Бертольт Брехт - Барабаны в ночи
Бабуш. Бросьте молоть вздор! Это омерзительно. В конце концов, вы ведь недурно заработали, а? И можете не бахвалиться вашей лакированной обувью!
Балике. Послушайте, вот и этом-то и суть. В этом вся изюминка. И это вам не опера. Это реальная политика. К которой мы в Германии не привыкли. Дело очень простое. Есть у вас средства содержать жену? Или вы просто водоплавающий гусь?
Госпожа Балике. Ты слышишь, Анна? У него ничего нет.
Мурк. Если у него есть хоть ломаный грош, я женюсь на его мамаше. (Вскакивает с места). Он самый обыкновенный брачный аферист.
Официант (Краглеру). Скажите что-нибудь! Отвечайте им что-нибудь!
Краглер (встал, дрожа говорит Анне). Не знаю, что я могу сказать. Когда от нас остались кожа да кости и нам надо было крепко пить, чтобы мы могли мостить дороги, над нами было одно только вечернее небо, это же очень важно. Ведь такое же небо было в апреле, когда я лежал с тобой под кустом. Я всем так говорил. Но они подыхали, как мухи.
Анна. Надрывались, как лошади, да?
Краглер. Ведь было так жарко, а мы каждый раз напивались допьяна. Но зачем я тебе говорю про вечернее небо, я хотел не о том, я сам не знаю...
Анна. Ты всё время думал обо мне?
Госпожа Балике. Ты слышишь, как он говорит? Как ребенок. Послушаешь, становится стыдно за него.
Мурк. Не хотите продать мне ваши сапоги? Для музея германской армии! Даю сорок марок.
Бабуш. Продолжайте, Краглер. Это как раз то, что надо.
Краглер. У нас не было больше белья. Это было хуже всего, поверь мне. Можешь ли ты понять, что вот это и было хуже всего?
Анна. Андре, тебя все слышат!
Мурк. Ладно, даю шестьдесят марок. Продаете?
Краглер. Да, теперь тебе стыдно за меня, потому что они все расселись по местам, как в цирке, а слон мочится от страха, но они ничего не понимают.
Мурк. Восемьдесят марок!
Краглер. Я ведь не пират. Какое мне дело до красной луны! Просто мне трудно смотреть людям в глаза. Я — человек из костей и мяса, и на мне надета чистая сорочка. Я совсем не призрак.
Мурк (вскакивает, с места). Согласен на сто марок!
Мария. Постыдитесь, если у вас осталась душа!
Мурк. Значит, эта свинья не желает мне уступить свои старые сапоги за сто марок!
Краглер. Анна, там какая-то дрянь говорит. Что это за голос?
Мурк. Да у вас солнечный удар! Вы сможете сами выйти отсюда?
Краглер. Анна, дрянь уверяет, будто ее нельзя раздавить.
Мурк. Покажите-ка ваше лицо.
Краглер. Анна, его сотворил Господь Бог.
Мурк. Так это вы? Чего вы, собственно, хотите? Вы просто труп! Вы дурно пахнете! (Зажимает себе нос). Неужели у вас нет чувства брезгливости? Вы хотите, чтобы на вас молились, как на мощи, только потому, что вы наглотались африканского солнца? Я работал! Я надрывался так, что у меня сапоги набрякли от крови! Поглядите-ка на мои руки! Вам сочувствуют все, потому что вам крепко намяли бока, но ведь их намял не я! Вы герой, я труженик! А это моя невеста.
Бабуш. Только сидите на месте, Мурк! Сидя, вы ведь тоже труженик! Всемирная история здорово изменилась бы, Краглер, если бы человечество побольше сидело на собственной заднице!
Краглер. Я не могу смотреть на него. Он как стена в отхожем месте. Весь исписан непристойностями. Она в этом не виновата. Анна, ты любишь его, любишь его?
Анна смеется и пьет.
Бабуш. Это называется запрещенным приемом, Краглер!
Краглер. Это называется откусить ему от злости ухо! Ты любишь его? С этим зеленым лицом, похожим на неспелый орех! Из-за него ты хочешь меня прогнать? Он одет в английский костюм, грудь у него набита ватой, а сапоги набрякли от крови. А у меня есть только мой старый костюм, изъеденный молью. Признайся, что ты мне отказываешь из-за моего костюма, признайся! Мне это будет приятней!
Бабуш. Сядьте же! Черт побери! Сейчас начнется заварушка!
Мария (хлопает в ладоши). Вот он какой! А со мной он так танцевал, что я застыдилась, как он мне все задирал юбку!
