Такая любовь - Павел Когоут
Лида. Он хотел на мне жениться, и я согласилась, потому что он хороший человек и потому что я его… потому что я ничего против него не имела…
Человек в мантии. Матисова! В протоколе записаны ваши слова. (Листает бумаги). На вопрос Милана Стибора: «Ты меня не любишь?» вы ответили: «Разве ты не видишь?», а на его настойчивое «Лида!» сказали: «Смотри у меня, не простудись». Эти слова, произнесенные соответствующим тоном и подкрепленные поцелуем, означают приблизительно одно и то же. Разве из всего этого, как и из других фактов, он должен был сделать вывод, что вы всего-навсего «ничего не имели против него»?
Лида. Вы намного старше меня. Скажите, вам никогда не случалось отвечать определеннее и серьезнее, чем вам бы хотелось, только для того, чтобы не причинять страданий?
Человек в мантии. Иными словами, вы определяете сущность своего отношения к нему как сострадание. И сообщаете, что вы его не любили в полном смысле этого слова.
Лида. Нет, не так! Я любила…
Человек в мантии. Так что же — любили или не любили?
Лида. Пожалуйста, не кричите… Любовь, вероятно, сложнее… Вы никогда не были влюблены?
Человек в мантии (ворчит). Позвольте… спрашивать буду я. Итак, вы его скорее любили, чем не любили. Хорошо мы поняли друг друга? В таких случаях решающими являются дальнейшие обстоятельства. Осведомленность о его чувстве, данное слово, бережное отношение к его престижу…
Лида. Послушайте! Вы что, любитель вивисекции? Разве мало я сама себя мучаю? И Петра я измучила, он пошел проводить свой первый семинар, и мое молчание утром тревожило его больше, чем… У входа на факультет он остановился…
Кинопроекция: тротуар перед порталом с колоннами. Позднее утро. Издалека доносится разноголосый повседневный шум. Моросит дождь. Лида делает несколько шагов вперед, потом медленно возвращается к стоящему Петру.
Петр. Лида! Лида, чего ты боишься?
Лида (внезапно падая духом). Позора…
Петр. Послушай, Лида, но разве мы живем в средние века? Разве это позор — не выйти за человека, которого не любишь? А выйти за него — как это называется?
Лида. Но я ему…
Петр. Он заморочил тебе голову до того, что ты поверила, будто его любишь. Слава богу, ты вовремя разобралась. Конечно, приятного мало, но все же так лучше и для него и для тебя.
Лида кладет ему голову на плечо.
Человек в мантии. Эй, молодые люди!
Петр (в порыве чувства гладит ее волосы). Лидочка, ты моя умная, ты моя печальная. Как ты можешь сегодня мучиться? (Продолжает тише и серьезнее). За четыре года много воды утекло… Я еще не сказал тебе…
Лиду испугала новая нотка в его голосе, она подымает голову.
Лида. Ты меня любишь?
Петр. Люблю.
Лида. Значит, ты сказал мне самое главное.
Целуются среди бела дня.
Человек в мантии. Промокнете!.. Вас кто-нибудь увидит… (Но они все целуются, не замечая, как мимо проходит Майка Грабетова: увидев их, она окаменела). Ну вот, пожалуйста…
Майка. Боже мой, Лида… что это…
Человек в мантии. Она «нормально задумчива».
Майка. А это ассистент Петрус?
Человек в мантии. Не имею представления. Продолжайте, пожалуйста.
Машет рукой, чтобы она ушла со сцены. Влюбленные уже не целуются, они держатся за руки и глядят в глаза друг другу. Петрус восторженно шепчет.
Петр. Сегодня я буду читать для тебя.
Лида (ищет платок в сумочке). Как я об этом узнаю?
Петр. Как? Ну, например… например, я подам тебе условный знак, ладно? Хотя бы вот так — положу руку на галстук… (оба смеются). Лида, Лида, ты всегда превращаешь меня в мальчишку… но это чудесно!
Увидал в ее сумочке фотографию, быстро вытащил.
Лида. Отдай!
Петр. Не отдам! Чтобы ты всегда была со мной.
Лида. Разве можно быть больше с тобой, чем я? (Вытирает мокрые глаза, смотрится в осколочек зеркала). Я в порядке?
Петр. В наилучшем порядке!
Еще раз целуются.
Лида. Ни пуха ни пера!
Уходит. Петр провожает ее глазами, потом идет следом. Человек в мантии пытается его остановить.
Человек в мантии. Послушайте, друг мой…
Но к Петрусу уже подходит широкоплечий парень. Он стряхивает воду со шляпы и дружески берет Петруса под руку.
Тошек. Ну как, товарищ Петрус? Сегодня твоя первая лекция?
Петр. Честь труду, товарищ Тошек!
Тошек. Только — надолго ли ты к нам?
Петр (слегка обеспокоен). А в чем дело?
Тошек. Китай-то не за горами.
Петр. Какой Китай?
Тошек. Петрус, да я ведь о твоей поездке. О тебе уже запрашивали.
Петр (понял, просиял). А, вы про это! Чудесная погода, не правда ли?
Тошек (взглянул на мокрую улицу, потом на Петруса). Да ведь льет…
Петр (удивленно улыбаясь). И верно…
7
Петрус входит в здание факультета. Тошек задерживается, остановленный жестом Человека в мантии.
Человек в мантии. Свидетель Антонин Тошек, год рождения 1911, работник отдела кадров факультета.
Тошек. Все точно.
Человек в мантии. Вы знаете ассистента Петруса?
Тошек. Да… Конечно, только по документам, это у нас новый кадр. Но он приехал к нам из Брно, а на характеристики из Брно можно положиться, там работает толковый товарищ…
Человек в мантии. Что написано в характеристике?
Тошек. Судя по характеристике, Петрус — сознательный и честный человек. Основал там парторганизацию, полгода работал на стройке, вел кружок политграмоты. К тому же он исключительно одаренный ученый. Знаете, я не специалист, но семейное право…
Человек в мантии. Меня прежде всего интересует он сам…
Тошек. А в чем дело? Есть что-нибудь компрометирующее?
Человек в мантии. Об этом-то я вас и спрашиваю.
Тошек. Ах так. Нет! Как я уже сказал, мне он кажется весьма положительным, и я не удивляюсь, что его выбрали для поездки в Китай. У него все данные.
Человек в мантии. Какие?
Тошек. Я уже сказал: политически зрелый, способный, упорный…
Человек в мантии. Дальше?
Тошек. Здоровый, с характером…
Человек в мантии. Еще?
Тошек. Женатый.
Человек в мантии (удивленно). Женатый?
Тошек. Женатый. В такие командировки мы стараемся посылать женатых. Это для него большой плюс…
Человек в мантии. Весьма относительный…
Вспыхивает кинопроекция: в глубине сцены — кабинет, где происходит семинар. Двадцать человек аплодируют вводному слову Петруса. Петрус сидит верхом на стуле, лицом к слушателям. Речь его становится все более одушевленной, так как он обращается прежде всего к Лиде.
Петрус. Сменялись правители, сменялись поколения, сменялись общественные системы. А женщины страдали по-прежнему. Потом наступил день, когда они вместе со своими отцами, возлюбленными и
