Татьяна Майская - Забытые пьесы 1920-1930-х годов
ЕГОР (усмехаясь). Если б видел, то сказал бы, а скажи, что ничего не видит.
ЯКОВЛЕВНА. Да! Говорят люди: «Городское теля поумней деревенского пономаря»; замудровали высоко — ни бога, ни черта, оно, глядишь, сколько не мудри, а свету божьего не перемудришь.
В это время показывается ОЛЬГА ИВАНОВНА с МИШЕЙ.
В руках у нее книжка.
ЕГОР. И дети вишь как поставлены! При матери, бывало, шлындают да хулиганят, а теперь людей из них сделала.
ЯКОВЛЕВНА. Эх, милый человек, что нам и золото, коли нет солнушка, а дети без матери как травка без солнушка; расти-то растут, а кровь-то в них будет хилая. (Вздыхает.) Ну, если что случится, бери ответ на свою душу.
Отходит.
ОЛЬГА ИВАНОВНА (подходя). Товарищ Борзухин, здравствуйте!
ЕГОР (добродушно). Занимаетесь?
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Вот, час времени остался до собрания — с Мишей занимаюсь по политграмоте. А вы тоже на собрание?
ЕГОР. Ну, как же! Тянет на собрание. Да вот поймала эта старуха, все жаловалась насчет…
Смотрит на МИШУ, осекается.
ОЛЬГА ИВАНОВНА (вопросительно). Насчет чего?
ЕГОР. Да так… хм… хм… так, кое о чем говорили.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. А Миша у меня молодец! (К Мише.) Ну, хорошо усвоили разницу между социальной и буржуазной революцией? Вы понимаете, что значит диктатура пролетариата?
МИША. Да, у нас теперь больше нет никаких классов, у нас только остались рабочие да крестьяне.
Садятся.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Нет, у нас еще есть промежуточные группы: а городское мещанство, а кулаки, а остатки буржуазии?
В это время показывается АКУЛИНА, нарядная, но еще более похудевшая, за ней идет ЯКОВЛЕВНА.
ЕГОР (испуганно). Акулина!
Отходит.
АКУЛИНА. Миша!
Бросается к сыну, обнимает его.
МИША (растерянно). Маманька!
АКУЛИНА (со слезами). Митенька! Что ж к матери не показываешься? Аль забыл мать? (К Ольге Ивановне.) Здравствуйте! Давно мы с вами не видались! (К Мише.) Мишечка! Ты бы зашел ко мне!
МИША (оглядывается на Ольгу Ивановну). Зайду!
АКУЛИНА. А Сенюшка где?
МИША. На футболе сражается.
ЯКОВЛЕВНА подходит ближе.
ЯКОВЛЕВНА (к Ольге Ивановне). Здравствуйте!
МИША встает.
АКУЛИНА (тоскливо). Мишечка, что ж уходишь?
МИША. Да я сейчас, книжки возьму.
Уходит.
АКУЛИНА (Яковлевне). Отойди, Яковлевна, вон там посиди, обожди меня.
ЯКОВЛЕВНА отходит.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Мне некогда, я спешу.
Хочет встать. АКУЛИНА ее придерживает за руку.
АКУЛИНА. Посидите со мной, барышня, не побрезгуйте! Давно вас ждала! Все случая не выходило, а вот теперь нечаянно встретились, а как я поджидала-то вас, все караулила, вот, думаю, барышню встречу на улице.
ОЛЬГА ИВАНОВНА (с досадой). И что вы меня величаете барышней? Терпеть не могу этого названья, и, кроме того, я не барышня, а замужняя женщина.
АКУЛИНА. На барышню похожи: худенькая, тоненькая, точь-в-точь барышня! Ну, это точно, вы правду сказали: «замужняя женщина». (С болью.) Ну, как с Сергеем Васильевичем поживаете?
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Вы, вероятно, слышали, как живем.
АКУЛИНА. Слышать-то слышала, да из ваших уст хочу словечко услышать, что Сереженька-то счастлив. Я хоть и неровня вам, а все как будто в родстве с вами: жены от одного мужа.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Сергей развелся с вами; какой же он вам муж?
АКУЛИНА (со смехом). Это вы Писания, барышня, не знаете! В Писании-то сказано: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает»{105}. Я ему и разводную не давала. Как была Петровой, так и значусь Петровой.
ОЛЬГА ИВАНОВНА (сочувственно). Тяжело вам? Сильно вы, должно быть, Сергея-то любите?
