Виктор Гюго - Анджело, тиран Падуанский
Реджинелла. Не раньше, монсиньор.
Омодэи. Хорошо. Ступай. Главное — ни слова! Что бы здесь ни произошло, тебя это не касается. Ни во что не вмешивайся — и молчи. Кот играет с мышью, тебе какое дело? Ты меня не видела, ты не знаешь, что я существую. Вот. Поняла? Если ты промолвишь хоть единое слово — я услышу; мигнешь глазом — я увижу; шевельнешься, подашь знак, коснешься чьей-либо руки — я почувствую. Теперь иди.
Реджинелла. О боже мой! Кто же это здесь умрет?
Омодэи. Ты, если будешь разговаривать.
По знаку Омодэи она выходит в маленькую дверь возле аналоя. Оставшись один, Омодэи подходит к поставцу, тот снова поворачивается боком, и за ним открывается темный ход.
Монсиньор Родольфо! Можете входить. Девять ступеней кверху.
Слышны шаги на лестнице, скрытой за поставцом. Появляется Родольфо.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Омодэи; Родольфо, закутанный в плащ.
Омодэи. Входите.
Родольфо. Где я?
Омодэи. Где вы? Быть может, на собственном эшафоте.
Родольфо. Что вы этим хотите сказать?
Омодэи. Известно ли вам, что в Падуе есть комната, комната страшная, хоть полная цветов, благовоний и, быть может, любви, куда не смеет проникнуть ни один человек, кто бы он ни был, знатный или простой, молодой или старый, потому что войти туда, даже приоткрыть только дверь туда — это преступление, караемое смертью?
Родольфо. Да, комната супруги подеста.
Омодэи. Совершенно верно.
Родольфо. Так эта комната…
Омодэи. Вы в ней находитесь.
Родольфо. У супруги подеста!
Омодэи. Да.
Родольфо. И та, которую я люблю…
Омодэи. Зовется Катарина Брагадини, супруга Анджело Малипьери, падуанского подеста.
Родольфо. Не может быть! Катарина Брагадини, супруга подеста!
Омодэи. Если вам страшно — время есть, дверь открыта, уходите.
Родольфо. За себя мне не страшно; страшно за нее. Кто мне поручится за вас?
Омодэи. Извольте, я могу вам рассказать, что служит вам порукой за меня. Неделю тому назад, поздней ночью, вы проходили площадью Сан-Продочимо. Вы были один. Вы услышали звон шпаг и крики за церковью. Вы бросились туда.
Родольфо. Да, и защитил от трех нападавших на него убийц человека в маске…
Омодэи. Который ушел, не назвавшись вам и не поблагодарив вас. Этим человеком в маске был я. Начиная с той ночи, монсиньор Эдзелино, я желаю вам добра. Вы меня не знаете, но я вас знаю. Я постарался устроить вам свидание с женщиной, которую вы любите. Это — признательность. И только. Вы теперь доверяете мне?
Родольфо. О да! О, благодарю! Я боялся, не грозит ли ей предательство. Ты у меня снимаешь тяжесть с сердца. О, ты мне друг, ты мне друг навеки! Ты сделал для меня больше, чем я для тебя. О, я не мог бы жить, не видя Катарины. Я покончил бы с собой, понимаешь; я погубил бы свою душу. Тебе я спас только жизнь; а ты спасаешь мне сердце, ты спасаешь мою душу!
Омодэи. Так вы остаетесь?
Родольфо. Остаюсь ли я! Остаюсь ли я! Ведь я же доверяю тебе! О, увидеть ее! Ее! Хоть час, хоть минуту, но увидеть! Или ты не понимаешь, что это значит: увидеть ее? Где она?
Омодэи. Там, в своей молельне.
Родольфо. Где я встречусь с ней?
Омодэи. Здесь.
Родольфо. Когда?
Омодэи. Через четверть часа.
Родольфо. О боже!
Омодэи (указывая ему поочередно на все двери). Обратите внимание. Там, в глубине, спальня подеста. Сейчас он спит, и во всем дворце бодрствуют только синьора Катарина да мы с вами. По-моему, этой ночью вам ничто не грозит. Что касается входа, которым воспользовались мы, то я не имею права открыть вам его секрет, известный мне одному, но утром вам легко будет уйти отсюда. (Идя в глубь сцены) Так это, стало быть, дверь мужа. А вам, синьор Родольфо, как любовнику, (указывая на окно), пользоваться вот этой дверью я ни в коем случае не советую. Восемьдесят футов высоты и река внизу. А теперь я вас покину.
Родольфо. Вы сказали: через четверть часа?
Омодэи. Да.
Родольфо. Она придет одна?
Омодэи. Может быть, и не одна. Укройтесь на несколько минут.
