Александр Островский - Том 6. Пьесы 1871-1874
Несчастливцев. Куда и откуда?
Счастливцев. Из Вологды в Керчь-с, Геннадий Демьяныч. А вы-с?
Несчастливцев. Из Керчи в Вологду. Ты пешком?
Счастливцев. На своих-с, Геннадий Демьяныч. (Полузаискивающим-полунасмешливым тоном.) А вы-с, Геннадий Демьяныч?
Несчастливцев (густым басом). В карете. (Горячо.) Разве ты не видишь? Что спрашиваешь? Осел!
Счастливцев (робко). Нет, я так-с…
Несчастливцев. Сядем, Аркадий!
Счастливцев. Да на чем же-с?
Несчастливцев (указывая на пень). Я здесь, а ты где хочешь. (Садится, снимает чемодан и кладет подле себя.)
Счастливцев. Что это у вас за ранец-с?
Несчастливцев. Штука отличная. Сам, братец, сшил для дороги. Легко и укладисто.
Счастливцев (садится на землю подле пня). Хорошо, кому есть что класть. Что же у вас там-с?
Несчастливцев. Пара платья, братец, хорошего, в Полтаве еврей сшил. Тогда я в Ильинскую, после бенефиса, много платья сделал. Складная шляпа, братец, два парика, пистолет тут у меня хороший, у черкеса в карты выиграл в Пятигорске. Замок попорчен; как-нибудь, когда в Туле буду, починить прикажу. Жаль, фрака нет; был фрак, да я его в Кишиневе на костюм Гамлета выменял.
Счастливцев. Да на что же вам фрак-с?
Несчастливцев. Как ты еще глуп, Аркашка, как погляжу я на тебя! Ну, приду я теперь в Кострому, в Ярославль, в Вологду, в Тверь, поступлю в труппу, — должен я к губернатору явиться, к полицеймейстеру, по городу визиты сделать? Комики визитов не делают, потому что они шуты, а трагики — люди, братец. А у тебя что в узле?
Счастливцев. Библиотека-с.
Несчастливцев. Большая?
Счастливцев. Пиес тридцать и с нотами.
Несчастливцев (басом). Драмы есть?
Счастливцев. Только две-с, а то все водевили.
Несчастливцев. Зачем ты такую дрянь носишь?
Счастливцев. Денег стоит-с. Бутафорские мелкие вещи есть, ордена…
Несчастливцев. И все это ты стяжал?..
Счастливцев. И за грех не считаю, жалованье задерживают.
Несчастливцев. А платье у тебя где ж?
Счастливцев. Вот, что на мне-с, а то уж давно никакого нет-с.
Несчастливцев. Ну, а как же ты зимой?
Счастливцев. Я, Геннадий Демьяныч, обдержался-с. В дальнюю дорогу точно трудно-с; так ведь кто на что, а голь на выдумки. Везли меня в Архангельск, так в большой ковер закатывали. Привезут на станцию, раскатают, а в повозку садиться, опять закатают.
Несчастливцев. Тепло?
Счастливцев. Ничего, доехал-с; а много больше тридцати градусов было. Зимняя дорога-то Двиной, между берегов-то тяга; ветер-то с севера, встречу. Так вы в Вологду-с? Там теперь и труппы нет.
Несчастливцев. А ты в Керчь? И в Керчи тоже, брат, труппы нет.
Счастливцев. Что же делать-то-с, Геннадий Демьяныч, пройду в Ставрополь или в Тифлис, там уж неподалеку-с.
Несчастливцев. Мы с тобой в последний раз в Кременчуге виделись?
Счастливцев. В Кременчуге-с.
Несчастливцев. Ты тогда любовников играл; что же ты, братец, после делал?
Счастливцев. После я в комики перешел-с. Да уж очень много их развелось; образованные одолели: из чиновников, из офицеров, из университетов — все на сцену лезут. Житья нет. Из комиков-то я в суфлеры-с. Каково это для человека с возвышенной душой-то, Геннадий Демьяныч? В суфлеры!..
Несчастливцев (со вздохом). Все там будем, брат Аркадий.
Счастливцев. Одна была у нас дорожка, Геннадий Демьяныч, и ту перебивают.
Несчастливцев. Оттого, что просто; паясничать-то хитрость не велика. А попробуй-ка в трагики! Вот и нет никого.
Счастливцев. А ведь игры хорошей у образованных нет, Геннадий Демьяныч.
Несчастливцев. Нет. Какая игра! Мякина!
Счастливцев. Канитель.
Несчастливцев. Канитель, братец. А как пьесы ставят, хоть бы и в столицах-то. Я сам видел: любовник тенор, резонер тенор и комик тенор; (басом) основания-то в пьесе и нет. И смотреть не стал, ушел. Ты зачем это эспаньолку завел?
Счастливцев. А что же-с?
Несчастливцев. Скверно. Русский ты человек али нет? Что за гадость? Терпеть не могу. Обрей совсем или уж бороду отпусти.