АКУЛИНА (истерически). И… и… да как же мне его не любить-то? Всю жизнь свою с Сереженькой вместе прожили, горе, радость вместе делили; вроде как слепились друг с дружкой, ниточка по ниточке жизнь-то свою ткали, рука в руку жили, а теперь, значит, ровно чужие друг другу стали. (Надрывно.) Да разве мне теперь жить можно? Ох, барышня, люта разлука, вроде как с телом своим разлучаюся.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Займитесь работой, на работе всегда легче.
АКУЛИНА. А для чего мне работать-то? Для нутра своего? Для жратвы окаянной? Для кого мне работать-то? Кто есть у меня, сиротинушки? За кем мне ухаживать?
ОЛЬГА ИВАНОВНА. А вы думаете, Сергею-то легко? Вы, вон, весь завод подняли против него; ваши-то гулянки ему дорого достались.
АКУЛИНА. Небось не зайдет ко мне, не проведает! Пощунял бы меня, и то легче стало, а то ровно как в воду канул.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Ну, я не судья между вами.
Встает, хочет идти.
Я спешу, мне уходить нужно.
АКУЛИНА. Ха-ха-ха! Не пущу, барышня, не пущу! Дай мне наглядеться-то на вас! Небось, дюжа вас милует Сереженька? А? (Смотрит на ее туфли.) Ботиночки новые купил! Ради молодой жены не поскупился! Ну, как живете-то — дружно, все ласкаетесь да милуетесь?
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Ну, пустите! Вам это интересно, а мне совсем неинтересно.
АКУЛИНА. Да уж вы от меня, барышня, не скрывайте, я к вам с душой пришла, тоску свою несусветную выложить; куда мне обратиться-то? Да кто ж меня выслушает? Уж как вас Сереженька полюбил, душу дьяволу продал, так мне хоть наглядеться на вас! Хозяюшка вы ведь в моем доме! Сереженькой распоряжаетесь! Ха-ха-ха! А я вон с чужими кавалерами шляюсь, а вы при моих деточках да при Сереженьке сидите барыня барыней.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Ничего вы не знаете! Мы с Сергеем товарищи; вы бы посмотрели, как мы живем, а вы забрали дурь в голову и его мучаете, и сами мучаетесь. Выходите-ка лучше замуж.
АКУЛИНА (с болью). Замуж выйти? Да чтой-то вы сказали? Да как же мне замуж выйти, да как же мне от своих детушек да от Сереженьки новую семью заводить? Да мне эти самые мужики поперек горла стали. А что гуляю-то — с обиды, с горя гуляю. Ох, горька мне обида! Ох и солоны мои слезушки! Правду скажу, сижу с вами, а думушка одна ненасытная так и гложет меня! Ведь это она, разлучница, сидит на моем месте, спит с Сереженькой, заместо мачехи моим детушкам, эх!
До боли стискивает руку ОЛЬГИ ИВАНОВНЫ.
Эх! Взять грех на душу, а только не жить нам с тобой вместе, не стерпеть мне обиды лютой, тоски моей кромешной!
Незаметно вынимает нож и заносит его в спину ОЛЬГЕ ИВАНОВНЕ.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Больно, пустите руку!
АКУЛИНА. Ох! Ждала я этого часу, истомилась я, ох! Либо тебе, либо мне жить!
Хочет нанести удар, в это время к ним подходит БРЮХАЧЕВ.
ОЛЬГА ИВАНОВНА нервно вскакивает. АКУЛИНА быстро прячет в платье нож.
ОЛЬГА ИВАНОВНА (вскрикивает). Димитрий! Как я испугалась! Я думала, она убьет меня.
БРЮХАЧЕВ (угрюмо). Здорово! (Смотрит на Акулину.) С чего ей убивать-то тебя?
АКУЛИНА (смеется). Ха-ха-ха! Да что вы, барышня, убить? Да что это вам померещилось? Ха-ха-ха! Не убить, барышня, а поцеловать вас хотела. Ну, думаю, поцелую, а она мой поцелуй Сереженьке передаст! Ха-ха-ха! Поцеловать хотела!
БРЮХАЧЕВ (заинтересованно). Это кто ж такое «Сереженька»? Аль нового успела завести?
АКУЛИНА (словоохотливо). Это, милый человек, мой муж — Сереженька-то! Барышня вон отбила да замуж за него вышла, ну я, значит, любопытствую, как они живут-то между собой, складно ли? Насчет дитенков тоже; дитенки-то при них остались! Ну а у матери-то сердце болит, дитенков жалко: дитенки без матери.
БРЮХАЧЕВ (внимательно смотрит на Акулину). Так это она вашего мужа-то подцепила? С чего-то он сменял вас на эту выдру?
АКУЛИНА (проникаясь доверием). Я-то, вишь, неученая, беспартийная, а она партийная. Что ж, меня и обидеть не жалко!
