Николай Языков - Стихотворения
Песни:
" Пусть свободны и легки "
Пусть свободны и легки Мчатся юности досуги! Пейте, братья, пейте, други, Удалые бурсаки!
В честь учености спесивой, И тяжелой и пустой, Сидя мирной чередой, Прите шрамовское пиво.
Вся беседа гордо встань: Бурсе нашей знаменитой Слава! Лейте пунш сердитой В богатырскую гортань!
[За разгульную красотку, За свободу наших дней!] Улыбнись, бурсак, и пей Сокрушительную водку!
Други-братья! вот оно — Волхов, Тибр и Ипокрена: В нем огонь, и шум, и пена — Благодатное вино!
И струи его живыя В честь красавицы своей Всякой прямо в сердце лей, И да здравствует София!
" Дороже почестей и злата "
Дороже почестей и злата Цени свободу бурсака! Не бойся вражьего булата, Отважно стой и мсти за брата И презирай клеветника!
Люби трудов благую сладость, Науки, песни и вино; Одной красавице — всю младость: С ней мрак и свет, печаль и радость, Уста и сердце заодно!
Но бодро кинь сей мир прекрасной, Когда зовет родимый край: За Русь святую, в бой ужасной, Под меч судьбины самовластной Иди и живо умирай!
Цвети же, Русь! Добро и слава Тебе, отчизна бурсака! Будь честью первая держава, Всегда грозна и величава, И просвещенна, и крепка!
" Когда умру, смиренно совершите "
Когда умру, смиренно совершите По мне обряд печальный и святой, И мне стихов надгробных не пишите, И мрамора не ставьте надо мной.
Но здесь, друзья, где ныне сходка наша Беседует разгульна и вольна; Где весела, как праздничная чаша, Душа кипит студенчески-шумна, —
Во славу мне, вы чашу круговую Наполните блистательным вином, Торжественно пропойте песнь родную И пьянствуйте об имени моем.
Все тлен и миг! Блажен, кому с друзьями Свою весну пропировать дано; Кто видит мир туманными глазами И любит жизнь за песни и вино!..
" Разгульна, светла и любовна "
Разгульна, светла и любовна Душа веселится моя; Да здравствует Марья Петровна. И ножка, и ручка ея!
Как розы денницы живые, Как ранние снеги полей — Ланиты ее молодые И девственный бархат грудей.
Как звезды задумчивой ночи, Как вешняя песнь соловья — Ее восхитительны очи, И сладостен голос ея.
Блажен, кто, роскошно мечтая, Зовет ее девой своей; Блаженней избранников рая Студент, полюбившийся ей!
ПРОЩАЛЬНАЯ ПЕСНЯ
В последний раз приволье жизни братской, Друзья мои, вкушаю среди вас; Сей говор чаш — свободной дружбы глас — Сей крик и шум — разлив души бурсацкой, Приветствуют меня в последний раз.
Заутро день засветится мне новый; Свежо вздохнет младая грудь моя; Веселыми очами встречу я Родимые долины и дубровы… Где ж вы, мои разгульные друзья?
Могучий бог ведет меня далече От вас, моих сограждан-бурсаков! Найду ли где поэзию трудов, Наш дивный быт и пламенное вече, Живую жизнь и мысли без оков?
О! будь же вам звездою путеводной, Друзья мои, свобода юных лет! Да радостно, средь удалых бесед, Она хранит ваш дух своенародной И сумрачный вам озаряет свет.
А мне, друзья, отрадою священной Останется счастливая мечта Про вас и Дерпт, про милые места, Где я гулял, младой и вдохновенной, И с вами пел: все миг и суета!
Цикл "Dubia"(1822–1829)
POSTSCRIPTUM
Твердо будучи уверена, Что вы с удовольствием Курите сей сорт табака, Взяла я смелость послать К вам один фунт Оного, и надеюсь, что Вы не откажете мне В благосклонности принять Картуз сей подарком На первый день апреля.
ДОМ СУМАСШЕДШИХ В ДЕРПТЕ
От учения уставши, Наконец пришел к себе, И все книги побросавши, Растянулся на софе. Прочитать хотел Рамбаха, Чтоб немного отдохнуть, Но игранье Зегельбаха Приказало мне заснуть.
Я заснул, но мне приснился, Други, пречудесный сон: Предо мной будто явился Наш приятель Петерсон.
"Долго ль, — он сказал, — лениться, Нежиться по пустякам. Вечер славный! и пройтиться Непременно должно нам!"
— Делать нечего! согласен, Но куда же мы пойдем? "Левенштернов сад прекрасен! Там мы, может быть, найдем"…
— Понимаю! — мы пустились, Но, о ужас! Что ж потом Вместо сада нам явилось: Боже! сумасшедших дом!
В Юрьеве дом сумасшедших? Вот и надпись! Ну, прочтем: "Пристань для умов отцветших". Не налево ли кругом? Чтоб каким-нибудь случаем В пристань нас не занесло!" — Нет, зайдем; авось, узнаем Из знакомых кой-кого!
Мы вошли в огромну залу О шести больших дверях; Надпись каждой объявляла О живущих там гостях. Первый тут отдел поэтам, А второй — профессорам! Остановимся на этом; Прежде к ним пойдем… а там,
Если станет нам охоты, И других мы посетим: От своей давясь перхоты, И чахоткой одержим, Вот Паррот многоученый С бюстом Невтона сидит, То целует, то взбешенный, С гневом на него глядит.
"Все равно, — он восклицает, — Что Паррот и что Невтон. Славен он, — все уверяют, Но кому ж он одолжен? Быть великим я позволил, Чрез меня он и велик: Он мою прочесть изволил "Theoretische Physik".
Вот наш Эверс: пред картиной Гнев его являет вид; С толстою сидит дубиной И кому-то в ней грозит. Я взглянул: с брегов Балтийских Рюрик с братьями спешит Скипетр взять князей российских Над славянами княжить. Эверс крикнул: "То докажет пусть дубина, Что везде я так нашел". И давай тузить геройски И картину, и князей, К берегам чтоб Черноморским Князь шел с братьею своей…
ДРУГУ
