Зот Тоболкин - Пьесы
В а л е р а. Не для меня, Егор. Мать замуж выходит… хочет красиво от меня избавиться. Чтоб не мешал в медовый месяц. (Многозначительно.) А я и так мешать не буду.
В а с и л и й. Печь-то, ежели хочешь, снова складу.
В а л е р а (грустно). Не надо, Василий. Мне скоро предстоит греться у казенной печи. Ну что, Егор, партийку-то доведем?
Е г о р (притихнув, виновато съежившись). Обязательно. (Матери и Василию.) А вы ступайте, ступайте.
Садятся за шахматы. А н и с ь я с В а с и л и е м уходят.
В а л е р а (взглянув на них). Ты чего их гонишь? Может, они возле тебя хотят побыть?
Е г о р. Пускай привыкают друг к другу: молодожены!
В а л е р а. Свадебное поветрие! Сначала мутер, теперь твои.
Е г о р. Долго тянется наша партия!
В а л е р а. Надоело — можем прекратить.
Е г о р. Доиграем. Я шахматы люблю. Каждой фигуре историю выдумываю. Когда скучно — беседую с ними, как с живыми людьми. Вы, говорю, и в жизни позиций своих не сдавайте, если считаете их правильными. На доске мои фигурки дерутся не за страх, а за совесть.
В а л е р а. Придумал бы мне… какую-нибудь историю позабавней. Да чтоб сбылась.
Е г о р. Игра — одно, жизнь — совсем, совсем другое! Я про Ирину Павловну такого насочинял! Все неправда.
В а л е р а. Может, и не все. В крайности-то не бросайся.
Е г о р. Красивая она.
В а л е р а. Этого не отнимешь. Видел бы ты ее в молодости! Да и сейчас она ничего еще.
Е г о р. Умная. Обо всех заботится.
В а л е р а. И это отчасти верно. Тебя вот в санаторий отправить хочет, меня — на дачу, а тетку Анисью — на скамью подсудимых. Все в наших интересах.
Е г о р. Не любишь ее?
В а л е р а. Я ей просто не нужен. И никому здесь не нужен. Потому и ушел с «химии», чтоб срок продлили.
Е г о р. Значит, «химия» — это тюрьма?
В а л е р а. Условно. Ходишь без конвоя, а чувствуешь, что гнетет. Гнетет постоянно.
Е г о р. А когда под конвоем… жутко?
В а л е р а. Со временем привыкаешь. Скомандуют — налево, думаешь, так и надо. Направо — им видней. Исполняй команды, работай. Есть постель, есть одежда. Даже охрана есть — никто не украдет.
Подходит к ним С в е т а.
С в е т а. Я бы хотела, чтоб меня украли.
В а л е р а. Для этого надо иметь… некоторую ценность.
С в е т а. Неужели я совсем-совсем ничего не стою?
В а л е р а. Я не оценщик… из комиссионки. Твой ход, Егор.
Е г о р (застенчиво). Валерик… если тебе будет плохо, очень плохо… ты черкни мне два слова, ладно? Я приеду, где бы ни был.
В а л е р а. Спасибо, Егор. Я сразу понял, что ты че-ло-век!
Е г о р. А ты еще мальчик, Валера. Во-от такусенький мальчик. Поскучайте тут со Светой. Мне нужно отлучиться. (Уезжает.)
В а л е р а (смеется). Поддел! Мальчик… двадцати двух лет.
С в е т а (жестко). Он прав, Валерик. Ты просто молокосос, да еще и трус к тому же. Не по твоей ли вине изогнулась вся моя жизнь? Огурцы через посредниц сбываю, помидоры… школу бросила. Разве о том я мечтала?
В а л е р а. Выходит, во всем виноват я… и нет искупления! Что ж, мне теперь до смерти каяться? Разве мало трех лет лишения свободы… за одну пьяную — и то другим — совершенную глупость? Зачем вы душу-то мне царапаете? И ты и мать… Что вам нужно? Чтоб я исчез? Так исчезну. Это в тысячу раз легче, чем выслушивать ваши дурацкие откровения!
С в е т а. Валерик, ты убежал? Скажи честно.
Валера молчит.
Убежал… Зачем? Оставался всего лишь день. Один день, а потом — свобода…
В а л е р а. А если я не хочу свободы? Если мне нечего среди вас делать? Вы все устроены, сыты… омерзительно сыты, как пиявки, насосавшиеся чужой крови. А я зэк, я серый! Мне братья — брянские волки!
С в е т а. Не надо, Валера. Это я уже видела в каком-то старом-старом фильме. Давай поговорим спокойно. Ты не прочел ни одного моего письма. И теперь не спросишь, чем я жила эти три года, о ком… или о чем думала. (Пауза.) Не одному тебе больно, Валерик! Спроси меня хоть о какой-нибудь малости. Ну спроси же!
В а л е р а. Ни к чему. Все ясней ясного.
С в е т а. Ну врешь ты, врешь! Ведь любишь меня!
Протестующий жест Валеры.
