Валентин Свенцицкий - Интеллигенция
Мирский (кланяется). Очень возможно, только что… не припоминаю…
Пружанская. Но, понимаете ли, ваше лицо страшно знакомо… Вы были на педагогическом съезде, да?..
Мирский. Конечно, конечно.
Пружанская. Я обратила внимание на ваше лицо, такое доброе-доброе… Со мной была председательница женского клуба, я говорю ей: «Посмотрите на этого доброго старика – его, наверное, ученики обожают…» Ха-ха-ха… Я так рада познакомиться. Чрезвычайно рада. (Подаёт руку.) У нас в России нет настоящих педагогов. Школьное дело – язва России. Вы согласны?.. На заседании Комитета я говорю: «Нам нужны не программы, нам нужно открыть образцовую школу. Школа, школа, школа – наше спасение…» Андрей Евгеньевич, не мучайте меня, говорите же, что с журналом? Журнал необходим для народа как воздух… Аглая Ивановна вчера говорит мне: «Журнал – это химера». Я говорю: «Нет, в нём залог обновления нашей родины…»
Подгорный. Пройдите в столовую, Любовь Романовна, там жена – она расскажет подробно.
Пружанская. Я вся сгораю от волнения… (К Фёдору Фёдоровичу.) До свидания. Я вас, может быть, не увижу? (Подаёт руку.) А жаль: мне надо с вами о многом переговорить, о многом… В школу необходимо допустить женщину. Только мать может понять ребёнка! Секретарь Лиги свободного воспитания[11] говорит мне: «Учительницы будут заниматься с гимназистами флиртом». Я говорю ему: «Вы пошляк. Вы смотрите на женщину, как восточный деспот». Женщина спасёт школу, я верю в это. Вы согласны?.. Но, Боже, я заговорилась. До свидания… мы ещё встретимся, не правда ли?.. (Быстро и шумно уходит в столовую.)
Мирский (смеясь). Вот так история. (Садится на прежнее место.)
Подгорный. Да. Нелепая особа. Но жена находит, что она может давать ценный фактический материал по женскому движению.
Мирский. Везувий, прямо-таки Везувий… (Смеётся.)
Подгорный. Я более получаса её болтовни не выдерживаю.
Мирский. Однако, Андрей Евгеньевич, как же быть-то?
Подгорный. Никак.
Мирский (машет рукой). Точно вы нашего директора не знаете: добрый он человек, да упрям ведь, что с ним поделаешь. Неприятность большая может выйти.
Подгорный. И пусть.
Мирский (сердится). Сами вы не знаете, что говорите! Пусть… Тут отставкой может кончиться.
Подгорный. Это уж его дело…
Мирский. Экий вы, прости Господи. Хохол вы, что ли? Упёрся, на, поди. Всю жизнь свою ломать? Из-за чего?.. Из-за формальности?
Подгорный. Всё равно, рано или поздно, с гимназией мне придётся порвать.
Мирский. Что делать, что делать?.. Научите старика…
Подгорный. Да вы не волнуйтесь, дорогой Фёдор Фёдорович, право, это не так страшно. Всё обойдётся.
Мирский. Да как же обойдётся-то?
Подгорный. Очень просто: велят подать в отставку – я подам.
Мирский. Не до шуток мне.
Подгорный. Я не шучу.
Мирский. Тогда, значит, – больны. Да, больны.
Подгорный. Вот что, Фёдор Фёдорович: идите вы себе в гимназию и скажите директору, что, мол, поручение исполнил, и Андрей Евгеньевич совет принял к сведению.
Мирский. Ну вас тут совсем. (Встаёт.) К директору я сейчас не пойду. Не хочу я ему ничего говорить. Даю вам трёхдневный срок: одумайтесь.
Подгорный. Только сами понапрасну томиться будете, и через три дня я скажу то же…
Мирский. И слушать не хочу… Прощайте… (Жмёт руку.)
Подгорный. А главное – всё это мелочи, Фёдор Фёдорович: и отставка, и гимназия, и директор…
Идут к двери.
Мирский. Мелочи… Что же не мелочи, по-вашему, – журнал?
Подгорный. Не знаю… Может быть, и журнал – мелочи…
Уходит в прихожую. Из столовой выходит Татьяна Павловна. Из прихожей слышен голос Мирского: «И слушать не хочу… До свидания…» Подгорный возвращается в комнату.
Татьяна Павловна. Ушёл?
Подгорный. Как видишь.
Татьяна Павловна. Что он?
Подгорный. Так, пустяки, по делу.
Татьяна Павловна. Иди обедать.
