Юджин О’Нил - Алчба под вязами
Ибен высовывает голову из окна спальни. Он настороженно оглядывается, пытаясь увидеть или расслышать, есть ли кто ни крыльце, но, хотя он всячески старается не шуметь, Эбби почуяла его движения. Она перестает качаться, лицо ее делается оживленным, исполненным вожделением, она сосредоточенно ждет. Ибен как будто ощущает ее присутствие; отгоняя мысли о ней, он делает злое лицо и плюет с преувеличенным презрением – а затем скрывается в комнате. Эбби ждет, затаив дыхание, и со страстным нетерпением прислушивается ко всем звукам внутри дома. Ибен выходит наружу. Их взгляды встречаются. Он отводит глаза, смущенно отворачивается и с негодованием захлопывает дверь. При этом жесте Эбби дразняще смеется: ей забавно, однако в то же время она задета и раздражена. Злобно оскалясь, он широкими шагами сходит с крыльца на дорожку и, проходя мимо Эбби, подчеркнуто ее игнорирует. На нем праздничный костюм, он при полном параде, умытое с мылом лицо лоснится. Эбби в качалке подается вперед, глаза ее стали жесткими и сердитыми, и когда он проходит мимо нее, она издает ехидный, глумливый смешок.
Ибен (свирепо к ней поворачивается, он задет). Ты чевой-то кудахчешь?
Эбби (торжествующе). Над тобой.
Ибен. А что во мне такого?
Эбби. Уж больно ты гладкий – совсем как премированный бык.
Ибен (презрительно). Сама-то не ахти какая красуля.
Они смотрят друг другу в глаза, не отрываясь, он – сам того не желая, она – с жаркой властностью. Их физическое влечение делается осязаемым началом, трепещущим в горячем воздухе.
Эбби (мягко). Ты не хочешь это сказать, Ибен. Может, полагаешь, будто хочешь, но это не так. Да ты и не можешь. Это супротив естества, Ибен. А ты с естеством твоим сражаешься с того самого дня, как я сюда приехала – все хочешь уговорить себя, что я, по-твоему, некрасивая. (Издает тихий, влажный смешок, не отводя взора от его глаз. Пауза; ее тело чувственно извивается, говорит она еле слышно, полная истомы.) А до чего же солнце припекает. Ну, так вот и чуешь, как оно в землю вжигается… Естество… От него все из земли и растет… делается все больше да больше… и внутри у тебя горит, и самой охота расти, пока чем-нибудь иным не сделаешься… пока ты с ним одним не сделаешься… и оно – твое… но и ты – его… и оно тебя делает больше да больше… на манер дерева… на манер вот этих вязов…
Она снова смеется – мягко, не отводя взора от его глаз. Вопреки себе, он делает шаг в ее сторону.
Естество тебя одолеет, Ибен. Уж лучше тебе это признать – раз и навсегда.
Ибен (смятенно, пытаясь стряхнуть с себя ее чары). Услыхал бы тебя папаня… (Возмущенно), Да ты из его, черта старого, такого идиёта сделала!..
Эбби (смеется), Нну – а нешто не легче тебе стало после того, как он умягчился?
Ибен (с вызовом). Нет. Я с ним борюсь – и с тобой борюсь – ради маманиных правов на ейный дом! (И это разрушило ее чары. Он смотрит на нее со злобой,) И я тебя раскусил. Ты меня и на самую малость не околпачишь. Ты все тут нацелилась пожрать, присвоить. Нну, так увидишь – велик я для тебя кус, не прожуешь! (С презрительной ухмылкой отворачивается от нее.)
Эбби (пытаясь вернуть свою власть, говорит обольстительно). Ибен!
Ибен. Отвяжись! (Собирается уходить.)
Эбби (более повелительно). Ибен!
Ибен (остановился, говорит с неприязнью). Нну, чего тебе?
Эбби (пытается скрыть растущее волнение). Ты куда?
Ибен (со злонамеренной небрежностью). Да так – прогуляться чуток по дороге.
Эбби. В село?
Ибен (легко). Может, и в село.
Эбби (взволнованно). К этой самой Мин?
Ибен. Может, и к ней.
Эбби (слабо). Чего это ради ты на нее время тратишь?
Ибен (мстительно ухмыляясь). Ты ведь сама сказала, что супротив естества не попрешь! (Смеется и опять направляется прочь.)
Эбби (взрывается). Она старая уродина!
Ибен (издевательски). Уж покрасивше тебя!
Эбби. Да с ней каждый негодный пьянчужка в округе…
Ибен (желая оскорбить). Может, оно и так – да она все ж таки лучше тебя. По крайности, ничего не скрывает.
Эбби (разъяренно). Да как ты смеешь сравнивать…
Ибен. Она хоша бы не юлит, не старается мое добро присвоить.
Эбби (исступленно старается посильнее уязвить его). Твое? То бишь мою ферму?
