Валентин Катаев - Поэт
Чудак человек! Это же настоящий политический, массовый лозунг. С таким лозунгом можно мировую революцию сделать! Долго составлял?
Тарасов. Как это долго? Сразу.
Царев. Врешь!
Тарасов. Конечно.
Царев. А ну составь.
Тарасов. Что?
Царев. Что-нибудь политическое. Только покрепче. Чтоб можно было под «Яблочко» петь. «Яблочко» знаешь?
Царев открывает рояль, садится и бодро, хотя и не совсем правильно, наигрывает «Яблочко» и поет.
Эх, яблочко,
Куда ты котишься?
На «Алмаз» попадешь —
Не воротишься.
Что-нибудь подходящее подобрать можешь?
Тарасов (с улыбкой). Конечно. Но насчет чего?
Царев. Насчет чего? (Задумывается.) Насчет попов, что-нибудь сильно антирелигиозное. А то знаешь, попы нам все время палки в колеса ставят. Можно?
Тарасов. Можно. (Мгновенно поет.)
Стоит поп у ворот —
Удивляется,
Что народ не несет
Ему яйца.
Царев (в восторге). Ах ты, туды твою! (Матери.) Я извиняюсь, не удержался. (Тарасову.) Как тебя звать?..
Тарасов. Николай Николаевич.
Царев. Слышь, Коля, ты же для нас золотой человек! Как это: стоит поп у ворот… Погоди. (Играет пальцем на рояле и поет.)
Стоит поп у ворот —
Удивляется,
Что народ не несет
Ему яйца.
Тебе, Коля, цены нет. Едем!
Тарасов. Куда?
Царев. В губком.
Тарасов. Когда?
Царев. Сейчас.
Тарасов. Зачем? Что я там буду делать?
Царев. Ты чудак, Коля. Надевай робу и едем.
Мать. Боже мой, куда?
Царев. Мама, не расстраивайтесь. Мы вашего Колю привезем, отвезем и опять привезем. Он у нас будет главный человек по Первому мая.
Тарасов. Мама, не забудьте переменить птицам воду. До свидания, птички.
Улица. Стреляя и чадя, мчится автомобиль выпуска 1914 года, марки «бенц», в котором сидят, подпрыгивая, Царев и Тарасов. На переднем крыле лежит матрос, выставив вперед маузер.
В роскошном здании крупного банка помещается губком. Двусветная зала со стеклянным потолком. Здесь раньше производились главные банковские операции. Сейчас здесь отдел изобразительной агитации: художники пишут плакаты, портреты и лозунги ко дню Первого мая. Часть громадных плакатов разостлана на полу: часть стоит вдоль стен, часть – поперек залы. Портреты Ленина. Политические карикатуры. Большинство плакатов написано в духе кубизма и Пикассо. Это живописный хаос, пересекающиеся плоскости двухэтажной высоты. На печках-«буржуйках» варятся клеевые краски. Всюду рулоны картона, листы фанеры, кисти. Возле громадного декоративного паяно – в кубистском духе написана группа пролетариев всех стран, разрывающих цепи капитализма, – группа спорящих художников. Это художники разных направлений. Спор очень жаркий. Оля Данилова заведует «Изо». Она не знает, как примирить спорящих.
Оля. Товарищи, будет! Надо работать. Идите работать, потом будете спорить. Вот наказанье!
Голоса спорящих:
– А я вам говорю – только Пикассо!
– Пикассо непонятен рабочим.
– А Репин понятен?
– Репин понятен.
– Репин – контрреволюционер в живописи!
– Возьмите свои слова назад.
– Ни за что!
– Товарищи, новая тема требует новых изобразительных средств.
– Матисс – гений!
– Чушь. Рабочие не понимают вашего Матисса.
– Не расписывайтесь за рабочих.
– Это непонятно массам.
– Нет, это понятно массам!
Оля (чуть не плача). Товарищи! Идите работать! Ей-богу, я позову коменданта.
Галдеж продолжается.
Входят Царев, за ним Тарасов. Царев слушает галдеж.
Царев. Здравствуйте, Олечка. Что за шум, а драки нету? Что они тут не поделили?
Оля. Целый день ругают друг друга.
Кубист (Цареву). Товарищ матрос, очень хорошо, что вы к нам зашли. Скажите свое веское слово.
Царев. Об чем речь?
Кубист. Вопрос стоит принципиально: или – или. Вот вы, например, матрос, человек массы, с парохода, большевик, авангард рабочего класса. Идите сюда. Я вам сейчас все объясню. (Тащит Царева к своему панно.) Идите сюда. Я – кубист. Понимаете?
