Александр Островский - Том 1. Пьесы 1847-1854

Бородкин. Да ведь уж слезами, Максим Федотыч, не поможешь; лучше пойти поискать.

Русаков. Где искать! Зачем искать!

Арина Федотовна. Ах, братец, как вы себя убиваете. Что вы беспокоитесь; они завтра сами приедут: обвенчаются и приедут.

Русаков (встает.). Обвенчаются! Так нет, не хочу, не хочу! Поедем, сват! Отниму, коли найду. Запру в светлицу, там и сиди. Пусть лучше умрет на моих глазах, только не доставайся моему врагу.

Бородкин. Мне тоже прикажете?

Русаков. Ты останься. Ну, сестрица, голубушка, отблагодарила ты меня за мою хлеб-соль! Спасибо! Лучше б ты у меня с плеч голову сняла, нечем ты это сделала. Твое дело, порадуйся! Я ее в страхе воспитывал да в добродетели, она у меня как голубка была чистая. Ты приехала с заразой-то своей. Только у тебя и разговору-то было что глупости… все речи-то твои были такие вздорные. Ведь тебя нельзя пустить в хорошую семью: ты яд и соблазн! Вон из моего дома, вон! Чтобы нога твоя не была здесь!

Арина Федотовна. Вы всегда, братец, обижаете…

Русаков (уходя с Маломальским). Потаскушка ты этакая! (Уходят.)

Арина Федотовна и Бородкин.

Арина Федотовна (садится, плачет, потом, поднявши голову). Ишь ты, разгулялся! Ругатель, обидчик, мужик необразованный!

Бородкин. А то вас не ругать! Что ж, хвалить, что ли, за этакие дела?

Арина Федотовна. И ты туда ж!.. Ах ты, дрянь бородастая! Молчал бы уж лучше…

Бородкин. Так что ж, небойсь, хорошо сделали!..

Арина Федотовна. Да вот как ни сделали, а тебе не досталось. Теперь ищите с батюшкой-то, а уж дело-то кончено; по крайней мере на своем поставили.

Бородкин. Как бы после не плакать.

Арина Федотовна. Не об тебе ли уж?.. Эко несчастие, скажите! Какого жениха упустили!.. Как не плакать!.. А посмотри-ка, как он завтра с ней прикатит, да взойдет-то этакой кавалер, так любоваться мило-дорого будет.

Бородкин. Хорошо, кабы вашими устами да мед пить. Я бы сам вчуже за Авдотью Максимовну порадовался.

Арина Федотовна. Да уж теперь не то, что прежде — и посмотреть-то на нее ты должен за счастье считать.

Авдотья Максимовна входит держась за дверь и молча садится к столу. Арина Федотовна и Бородкин смотрят на нее в недоумении.

Те же и Авдотья Максимовна.

Авдотья Максимовна. Господи! измучилась… Ну, слава богу, теперь, по крайней мере, я дома…

Арина Федотовна. Дунечка, что с тобой! Откуда ты?..

Авдотья Максимовна. Где тятенька?

Бородкин. Они пошли-с… гм… недалечко-с… скоро придут…

Авдотья Максимовна. Мне его нужно видеть поскорей… Где он, скажите вы мне!..

Арина Федотовна. Дунечка, беда у нас: ведь он все узнал. Тебя искать поехал. Селиверст Потапыч ему все рассказал — он видел, как вы ехали с Виктором Аркадьичем.

Авдотья Максимовна. Тятенька, голубчик! Скоро ли он придет, скоро ли?.. Я измучаюсь, исстрадается мое сердце до него, вся душа изноет.

Бородкин (Арине Федотовне). Надо вам было говорить!

Авдотья Максимовна. Кто-то стукнул, не тятенька ли?.. (Встает шатаясь.)

Бородкин (поддерживая ее). А хоть бы и он, что ж за беда-с?.. Нешто вы в этом виноваты, коли вас насильно увезли.

Авдотья Максимовна. Только как мне горько, кабы вы знали!.. На кого была надежда, что он со мной сделал!.. Тошнехонько мне!..

Бородкин. Что же он с вами сделал-с?

Авдотья Максимовна (с отчаянием). Что сделал? Прогнал! Мне, говорит, тебя не нужно, а нужны деньги. А я, дура, думала, что он меня любит.

Бородкин. Значит, Авдотья Максимовна, я так думаю; это дело надо будет бросить-с.

Авдотья Максимовна. А тятенька-то что скажет? Что люди-то скажут?

Бородкин. Позвольте мне за это дело взяться: я его обделаю, как должно.

Авдотья Максимовна. Вы?..