Если б не любил — не пришел бы ночью под мои окна. Не к матери побежал, ко мне… заглядывал в окна, стоял под тополем…
В а л е р а. Бред, бред! Мания любовного преследования.
С в е т а. А я не спала. Я все видела. Сначала подумала, может, и впрямь брежу? Впилась зубами в руку… вот видишь — след? До крови прокусила… и тогда поняла: это не сон, явь. Потом накинула халат, выскочила… но ты куда-то исчез. Кое-как дождалась утра, стала звонить твоей матери. Телефон не отвечал… Поехала сюда… все надеялась, что увижу тебя. И вот увидела, Валерик, мальчик мой глупенький! Я не могу без тебя! Не мо-гу…
В а л е р а. Могла три года… теперь не можешь.
С в е т а. Если б ты знал, как я жила… это издевка над собой, над мужем. Уж больше года сказываюсь больной… он верит. А мне противно… мне стыдно за эту ложь…
Ф и р с о в (из своего сада). Светлана, огурцы вянут. Поторопись!
С в е т а. Скажи искренне… может, я навыдумывала… но прошу тебя, скажи правду… Обещаешь?
В а л е р а. Я лишь однажды солгал. Ты знаешь, когда это случилось.
С в е т а. Да, знаю, на суде. Но сейчас будь честен. Там ты вспоминал обо мне?
Ф и р с о в. Светлана! Не задерживайся.
В а л е р а. Тебя зовут.
С в е т а. Но ты не ответил.
Ф и р с о в. Я не рекомендую тебе общаться с этим рецидивистом. Есть люди поприличней.
В а л е р а. Иди к своему владыке. Иди, а то огурцы завянут. И пожалуйста, избегай рецидивистов. (Уходит.)
Ф и р с о в (приближается). Светлана, твое время истекло.
С в е т а. Оно еще не начиналось… мое время.
Ф и р с о в. Я уважаю тебя, Светлана… как честную порядочную женщину. Я, само собой, и в мыслях не держу, чтоб ревновать. Однако твое поведение неправильное. Люди осудить могут.
С в е т а. Меня это совершенно не волнует.
Ф и р с о в. Светлана, ты что буровишь? Ты рехнулась, Светлана!
С в е т а. Может быть. Может быть, и рехнулась три года назад. Теперь помаленьку выправляюсь. (Решительно и дружелюбно.) Фирсов, я не вернусь в твой дом.
Ф и р с о в. Дальше — больше! Ну точно рехнулась! Для кого же я создавал все это? Ради кого у верстака горбил сверхурочно? Изо дня в день на участке гнулся? Я даже с матерью разделился, когда вы между собой перестали ладить. Теперь вот путевку для тебя выколотил. Одна путевка на весь цех. И та для тебя, Светлана! Сам-то я тут могу отдохнуть. А ты поезжай, Светлана. Садись в машину и поезжай.
С в е т а. Бедный мой Фирсов!
Ф и р с о в. Фирсов не бедный. У него все есть. Не гляди, что простой слесарь.
С в е т а. Так ты счастлив?
Ф и р с о в. Я, Светлана, человек занятой. Мне о такой чепуховине думать некогда.
С в е т а. А я вот думаю… от нечего делать. Ты уж прости меня, Фирсов.
Ф и р с о в. Да чего там, думай. Не возбраняется. Огурцы вези. И собирайся. Билет на самолет я заказал.
С в е т а. Отдай свою путевку в завком. Там ей найдут применение.
Ф и р с о в. Ну уж нет! Что мое, то мое! (Увидав воробьев.) Кыш, кыш, оглоеды! Всю рассаду у меня выклевали!
С в е т а смеется, уходит.
Наверху С л е д о в а т е л ь, отпустив И р и н у П а в л о в н у, зазывает к себе В а л е р у.
Внизу, подле сторожки, Е г о р у подсолнуха.
Е г о р. У фигурки-то одно лицо лишнее. То, которое грустное. Придется срезать. (Оглаживает подсолнух.) Растешь, рыжик? Ну расти, расти, набирай силу. Чтоб не было в тебе ни одного пустого семечка! Мать говорит, мол, подсолнух до осени живет. Не-ет, он вовсе не умирает. Подсолнушата же народятся из семечек-то! Вылежатся семечки за зиму, весной ростки пустят… крохотные такие ниточки, белые-белые! Если связать в одну — до какой звезды достанут? (Задумался.) Потом другие подсолнухи вымахают, ядреные, гибкие, в желтых шляпах. Так без конца… У человека один-два ребенка. Иные и вовсе ни одного не имеют… У подсолнухов — тыща! И дружно живут между собой, приветливо! Вот бы мне подсолнухом стать!..
Ф и р с о в (на своем участке). Кыш! Кыш! Бесчинствуют — нет спасу. (Устанавливает пугало.)
Е г о р. Ставишь пугало, а воробьи-то как раз на нем и совьют гнезда. Они пугала не боятся. Только — ястреба или коршуна. Повесь чучело, сразу утихомирятся.
Ф и р с о в. Где его взять, ястреба-то? Ястреба здесь не водятся. И коршунья не вижу. Кыш, кыш, подлые!