Царев. Это что за кубист, какая-нибудь фракция?
Кубист. Нет. Это не фракция, товарищ. Это направление в живописи. Сейчас я вам все объясню в двух словах. Вот вы, например, революционер, простой человек с парохода. Вы делаете революцию. И я делаю революцию. Мы оба делаем революцию. Только вы делаете революцию в жизни, а я – в искусстве. Понимаете?
Царев. Чего ж. Понимаю.
Кубист. Видите. А тут есть разные реакционные типы, которые утверждают, что наше искусство непонятно массам.
Реалист. Прошу без личных выпадов.
Кубист. Спрячьтесь вы со своим Репиным. Противно. (Цареву.) Идите сюда. (Отводит Царева подальше от панно.) Станьте здесь. Смотрите.
Царев смотрит на панно.
Понятно?
Царев (нерешительно). Вроде бы…
Кубист. Ну, вот, например, эта фигура в центре. Кто? Обратите внимание на желтый цвет лица и на характерный разрез глаз. Ну? Ки…
Царев. Китаец?
Кубист (в восторге). Абсолютно! У вас точный глаз. Китайский рабочий. Кули. А они утверждают, что непонятно массам. А вот смотрите – вот этот? (Показывает на другую фигуру.)
Царев. Вроде бы…
Кубист. Вот, вот. Совершенно верно. Вы заметили, какой черный? Жженая кость. И курчавые волосы. Ну? Не-е-е…
Царев (нерешительно). Негр?
Кубист. Совершенно! Негр. А у того замечаете в руках что? Молоток и кувалда.
Царев. Молоток?.. Гм… Он у вас кто – кузнец?
Кубист. Верно! Кузнец. Понимаете: мы кузнецы, и дух наш молод!
Царев. Ну так что ж. Это все политически вполне правильно.
Кубист (с жаром). Спасибо! (Жмет Цареву руку.) Вопросов больше не имею. (Испепеляюще смотрит на реалиста.) Ну, теперь вы убедились, что кубизм – это единственно мыслимое революционное искусство? Вот и товарищ матрос может подтвердить.
Царев. Кубизм у тебя правильный.
Реалист бросается к Цареву.
Реалист. Идите сюда.
Реалист тащит Царева за рукав к своему плакату, изображающему в реалистическом духе летящего вверх тормашками Врангеля.
Что скажете?
Царев (смотрит на плакат и смеется). Ловко ты его обрисовал, гада! Правильный кубизм.
Реалист. Это не кубизм. Это – чистейший реализм!
Царев. Ага. Правильный реализм. Только тут еще надо какой-нибудь стих написать. Коля, где ты? Иди сюда. Видишь картину? Можешь сюда составить стих?
Тарасов подходит.
Реалист. Только что-нибудь, если можно, классическое.
Тарасов. Классическое? Хорошо, можно классическое. (Лениво зевая.)
По небу полуночи Врангель летел,
И старую песню он пел.
Товарищ, барона бери на прицел,
Чтоб ахнуть барон не успел.
Царев (в восторге). А, чтоб тебя! Ну, Коля, ты золотой человек! (Жмет Тарасову руку.) Оля, ты все время плакала, что у тебя не хватает для агитации хорошо грамотных людей. Тарасов, иди сюда, познакомься с товарищем. Олей.
Оля. Мы знакомы.
Царев. Знаешь, что это за человек? Он тебе какой хочешь политический лозунг может застругать в рифму. Я его специально для тебя нашел и мобилизовал в первомайскую комиссию.
Тарасов. Как это – «мобилизовал»?
Царев. Обыкновенно как. Ну и с тем, товарищи, до свидания. У меня еще делов выше головы. Мне еще надо сейфы экспроприировать.
Царев быстро пожимает всем руки.
(Тарасову.) Ты ее слушайся. (Уходит.)
Тарасов. Это что же – выходит, что я мобилизован?
Оля. Всего на три-четыре дня, не больше. Ничего?
Тарасов. Переживу. А что я должен делать?
Оля. Это мы сейчас поговорим. Пойдем. Здесь невозможный галдеж.
Тарасов. Пойдем.
Тарасов и Оля идут по зале. По сравнению с двухэтажными фигурами плакатов они кажутся трогательно маленькими. Художник-реалист белой краской выводит на своем плакате:
По небу полуночи Врангель летел
И старую песню он пел…
А я уже думал, что потерял вас навсегда.
Оля. А я вдруг нашлась. Вот видите, как хорошо.
Тарасов. Теперь вы уже не фурия революции, и не мадонна Мурильо, и не фея Берилюна.