Родольфо. Где?
Омодэи. За кроватью. Или нет — на балконе. Вы покажетесь, когда сочтете нужным. В молельне как будто двигают стульями. Синьора Катарина сейчас вернется сюда. Нам пора расстаться. Прощайте.
Родольфо. Кто бы вы ни были, после такой услуги вы можете располагать всем, что мне принадлежит, моим имуществом, моей жизнью! (Скрывается на балконе.)
Омодэи (возвращаясь на авансцену, в сторону). Она вам больше не принадлежит, монсиньор. (Смотрит, не видит ли его Родольфо, потом достает спрятанное у него на груди письмо и кладет его на стол. Удаляется через потайной ход, и тот за ним захлопывается.)
Возвращаются из молельни Катарина и Дафне. Катарина в одежде знатной венецианки.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Катарина, Дафне; Родольфо, невидимый на балконе.
Катарина. Больше месяца! Знаешь ли ты, что прошло уже больше месяца, Дафне? О! Значит, все кончено. Если бы я хоть спать могла, я, может быть, видела бы его во сне. Но я больше не сплю. Где Реджинелла?
Дафне. Она ушла к себе и молится. Позвать ее прислуживать вам, синьора?
Катарина. Пусть она служит богу. Пусть молится. Ах, мне и молитва не помогает!
Дафне. Закрыть окно, синьора?
Катарина. Это потому, что я слишком страдаю, бедная моя Дафне. А между тем вот уже пять недель, пять бесконечных недель, как я его не видела! — Нет, не закрывай окно. Так все-таки свежее. У меня голова горит. Ты потрогай. — И я больше никогда его не увижу! Меня заперли, меня сторожат, я в тюрьме. Все кончено. Кто проникнет в эту комнату, того казнят. О, я даже не хотела бы его увидеть. Увидеть его здесь! При одной этой мысли я содрогаюсь. О боже мой, неужели эта любовь была так преступна, боже мой! Зачем он вернулся в Падую? Зачем я снова отдалась этому счастью, которому суждено было продлиться так мало? Я видела его по временам какой-нибудь час. Этот час, такой узкий и так не надолго раскрывавшийся, был единственной отдушиной, через которую хоть немного воздуха и солнца проникало в мою жизнь. Теперь все наглухо замуровано. Я больше не увижу это лицо, откуда мне сиял свет. О Родольфо! Дафне, скажи мне правду, ведь ты уверена, что я больше не увижу его?
Дафне. Синьора…
Катарина. И потом я не такая, как другие женщины. Удовольствия, праздники, развлечения — ко всему этому я равнодушна. Вот уже семь лет, Дафне, как у меня в сердце только одна мысль — любовь; одно чувство — любовь; одно имя — Родольфо. Когда я гляжу в самое себя, я вижу там Родольфо, всегда Родольфо, только Родольфо! Моя душа приняла его образ. Ты понимаешь, иначе не могло быть. Вот уже семь лет, как я его люблю. Я была совсем молоденькой. Как безжалостно нас выдают замуж! Возьмем моего мужа: я даже заговорить с ним не смею. Что, по-твоему, весело так жить? На что похоже мое положение! Если бы хоть мать у меня была жива!
Дафне. Да прогоните же эти грустные мысли, синьора!
Катарина. Ах, в такие вечера, как этот, Дафне, сколько мы с ним провели счастливых часов! Разве то, что я тебе говорю о нем, преступно? Ведь нет же? Ну полно, моя печаль тебя огорчает, я не хочу тебе делать больно. Ступай спать. Иди к Реджинелле.
Дафне. Разве синьора…
Катарина. Да, я разденусь сама. Спи спокойно, милая моя Дафне. Ступай.
Дафне. Да хранит вас небо эту ночь, синьора! (Уходит в дверь молельни.)
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Катарина; Родольфо, сначала на балконе.
Катарина (одна). Он певал одну песнь. Он певал ее у моих ног таким нежным голосом! О, в иные минуты мне до того хочется его видеть! Я бы готова всю кровь мою отдать! Особенно одна строфа, с которой он обращался ко мне. (Берет гитару.) Вот, кажется, напев. (Играет несколько тактов печальной мелодии.) Я хотела бы вспомнить слова. О, я продала бы мою душу, лишь бы услышать, как он их поет, он, еще хоть раз, даже не видя его, оттуда, совсем издалека! Лишь бы только его голос! Услышать его голос!
Родольфо (скрытый на балконе).
Сердце дышит лишь тобою,Лишь тобою дни полны;Мы волшебною судьбоюНавсегда сопряжены.Ты — гармония, я — лира;Я — цветок, ты — вздох зефира;Ты — улыбка, я — уста;Я — любовь, ты — красота!
Катарина (роняя гитару). Боже!
