Иван Буковчан - Антология современной словацкой драматургии
СУПРУГА. А что на это скажет соседка?
Я. Но в конце концов она не выдержала и примерила ее. Ночная сорочка была абсолютно прозрачная, и мне это очень понравилось. Да и жене приглянулось. И сейчас она лежит в этой сорочке. Она повернулась лицом к стене, и я вижу ее сзади в той самой фиолетовой прозрачной сорочке. Это не самый худший вид. Возможно, она надела эту сорочку лишь для того, чтобы позвать меня в кровать. Чтобы я сейчас, прямо с дороги, вот так к ней прилег и просто задрал бы ее легкую фиолетовую сорочку. И начал бы, как когда-то давно, целовать ее плечи. И я это сделаю. Но она, как обычно, скажет: «Фу! От тебя воняет автобусом». И я, как обычно, поправлю ее сорочку и выйду во двор. Я не переношу эту фразу! Ты слышишь, Кароса? Ты и вправду воняешь. Но она не должна о тебе так говорить. Так не говорят. Это неприлично. (Выводит на сцену свою Каросу, в роли которой выступает красивая актриса.) Передохни немного, эта Литманова находилась довольно далеко от нас, она тебя очень утомила. После такой продолжительной дороги я никогда не могу уснуть, поэтому я открываю автобус, сажусь за руль, и мы отдыхаем вместе. Как после ночи любви. Но когда через минуту я загляну в автобус и увижу, что после себя оставили паломники, на меня накатывает приступ бешенства. Культурные люди, и к тому же еще набожные! И такой бардак!.. Сегодня воскресенье, и я с полвосьмого до девяти не делаю ничего другого, кроме как выношу полиэтиленовые пакеты со всяким мусором и грязью и пластиковые бутылки с недопитой минералкой, чаем и домашней водкой. Около десяти моя жена выглянет из окна.
СУПРУГА. Ты уже встал? Во сколько ты пришел?
Я. Уже встал. Я пришел в половине восьмого.
СУПРУГА. Я не могла сомкнуть глаз, как будто что-то предчувствовала. Вот твой кофе.
Я. Я посижу еще немного за рулем. И я не стыжусь, что при выключенном двигателе издаю звуки, напоминающие звук заведенной машины: тттттттт. Эту минуту я просто боготворю. Это мои самые прекрасные утренние часы. Такие тихие и чувственные. Когда нас только двое: я и моя верная Кароса. Это любовь… Но я уже слышу, как из кухни доносятся звуки музыки. Моя жена стоит на кухне возле радио в прозрачной фиолетовой сорочке и как-то подозрительно мне улыбается.
СУПРУГА. Что скажешь? Красивая музыка.
Я. Красивая… И вдруг жена делает то, чего еще никогда не делала. Она кланяется мне и разводит руки в стороны.
СУПРУГА. Можно тебя пригласить?
Я. Сейчас десять часов утра, и мы танцуем под красивую музыку. Под сорочкой я чувствую тело моей жены.
СУПРУГА. Мы уже давно вместе не танцевали. Когда в последний раз мы танцевали? Я уже и не помню.
Я. «Мне опять изрядно запачкали мою Каросу. Ты должна видеть этот бардак…» Она прижимается. Прижимается ко мне. И я снова чувствую никотин. Она много курит. Это соседка ее научила. Та больше ничего не умеет, кроме как курить. Покупают сигареты по очереди — то одна, то другая. А спички наши. Так они коротают время. И при этом она хорошо знает, что я не переношу сигареты и дым. И особенно когда ее язык проникает в мой рот. А она часто стремится это проделать. И сейчас тоже. А меня обычно тошнит от этого… Из комнаты слышно тихое всхлипывание моей жены. И через секунду чирканье спичкой и глубокий вздох. И нервный возглас в мою сторону, во двор: «Сегодня воскресенье, а ты работаешь, это против природы и Бога! Как тебе не стыдно!» Выхожу во двор. Уже полдень. Солнце взошло над деревьями, над штакетником, над деревянным курятником, над навозной кучей и моей Каросой. Тебя, дорогуша, вечером ждет отличный душ. Я отмою тебя как следует, душа моя. Снова будешь как новенькая. Твои передние фары я очищу от мошкары, этих назойливых ночных насекомых. Я до блеска натру твою обувку, а потом загляну вовнутрь, чтобы увидеть, где тебе колет, где режет… А для этого я вытащу свою платформу на колесиках и лягу под тебя. Я уже здесь, дорогуша, я уже с тобой. Уже полдень, солнце ярко и быстро встало над нашим двором и гумном. А я лежу под Каросой — и не вижу солнца. Я лежу в приятной прохладе. Возле нее, рядом с ней, под ней. Спасибо тебе, дорогая. Как ты прекрасна снизу. Нет, не смейся надо мной! Я и два часа вот так продержусь. Однако голод меня поднимет. И я вылезаю из-под автобуса. Вот уже и вечер, дорогуша. Будем купаться. Ты рада? Я знаю… На столе стоят тарелки, и в них остывший обед. Жена звонит соседке. На ней уже нет прозрачной сорочки. Сейчас она в легком спортивном костюме и желто-красном фартуке в цветочек. И губы ее ярко накрашены, и глаза подведены. А на голове у нее бигуди и косынка.