Счастливцев. Я пробовал бороду-с, да не выходит.
Несчастливцев. Как так? Что ты врешь?
Счастливцев. Да вместо волос-то перья растут, Геннадий Демьяныч.
Несчастливцев. Гм! Перья! Рассказывай еще! Говорю тебе, обрей. А то попадешь мне под сердитую руку… с своей эспаньолкой… смотри!
Счастливцев (робко). Обрею-с.
Несчастливцев. А я, брат Аркаша, там, на юге, расстроился совсем.
Счастливцев. Отчего же так-с, Геннадий Демьяныч?
Несчастливцев. Характер, братец. Знаешь ты меня: лев ведь я. Подлости не люблю, вот мое несчастие. Со всеми антрепренерами перессорился. Неуважение, братец, интриги; искусства не ценят, все копеечники. Хочу у вас, на севере, счастья попробовать.
Счастливцев. Да ведь и у нас то же самое, и у нас не уживетесь, Геннадий Демьяныч. Я вот тоже не ужился.
Несчастливцев. Ты… тоже!.. Сравнял ты себя со мной.
Счастливцев (обидясь). Еще у меня характер-то лучше вашего, я смирнее.
Несчастливцев (грозно). Что-о?
Счастливцев (отодвигаясь). Да как же, Геннадий Демьяныч-с? Я смирный, смирный-с… Я никого не бил.
Несчастливцев. Так тебя били, кому только не лень было. Ха-ха-ха! И всегда так бывает: есть люди, которые бьют, и есть люди, которых бьют. Что лучше — не знаю: у всякого свой вкус. И смеешь ты…
Счастливцев (отодвигаясь). Ничего я не смею, а вы сами сказали, что не ужились.
Несчастливцев. Не ужились?.. А тебя из какого это города губернатор-то выгнал? Ну, сказывай!
Счастливцев. Что сказывать-то? Мало ли что болтают. Выгнал… А за что выгнал, как выгнал?
Несчастливцев. Как выгнал? И то слышал, и то известно, братец. Три раза тебя выбивали из города; в одну заставу выгонят, ты войдешь в другую. Наконец уж губернатор вышел из терпения: стреляйте его, говорит, в мою голову, если он еще воротится.
Счастливцев. Уж и стрелять! Разве стрелять можно?
Несчастливцев. Стрелять не стреляли, а четыре версты казаки нагайками гнали.
Счастливцев. Совсем и не четыре.
Несчастливцев. Ну, будет, Аркадий! Не раздражай ты меня, братец! (Повелительно.) Подвигайся! (Встает.)
Счастливцев. Подвигаюсь, Геннадий Демьяныч. (Встает.)
Несчастливцев. Да, брат Аркадий, разбился я с театром; а уж и жаль теперь. Как я играл! Боже мой, как я играл!
Счастливцев (робко). Очень хорошо-с?
Несчастливцев. Да так-то хорошо, что… Да что с тобой толковать! Что ты понимаешь! В последний раз в Лебедяни играл я Велизария, сам Николай Хрисанфыч Рыбаков смотрел. Кончил я последнюю сцену, выхожу за кулисы, Николай Рыбаков тут. Положил он мне так руку на плечо… (С силою опускает руку на плечо Счастливцеву.)
Счастливцев (приседая от удара). Ой! Геннадий Демьяныч, батюшка, помилосердуйте! Не убивайте! Ей-богу, боюсь.
Несчастливцев. Ничего, ничего, брат; я легонько, только пример… (Опять кладет руку.)
Счастливцев. Ей-богу, боюсь! Пустите! Меня ведь уж раз так-то убили совсем до смерти.
Несчастливцев (берет его за ворот и держит). Кто? Как?
Счастливцев (жмется). Бичевкин. Он Ляпунова играл, а я Фидлера-с. Еще на репетиции он все примеривался. «Я, говорит, Аркаша, тебя вот как в окно выкину: этой рукой за ворот подниму, а этой поддержу, так и высажу. Так, говорит, Каратыгин делал». Уж я его молил, молил, и на коленях стоял. «Дяденька, говорю, не убейте меня!» — «Не бойся, говорит, Аркаша, не бойся!» Пришел спектакль, подходит наша сцена; публика его принимает; гляжу: губы у него трясутся, щеки трясутся, глаза налились кровью. «Постелите, говорит, этому дураку под окном что-нибудь, чтоб я в самом деле его не убил». Ну, вижу, конец мой приходит. Как я пробормотал сцену — уж не помню; подходит он ко мне, лица человеческого нет, зверь зверем; взял меня левою рукой за ворот, поднял на воздух; а правой как размахнется, да кулаком меня по затылку как хватит… Света я невзвидел, Геннадий Демьяныч, сажени три от окна-то летел, в женскую уборную дверь прошиб. Хорошо трагикам-то! Его тридцать раз за эту сцену вызвали; публика чуть театр не разломала, а я на всю жизнь калекой мог быть, немножко бог помиловал… Пустите, Геннадий Демьяныч!