Ибен. То бишь ферму, за которую ты продалась, как все шлюхи непотребные продаются – мою ферму!
Эбби (задета за живое – свирепо). Не доживешь ты до того дня, когда тебе на ней хоть один вонючий сорняк достанется! (Истошно заорала.) Пошел с глаз моих долой! Ступай к своей паскуде, позорь отца своего и меня! Да он тебя отсюда кнутом прогонит, стоит мне только захотеть! Ты и живешь-то здесь только потому, что я тебя терплю! Пошел! Видеть тебя не хочу! (Задыхается и злобно смотрит на него.)
Ибен (смотрит на нее так же злобно). А я – тебя!
Ибен поворачивается и размашистыми шагами уходит по дороге. Со стороны коровника появляется старый Кэбот. Жесткое, угрюмое выражение лица его изменилось. Каким-то странным образом он словно смягчился, подобрел. Глаза его обрели странную, несвойственную ему мечтательность. И при этом в нем нет и намека на физическую слабость – напротив, он как будто поздоровел и помолодел. Эбби видит его и с нескрываемым омерзением отворачивается.
Кэбот (мягко). Опять с Ибеном полаялись?
Эбби (кратко). Нет.
Кэбот. Уж больно вы громко разговаривали. (Садится на краю крыльца.)
Эбби (огрызается). А слышал, так нечего и спрашивать.
Кэбот. Да слов-то я не расслышал.
Эбби (с облегчением). Нну… да в общем, так, чепуха.
Кэбот (после паузы). А Ибен – чудной.
Эбби (с горечью). Весь в тебя!
Кэбот (странно заинтересован). Ты так полагаешь, Эбби? (После паузы, в раздумье.) Мы с Ибеном все время ссорились. Терпеть его не могу. Ужастенно он слабый – в мамашу.
Эбби (презрительно). Вот именно: слабый – вроде тебя!
Кэбот (как будто не слышал). Может, я с ним чересчур круто обходился.
Эбби (глумливо). Нну… теперь ты сам слабодушным делаешься – мякиш да и только. Ибен это и говорил.
Кэбот (лицо его мгновенно делается угрюмым и зловещим). Ибен говорил? Нну, лучше ему не испытывать меня, а то скоро узнает…
Пауза. Эбби сидит, по-прежнему отвернувшись. Он постепенно смягчается, смотрит в небо.
Красиво, правда?
Эбби (резко). Не вижу ничего красивого.
Кэбот. Я про небо. Там вроде бы поле, а земля на ём теплая.
Эбби (саркастически). И там собираешься недвижимость купить? (Презрительно хихикает.)
Кэбот (странно). А хотел бы я там обзавестись жильем. (Пауза.) Я, Эбби, старею. Созрел, ровно плод на ветке.
Пауза. Она в недоумении смотрит на него. Он продолжает: А в доме завсегда тоскливо и холодно – даже ежели снаружи страшенная жара. Ты это приметила?
Эбби. Нет.
Кэбот. Зато в коровнике тепло – приятно пахнет и тепло – с коровами. (Пауза.) А коровы – чудные.
Эбби. Вроде тебя?
Кэбот. Вроде Ибена. (Пауза.) Я вроде бы с Ибеном примиряюсь – вот как с матерью евоной примирился. И слабость евоную начинаю переносить, совсем как с ею. Я бы его, почитай, полюбил – не будь он таким дурындой! (Пауза.) Видать, это старость.
Эбби (равнодушно). Нну – ты ведь еще не помер.
Кэбот (взвился). Нет уж, будь уверена, не помер – черта с два – я здоровый, крепкий, что твоя орешина! (Затем говорит расстроенно.) Но после того, как пойдет восьмой десяток, Господь Бог упреждает, чтобы ты готовился. (Пауза.) Потому у меня Ибен из головы и не выходит. Таперя, когда евоные грешники-братцы отправились прямиком в преисподнюю, у меня один Ибен и остался.
Эбби (обиженно). А я? (Взволнованно.) С чего бы это Ибен тебе вдруг полюбился? И почему ты про меня не говоришь? Нешто я тебе не законная жена?
Кэбот (просто). Ага. Жена. (Пауза. Он с вожделением смотрит на нее, глаза его делаются алчными – и внезапно он хватает ее за руки, крепко их сжимает и странно, как бродячий проповедник, декламирует.) Ты – мой нарцисс Саронский! О, ты прекрасна, глаза твои голубиные, как лента алая – губы твои, два сосца твои, как двойня молодой серны, живот твой – круглая чаша, чрево твое – ворох пшеницы…
Осыпает ей руку поцелуями. Она как будто это не замечает, смотрит прямо перед собой жесткими и гневными глазами, а затем рывком выдергивает руки.
Эбби (резко). Стало быть, ферму ты оставишь Ибену?
