

Байдин: В этом плане все пусто,

И не стоит говорить.

Дабы не пачкать листы

И генералы не совали носы,

Пусть будет все как есть,

И мы спокойны, и горда наша честь.

Прокурор: Вот вам-то говорить-то просто,

Отдали деньгу, поджали хвосты.

И ходите спокойно, и дальше шагать,

А мне за все это отвечать.

Ну ладно, уговорили, схожу,

И этого, как его там, отпущу.

Байдин: Стафонов по фамилии он.

Прокурор: Ах, да, да, Стафон.

Байдин: Ну, вот и хорошо.

Прокурор: Гражданин какой идет. О!

Пойди-ка, пойди сюда.

Байдин: Ладно, пойду я.

(покидает, заходит другой)

Прокурор: Здравствуйте, господин москвич.

Бомж: Это вы мне? И так лично?

Прокурор: Не слышал, канистру унесли?

Бомж: А я-то причем, не в курсе мы.

Прокурор: В Москву, небось, канистры стали нужны?

Бомж: Я ведь Бомж, мне, что до Китая, что до Москвы.

Прокурор: Не ты, разве, у председателя работал?

Бомж: Бомжу, разве, есть заботы?

Да меня и никто бы и не взял,

И канистры я ваши не крал.

Прокурор: Ты, сударь, в молодости в театральное,

Случаем, поступить не хотелось?

Бомж: Судьба у меня маргинальная,

Для театров не шевелилась челюсть,

Не хватало еще там облажаться.

Прокурор: Не предстало бомжу здесь прохлаждаться.

Бомж: На улице дождик, зашел.

А коли был бы я вор,

Не было бы меня здесь и в помине.

Прокурор: Какое, говоришь, у тебя имя?

Бомж: Андреем по батьке звать,

А чего чужого мне брать.

Не жили богато и нечего начинать.

Прокурор: Ну, как сказать, как сказать.

Бомж: Коль хотите в тюрьму,

И туда я пойду, пойду.

Но мне это не основа.

Снимай кандалы, одевай оковы.

Одно другому не хуже,

Ведь я никому не нужен.

В темнице хоть похлебка будет,

Судья хоть навек засудит.

Прокурор: Ладно, иди себе шагай.

Бомж: Под козырьком посижу чуть-чуть.

Прокурор: Ступай себе, ступай.

Сам знаешь свой путь.

(уходит один)

Прокурор: Что за нереальный сон?

Может и вправду это не он.

(уходит, заходят двое)

Стафонов: Иди сюда, подлец.

Иди сюда. Все тебе конец.

Стриблежий: Не понял. Ведь ты же вернулся.

Стафонов: Я же в знания одни окунулся.

Теперь известно мне, что ты меня посадил.

Теперь я здесь! Ну что, удивил?

Целовал меня по-братски,

Специально время тянул,

Брудешафты и алкоголь вятский.

Что щеки надул?

Стриблежий: Послушай меня, ты не прав.

Стафонов: Ты не прав? Порву твой нрав.

Порву его я на части.

Не сможешь сказать полицаю «здрасти».

Видишь, какой у меня нож

Прощайся с жизнью, ты умрешь.

Спроси любого – Стафон тип ужасный,

Он человек опасный.

Стриблежий: Помогите, убивают!

Стафонов: Заткнись! Вот как бывает.

Стери пены ты с губ,

Ты уже живой труп.

Стриблежий: Выслушай, не хочешь послушать. Знай!

Стафонов: Ну, говори гад, давай.

Каждый имеет право взять за основу,

На последнее свое слово.

Стриблежий: Дело было из такого…

Стафонов: Все, ты свое слово сказал,

Тот, кто мою свободу украл.

(заходит кто-то)

Прокурор: У нас в поместье кричит там кто?

Стафонов: Считай, тебе повезло.

(убегает)

Прокурор: Кто тут сейчас кричал?

Не вы, ли, случаем, гражданин?

Стриблежий: Я, лично, молчал.

И, как видите, я один.

Прокурор: Ну ладно, просто я сплю,

А тут кто-то мешает сну,

И спать уж больно мешает.

(уходит)

Стриблежий: О! Байдин шагает.

(заходит Байдин)

Стриблежий: Что хочешь, то и делай,

А этого Стафонова засади.

Байдин: Это вы сейчас кричали? Да в чем дело?

Кого опять надо, на увы.

Стриблежий: Стафон набросился на меня.

Кричал, кричал, убью тебя.

Здесь опасно оставаться,

И еще опасней с ним встречаться.

Байдин: Опять сажать? Опять…

Стриблежий: А что, прикажете, погибать?

Байдин: Убить его, мне кажется, лучше.

Да незачем такой успех.

А того еще будет круче

На себя брать такой грех.

Стриблежий: Убегать? Сбегать? Так называется?

Байдин: Черт подери,