Бородкин. Я-с. Только, Авдотья Максимовна, как собственно теперича этот барин за все свои невежества не сто́ит того, чтобы вы его любили, так уж я буду в надежде-с.

Авдотья Максимовна. Я все на свете для вас сделаю, только бы тятенька не гневался на меня.

Бородкин. А когда так, не извольте ничего беспокоиться, идите себе в комнату, а я с тятенькой переговорю. А то расстроите его, да и сами от чувств даже больны можете быть. Что хорошего?..

Авдотья Максимовна. У меня на вас только и надежда!..

Бородкин. Будьте спокойны.

Авдотья Максимовна уходит.

Бородкин и Арина Федотовна.

Бородкин. Что, есть чему радоваться?.. Убирайтесь-ка лучше от греха, пока Максим Федотыч не пришел.

Арина Федотовна. Кто ж это знал, что так случится; я и ума не приложу.

Бородкин. Говорили вам, кажется, так вы сами умнее всех хотите быть. Посмотрите на Авдотью Максимовну теперь, у меня ажио слезы прошибла.

Арина Федотовна. Ну, вот, поди ж ты, разве можно было ждать от него такого невежества?..

Бородкин. Ох, кабы я на месте Максима Федотыча, я бы вам феферу задал.

Арина Федотовна. Полно храбриться-то!

Бородкин. Что храбриться-то?.. За что погубили девушку?.. Али вам это ничего?..

Арина Федотовна (прислушивается). Братец приехал. (Уходит в боковую дверь. Бородкин притворяет ее.)

Входит Русаков.

Бородкин и Русаков (садится к столу).

Русаков. Нет ее. Ну, Иванушка, сирота я теперь!. Поди домой. Оставь меня, поди!

Бородкин. Куда ж мне торопиться-то, я с вами посижу.

Русаков. Нет ее, Иванушка, ну и не надо, один поживу… имение нищим раздам.

Бородкин. Да помилуйте, Максим Федотыч, может, еще все это благополучно кончится.

Русаков. Я ее теперь и видеть не хочу, не велю и пускать к себе, живи она, как хочешь! (Молчание.) Я уж не увижу ее… Коли кто из вас увидит ее, так скажите ей, что отец ей зла не желает, что коли она, бросивши отца, может быть душой покойна, жить в радости, так бог с ней! Но за поругание мое, моей седой головы, я видеть ее не хочу никогда. Дуня умерла у меня! Нет, не умерла, ее и не было никогда! Имени ее никто не смей говорить при мне!..

Авдотья Максимовна входит и останавливается на пороге.

Те же и Авдотья Максимовна.

Русаков. Кто? кто это?

Авдотья Максимовна. Я, тятенька.

Русаков. Ты? А полюбовник где?

Авдотья Максимовна. Тятенька!..

Русаков. К нему, к нему, ступай к нему!

Авдотья Максимовна (твердо). Я не пойду из дому. Прогоните — я умру на пороге.

Русаков (молча смотрит на нее). Где же тот-то? где мой враг-то?..

Авдотья Максимовна. Он меня обманул, он меня не любит — ему только деньги нужны.

Русаков. А! вот что! Я, кажется, давеча говорил тебе об этом. Да где отцу знать: он на старости лет из ума выжил. Ну, зачем же ты пришла?

Авдотья Максимовна. Куда ж я, тятенька, денусь?

Русаков. Ну, что ж, известно, не гнать же мне тебя. (Притворно смеется.)

Авдотья Максимовна (падает ему в ноги). Тятенька! простите меня!

Русаков. Простите! Нет, ты меня уморила было!.. Ведь мне теперь стыдно людям глаза показать, а про тебя-то и говорить нечего. Нет, голубушка, я тебя запру. Поди! (Отходит.)

Бородкин. Встаньте, Авдотья Максимовна, бог милостив! Дело обойдется как-нибудь.

Поднимает ее, она плачет; они отходят в сторону и разговаривают вполголоса. Входит Маломальский.

Те же и Маломальский.

Маломальский. Сват, а сват, я, примерно, молодца-то остановил.

Русаков. Ах, провались он совсем! Мне-то что за дело?..

Маломальский. Как, сват, нет, ты не то… Он этого не должо́н… Он, примерно, теперь осрамил девушку… ну, и женись… мы заставим.

Русаков. Да мне его и даром не надо, не то что насильно заставить. Осрамил — ну, что ж, наш грех!.. Да меня золотом осыпь, я на него и глядеть-то не хочу, не то чтоб в зятья взять.

Маломальский. Это к тому, что теперича… слух этот пойдет… так и так… и, примерно, разойдется по городу: кто ее возьмет?