Мурк. Заткни пасть! С тобой нечего стесняться! Послушай, ведь есть у тебя нож за голенищем, чтобы перерезать мне глотку, раз уж ты свихнулся там, в Африке? Вытаскивай нож, я сыт по горло всем этим, полосни мне глотку!
Госпожа Балике. Анна, как ты можешь это выслушивать?
Балике. Официант, принесите-ка мне четыре рюмки вишневки! Мне теперь все едино.
Мурк. Будьте осторожны, чтобы не выхватить нож из-за голенища! Возьмите себя в руки и не будьте здесь героем! Вы сразу угодите в тюрьму!
Мария. Вы были на фронте?
Мурк (в ярости швыряет в нее стаканом). Отчего же тебя там не было?
Краглер. Теперь я вернулся.
Мурк. Кто тебя звал?
Краглер. Теперь я здесь!
Мурк. Свинья!
Анна. Будь потише.
Краглер слушается.
Мурк. Разбойник!
Краглер (беззвучно). Вор!
Мурк. Привидение!
Краглер. Поберегитесь!
Мурк. Вы сами поберегитесь со своим ножом! У вас руки зудят, да? Привидение! Привидение! Привидение!
Мария. Вы свинья! Вы свинья!
Краглер. Анна! Анна! Что мне делать? Плыву по морю, кишащему трупами, и не тону. Трясусь на юг в душном вагоне для скота — но не болею ничем. Горю в огненной печи — но сам я жарче огня. Люди сходят с ума от солнечного жара — но я здоров. Двое проваливаются в болото — я сплю спокойно. Я стреляю в негров. Я жру траву. Я — привидение.
В эту минуту официант бросается к окну, рывком открывает его. Музыка вдруг обрывается, слышны возбужденные крики: «Идут, идут! Спокойно!» Официант задувает свечи. Потом с улицы слышен «Интернационал».
Администратор (появляется слева). Господа, просим сохранять спокойствие! Вам предлагают не покидать ресторана. И в городе начались беспорядки. Идут бои в газетных кварталах. Положение все еще неясное.
Балике (грузно садится). Это «Спартак»! Ваши друзья, господин Андреас Краглер! Ваши подозрительные собутыльники! Это ваши товарищи ревут в газетных кварталах и занимаются убийствами и поджогами! Звери!
Пауза.
Звери! Звери! Звери! А если спросят, почему вы звери,— потому что жрете мясо! Вас надо истребить с корнем.
Официант. Это вы истребите? Вы, зажравшиеся!
Мурк. Где ваш нож? Покажите его!
Мария (бросается к нему вместе с официантом). Успокоишься ли ты наконец?
Официант. Это бесчеловечно. Это просто скотина.
Мурк. Задерни гардину! Все вы привидения!
Официант. Так, значит, нас надо поставить к стенке, которую мы сложили своими руками, чтобы вы, устроившись тут же поудобнее, могли лакать вишневку?
Краглер. Вот моя рука и вот моя артерия. Вонзайте нож! Вы увидите, как хлынет кровь, когда я упаду.
Мурк. Привидение! Привидение! Ты кто, собственно, такой? Или я должен забиться в щель из-за того, что ты возвратился сюда с твоим африканским загаром? Поднял рев в газетных кварталах? Разве я виноват, что ты был в Африке? Разве я виноват, что я не был в Африке?
Официант. Нет, вы должны вернуть ему его девчонку! Это бесчеловечно!
Госпожа Балике (подскочила к Анне, в бешенстве). Они ведь все больны! Они все заразны! Сифилис! Сифилис! У всех у них сифилис!
Бабуш (бьет своей тростью по столу). Это уж вы чересчур!
Госпожа Балике. Оставь в покое моего ребенка! Оставь в покое моего ребенка! Гиена! Свинья! Вот ты кто!
Анна. Андре, я не хочу. Вы меня совсем погубите!
Мария. Сама ты свинья!
Официант. Это бесчеловечно. Ведь должна же быть на свете правда.
Госпожа Балике. Помолчи! Лакей! Тебя выгонят вон! Подлец, я желаю вишневой наливки, слышишь!
Официант. Вы играете счастьем человека! Это касается вас всех! Его жена должна возвра...
Краглер. Поди прочь! Я всем этим сыт! Что значит «счастье человека»? Чего хочет эта захмелевшая лосиха? Я был один, и теперь я хочу к моей жене. Чего хочет этот плаксивый архангел? Ты хочешь выторговать себе ее бедра, словно фунт кофе? Коли вы начнете отрывать ее от меня железными крючьями, вы только растерзаете ее в клочья!
Официант. Вы растерзаете ее!