СУПРУГА. Когда ты вернешься? Но только точно. Ну хорошо! Пока.
Я. Ризотто с мелко нарезанными кусочками мяса. Салат из огурцов. Жена постоянно поворачивается ко мне спиной. Но в общем мне понравилось. «Как тебе?»
СУПРУГА. Вкусно. А тебе?
Я. Восхитительно! Ближе к вечеру я мою Каросу. Шланг шаловливо щекочет ее глаза, руки и спину. Я хорошо слышу, как она хохочет, словно беспутная девка в пасхальный понедельник. А я все поливаю и поливаю ее. С нее стекают белые и грязно-белые мыльные струи. Но она терпит, как и наш пес Флокино, когда я мою его под горячей струей в нашей ванне. Кароса блещет чистотой. Я открываю дверь и сажусь в салон. Включаю все лампочки и немного погодя выключаю. Потом опять включаю. И через какое-то время снова выключаю. И быстро включаю. Я начинаю сигналить и включаю радио. Сигнал — словно зов — это нежная, бархатистая мелодия. Много лет я не слышал такую бархатистую музыку. Наконец-то мы одни, дорогая, совсем одни. Наконец-то. Вот такую я тебя люблю, дорогуша. Помытую, благоухающую. Мою дорогушу. Так иди же! Иди ко мне, милая хорошая, иди! Тттттттт… тттттт.
ПРАЗДНИКИ
Работать шесть днейа седьмой отдыхатьдетей любитьпиво не питьстариков почитатьсо всеми здороватьсяРадостно встречать
Праздники отмечатькаждый годвполне обычныепраздничные дниКогда всё таккак и должно бытькогда живешькак и надо жить
Когда дышишьпоешь смеешьсяесли концасвета нетесли мальчикздоровый крепышсмеется какглупый малыш
когда живетнаш мир шаткийи спят в ночной тишивсе мамыЧто ушлии снова вернулисьВот такие праздникия бы хотел
4
Почитай отца твоего и мать твою.
ГАНТАБАЛОВЫРАССКАЗЧИКИ. Они огородили свой дом и большой сад высоким забором и отовсюду собрали свору собак, чтобы хозяева хорошо охранялись, вот такой у них дом и сад. Собак разной породы, всего у них было тридцать шесть. Домашних — пять, они были еще при покойной старой пани. Это она все придумала и очень хотела, чтобы ее дело продолжили два сына-холостяка и незамужняя дочь. Милан и Ото так и не женились, и Илонка не вышла замуж, потому что двадцать четыре часа в сутки они трудились на благо семейного бизнеса. Пожилая пани хозяйка затеяла все это в начале шестидесятых годов, а именно: хотя в доме и будут совершаться покупки, но распаковывать ничего не станут. Все началось с телевизора фирмы «Манес», и именно тогда, когда самым лучшим телевизионным развлечением были трансляции чемпионатов по фигурному катанию. Старший сын Ото получил задание — купить телевизор в Нитре. В то время это было не так-то просто сделать — телевизоры, как и все остальное в первые годы существования социалистической Чехословакии, являлись дефицитом. Но у Ото был знакомый, имевший своего знакомого, и вот тот знакомый знакомого и помог достать Отто телевизор фирмы «Манес». Пани хозяйка решительно подвинула телевизор к столу и обратилась к семье.
ГАНТАБАЛОВА. Минуточку! Вы и в самом деле хотите открыть коробку и смотреть телевизор? Как будто у нас нет других дел? А как же гуси, кролики, куры, индейки, коровы и овцы? А как же поле и огород? Вы будете сидеть перед телевизором, а скот и птица останутся голодными! Ни в коем случае не распаковывать!
ИЛОНКА. Мамочка, но ведь будет чемпионат мира по фигурному катанию.
МИЛАН. Это будет красивое зрелище, мамочка.
ОТО. Мы долго ждали этого, он был такой тяжелый.
РАССКАЗЧИЦА. И это мне говоришь ты, Ото, кому я за сорок семь крон сменила имя после войны в ГНК[58]? Тебя всю жизнь звали Отто, а я убрала из твоего имени одну букву «т», чтобы ты хотя бы на бумаге казался умнее, если в жизни ты глупый, как верблюд. А сейчас ты хочешь глазеть на голые ляжки и тела?
ИЛОНКА. Даже у пана священника есть «Манес».