Подгорный. Хорошо. Слушай, вот что я хотел тебе сказать… У нас целый день народ. Ты знаешь, я ничего против не имею… Но я уже просил тебя, кажется, чтобы хоть одна комната… наверху… была в полном моём распоряжении… Чтобы никто не смел там хозяйничать…
Татьяна Павловна. Я не понимаю твоего тона.
Подгорный. Не в том дело… Пойми, наконец, я не могу в собственном своём доме остаться на полчаса один, когда мне это нужно… На столе всё перерыто… Прости, пожалуйста… я говорю, может быть, резко, но… одним словом… оставьте в покое мою верхнюю комнату…
Татьяна Павловна. У тебя нервы. Иди есть. (Берёт книгу). Да, я тебе хотела показать. (Подаёт ему открытую книгу.)
Подгорный. Что это?
Татьяна Павловна. Заметка о «Народных думах». Всего читать не надо. Прочти заключение.
Подгорный (читает вполголоса). «Не пройдёт и двадцати лет, как интеллигенция русская выродится окончательно и превратится в жалкое, бессильное ничтожество, ни для чего не пригодное и никому не нужное…»
Действие второе
Комната первого действия. Пять часов вечера. Татьяна Павловна читает за круглым столом. В руках у неё карандаш и толстая тетрадь. Николай Прокопенко с подушкой выходит из левой двери и направляется в столовую.
Николай Прокопенко. Ваш муж сбесился.
Татьяна Павловна (не переставая читать). В чём дело?
Николай Прокопенко (видимо взволнованный, но стараясь говорить шутливым тоном). В этом только и дело, что сбесился.
Татьяна Павловна (перестаёт читать). Не понимаю.
Николай Прокопенко. После своей отставки он бросается на мирно спящих людей. Очевидно, тупоумные гимназисты прекрасно подействовали на его печень.
Татьяна Павловна. Говорите толком.
Николай Прокопенко. Выгнал меня ваш супруг. Да-с. Я находился в объятиях Морфея, а сей отставной педагог явился наверх, вытащил из-под моей головы вот эту самую, ни в чём не повинную, подушку и объявил, что если ещё раз застанет меня на своём диване, то спустит с лестницы. Я протестую, милостивая государыня, примите это к сведению как хозяйка дома…
Татьяна Павловна. Вздор. Идите в столовую.
Николай Прокопенко. Да – вздор! (Идёт.) Нет, это не вздор, как отсчитаешь двадцать две ступеньки…[12] Коммуна, чорта с два… (Уходит.)
Пауза. Из левой двери быстро выходит Подгорный, крайне возбуждённый.
Подгорный. Я тебе заявляю в последний раз. Можешь устраивать из дома всё что тебе угодно, но если не оставят в покое мою верхнюю комнату – я всех выгоню вон. Поняла?
Татьяна Павловна. Во-первых, выпей воды. Во-вторых, вот письмо от Ивана Трофимовича.
Подгорный. Убирайтесь к чорту со своими письмами. Всё это мне надоело, опротивело… И не думайте, что я шучу. Я больше переносить такой хаос не в состоянии. Этак с ума можно сойти. Ад какой-то.
Татьяна Павловна. Пожалуйста, не кричи. Я не глухая.
Подгорный (сдержанно). Если вы не желаете форменного скандала, то я прошу вас внушить обоим Прокопенкам, что моя комната – не постоялый двор… (Уходит.)
Татьяна Павловна продолжает читать. После небольшой паузы голос Ивана Трофимовича в прихожей: «Никогда не заперто – я уж знаю их порядки…» Голос Лидии Валерьяновны: «Никого нет ещё…» Голос Ивана Трофимовича: «Быть не может…» Входят в комнату.
Иван Трофимович. Я же говорю, быть не может. Здравствуйте, голубушка, честь имею кланяться… Ну-с, будете теперь Иван Трофимовича толстяком звать, а?.. (Здоровается.)
Татьяна Павловна. Это Прокопенко так зовёт – я вас зову Иван Трофимович.
Иван Трофимович. Шучу, шучу, матушка… Как же вы относитесь к моему предложению?
Татьяна Павловна. К какому предложению?
Иван Трофимович (увидав своё письмо на столе). Ба! Да они и письма не прочли ещё!
Татьяна Павловна. Письмо Андрею Евгеньевичу – я принципиально не читаю чужих писем.
Иван Трофимович. Да читайте же скорей… Ах ты, Господи, вот дела-то!
Татьяна Павловна распечатывает и читает письмо.
Лидия Валерьяновна. Андрея Евгеньевича дома нет?
